Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга - Николай Зенькович

Прошла неделя, и президент поручил мне формиро­вать правительство Черномырдина. «Вы, — гово­рит, — работайте один. Никому не показывайте, пока я не посмотрю». Президент он и есть президент — при живом премьере поручать формирование правительст­ва первому вице... Видите, он сразу нас разделил. Дальше с Виктором Степановичем мы уже не работа­ли, как раньше. И думаю, что уже никогда не будем.

Я формировал это правительство. Вручную писал фамилии министров и клеил на листе ватмана. У меня есть фотография, как его расстилаю перед Ельциным. Тогда я, кстати, и предложил ввести в правительство Сосковца... Виктор Степанович со мной не согласился и доказал, что Сосковец в правительстве не нужен, так как он работал всю жизнь в Казахстане и мало знает Россию. Сосковец появился уже без меня в силу того, что здоровый мужик, спортсмен, может, поближе стал к президенту. Не как вице-премьер, а как человек. Здесь уже другие отношения наступают.

Когда команда только собиралась, были люди, которые старались президенту все время позвонить — и в пятницу, и в субботу, и в воскресенье. О себе напомнить, показать, что работают. Как-то Борис Ни­колаевич всех собрал и сказал: «Берите пример с Шу­мейко. Он меня вообще не трогает. Я-то вас всех вижу. И прекрасно знаю, кто из вас что делает, как работает. И не надо мне ничего показывать». И он действитель­но видит, что кто делает, как делает и зачем. И всех в памяти держит. Я мало таких людей видел.

Сильно удивил Коржаков. Выходит, я его недоста­точно знал. Но когда встречаешься в основном на игровой площадке или за столом, может, что-то и ус­кользает. Я не предполагал, что он такое может напи­сать. Я так и не стал читать. Жена про меня куски зачитывала, я ей показывал, где он неправду говорит. Вот этот знаменитый «генерал Дима» поработал у ме­ня в секретариате за штатом три месяца. А уж столько всего понарассказано...

Там есть такой эпизод. Коржаков пишет, мол, при­шли к нему Шумейко и Баранников просить за Якубов­ского и якобы выпили при этом четыре бутылки конья­ку. А потом Коржаков-де пошел к президенту, рас­сказал, какой опасный этот Якубовский, и вроде как государство спас. Но ведь все было совсем не так. Уж память у меня... почти феноменальная.

Я был у президента, вышел из его кабинета. Встре­чаю в коридоре Баранникова. Баранников мне гово­рит: «Володя, ты знаешь, Мише-то Барсукову очеред­ное воинское звание присвоили. Пока мы здесь в Крем­ле, пойдем обмоем вместе с ним». — «Нет вопросов. А где он может быть?» — «Пошли, он скорее всего у Коржакова». Приходим к Коржакову. Он там, и мы вчетвером обмыли эту звездочку. Выпили одну-единственную бутылку коньяку и расписались на этикетке в память об этом. Можете спросить у Барсукова, если у него эта бутылка сохранилась. Когда мы уже уходи­ли, Коржаков завел разговор с Баранниковым — как бы ради интереса, типа одна спецслужба у другой спрашивает: «Слушай, что там с Якубовским?» Баран­ников отвечает: не трожь, это мой человек, сам с ним разберусь. И все. И метили этого Якубовского всего на должность руководителя отдела административных органов аппарата правительства...

Президент мне звонит и говорит: «Все, я подписал указ, вы с 7 июля — первый вице-премьер». Я в один день перехожу в правительство. А как только занял кабинет, ты уже вице-премьер. Никому неинтересно, есть у тебя секретариат или нет. Срочно надо было добрать шестнадцать человек — в один день. Насчет Якубовского звонили Кобец, Баранников, еще пара депутатов: слушай, отличный парень, посмотри на не­го.

Ну приезжает Якубовский. Я сразу насторожился. Когда человек приходит в высокий кабинет и допус­кает матерные слова и с места в карьер рассказывает, как он звонил председателю Верховного Совета СССР, ездил к министру обороны Язову, как в Германии имущество спасал, фотографии сразу показывает: вот я, а вот президент, — становится ясно, что это за деятель. Так потом и вышло. Я просто вынужден был собирать этот секретариат. Это сейчас хорошо — Немцов при­шел, ему позволили из Нижнего Новгорода человек шесть взять. У меня-то таких возможностей не было.

Я двадцать восемь дней в прокуратуру ходил из-за того, что разрешил оставить два корабля в Литве. Возглавлял комиссию по выводу наших войск из Бал­тики. Так меня вызывали к следователю по особо тяжким, пытали, почему продал не через спецорганы. Да если продавать через спецорганы, то их надо было на стапеля ставить, обдирать, красить... Кто с этим бы возился? Теперь говорят: вот, мол, Шумейко молодец, правильно все решил. Знали бы они, сколько я в проку­ратуре потом объяснялся.

Выделил я Тяжлову деньги. Но они потратили на покупку детского питания 1 миллион с чем-то, а ос­тальное пустили на то, чтобы построить самим завод по производству детского питания. Вызывает меня следователь и говорит: «Куда они деньги дели?» Я го­ворю: «А я откуда знаю?» Завелся, конечно, звоню Тяжлову: «Иди сюда, рассказывай». Он говорит: «Так и так, решили не тратить деньги на питание, а самим его производить. Железо уже завезли». Правильно они поступили, по-хозяйски. Хотя, может, чего-то и нару­шили. Но с другой стороны, для того мы и сделали федеративное государство, чтобы не указывать губер­натору, где сортиры строить...

Следователь мне: «Ну и нервы у вас. Можно ска­зать, под расстрелом, а не волнуетесь».

Меня с Рыбкиным как руководителей палат пар­ламента ввели в Совет безопасности за одно заседание до того, как было принято решение вводить войска в Чечню. Пришел я, меня сразу окружил силовой народ, да и не силовой. Говорят: «Наконец-то пришел, ты-то и обеспечишь принятие чрезвычайного положе­ния». А я отвечаю: «С какой радости?» А это уже было после того, как танкистов по контракту туда отправи­ли, перебили их там. Начался Совет. Человек встает и говорит: «Вот мы договорились с лидером оппози­ции Автурхановым, он вам письмо пришлет, Борис Николаевич, а вы объявите чрезвычайное положение».

Тут я встал: «Борис Николаевич, не имеет права прези­дент 150-миллионного государства объявлять ЧП в одном из регионов по какому-то письму. Я как председатель Совета Федерации сделаю все, чтобы оно не было принято». Сразу гробовая тишина. Ельцин подумал и сказал: «Прав Шумейко. Абсолютно прав. Идите и ищите другое решение».

Галина Старовойтова — о самой себе. Без ретуши.

Я способна выпить много. Потому что прошла опыт кавказских этнографических экспедиций и рабо­тала у Бориса Николаевича Ельцина. Во втором случае было легче. В первом приходилось пить в сорокагра­дусную жару чачу двойной перегонки... Уже наши мужчины валялись под столом, а я держалась...

Старовойтовы вообще не воруют.

Лет шесть назад говорили, что это я разгромила Советский Союз и все испортила. Сейчас уже поняли, что существуют более сильные — объективные процес­сы, чем усилия одной женщины...

Фильмы Невзорова страдают признаками некото­рых болезней. У меня диплом психолога, так что могу утверждать это профессионально.

Когда я появлялась на улицах, за мной бежали люди с просьбами написать депутатский запрос.

Мэр Пскова нормально ведет себя. Как демократ. Вызывает коммунистов и говорит, что разрешает им 7 ноября пройти таким-то маршрутом. Шаг вправо, шаг влево, — сниму памятник Ленину.

На жену Собчака Людмилу следователь орал: сей­час буду обыскивать, раздевать, разувать! Она отвеча­ла: «Валяй, давай, у меня есть депутатская неприкос­новенность, но я готова». Кстати, Собчаку стало плохо с сердцем тогда, когда представил, что его жену сейчас станут раздевать омоновцы и следователи.

Мой третий муж не очень молодой. Ему 55 лет. Меня, кстати, Виктория Токарева на приеме в Кремле на днях спросила: «Галя, вы вышли замуж, а сколько ему лет?» Я ответила, а она: «Боже мой, какое счастье, какое счастье! Я так боялась, что вы за какого-нибудь Киркорова выскочили».

Мне к свадьбе даже платье некогда было купить. На мою фигуру купить не так легко — надо шить.

У мужа любовь ко мне с первого взгляда. Он увидел меня по телевизору в 90-м году, но не знал, что судьба нас сведет. Его друзья спрашивали — не боишь­ся жениться на умной женщине? Андрей ответил — я очень устал от дур.

После свадьбы мы с ним занимались активной политической деятельностью.

Первая брачная ночь не была первой.

Лидер в семье, думаю, я.

Британский посол Эндрю Вуд прислал мне пригла­шение посетить посольство на празднование дня рож­дения королевы Великобритании: «Госпоже Старовой­товой с супругом, господином Старовойтовым». А он Волков. Я даже не знаю, показывать ли ему это при­глашение.

Муж сам стирает. И потом, он живет с мамой.

Депутат Василий Шандыбин регулярно подходит поговорить со мной на интимные темы. Всегда рас­сказывает о своих мужских достоинствах, говорит, что мы должны встретиться на нейтральной почве.