Белая лошадь, черные ночи (ЛП) - Марсо Иви

― Вот так?

Она бьет своим маленьким кулачком в мое солнечное сплетение со всей силой облачка, летящего по ветру.

Я ухмыляюсь.

― А теперь приложи немного силы. ― Ее брови поднимаются при мысли о насилии, но она еще сильнее бьет меня кулачком.

― Попробуй еще раз, ― приказываю я.

Она бьет с большей силой.

― Еще раз.

Она замирает и смотрит на меня.

― А что, если я сделаю тебе больно по-настоящему?

Я смеюсь:

― О, маленькая фиалка. Ты не можешь причинить мне боль.

Ее челюсть напрягается, как будто она не оценила мою браваду. Она наносит удар, но на этот раз бьет прямо в грудь, слева, туда, где еще не до конца затянулись раны, нанесенные дикой кошкой. Я дергаюсь, но не потому, что боль сильная ― нет, а потому, что эта умница попыталась ударить в слабое место.

― Значит, ты хочешь драться грязно, да? ― В моем голосе звучит резкость.

Она крепко сжимает кулак.

― Я хочу, чтобы ты воспринимал меня всерьез.

― О, я отношусь к твоей безопасности так же серьезно, как к лезвию у моего горла.

Она выпрямляется, поднимает подбородок, оценивая свои маленькие кулачки.

― А теперь покажи мне, как защититься от мужчины.

― Мужчины? Леди Сабина…

― Должно же быть что-то, что я могу сделать. Ты хочешь сказать, что я должна просто смириться, что мужчина сильнее?

Она уже намекнула, что я не отношусь к ее безопасности серьезно, поэтому я хочу дать ей то, что она хочет. Она такая маленькая, что даже мысль о том, как легко ее может одолеть любой головорез, вызывает у меня гнев.

― Твоей силы недостаточно, поэтому тебе придется использовать подручные средства, имеющиеся в твоем распоряжении. Ты можешь попросить о помощи животных, которые кусаются и жалят. Воспользуйся этим.

― Использовать животных? ― Ее лицо бледнеет. Она решительно машет головой, отклоняя мое предложение. ― Нет. Я не могу.

Мне требуется минута, чтобы понять.

― А. Мертвая дикая кошка. Понятно. Ты не хочешь подвергать риску других животных, так?

По ее лицу пробегает боль.

Догадавшись, что прав, я уверенно говорю:

― Значит, надо найти способ отрастить тебе когти.

Она встречает мой взгляд, заинтригованная.

― Как?

Я достаю из кобуры на бедре свой охотничий нож. Это широкий десятидюймовый клинок с тяжелой латунной рукоятью, подаренный мне лордом Райаном в качестве приза, когда я убил волка, напавшего на одну из призовых лошадей Валверэев.

Я сжимаю рукоять в ее маленькой ладони.

― Эта рукоять была сделана для моей руки, а не для твоей. Когда мы прибудем в Дюрен, я сделаю для тебя клинок подходящего размера. Что-нибудь маленькое и в ножнах, чтобы ты могла спрятать его под одеждой.

― О, ― тихо сказала она, обхватывая пальцами латунную рукоять. ― Я не смогу тебе заплатить.

Заплатить мне? За то, что она будет в безопасности? Я бы заплатил ей тысячу монет, если бы она только пообещала всегда держать при себе клинок. Даже пройдя вместе через половину Астаньона, она, похоже, так и не поняла, что я существую, чтобы служить ей, а не наоборот.

Я тихонько смеюсь.

― Считай это свадебным подарком.

Она бросает на меня противоречивый взгляд.

― Не многие ассоциируют свадьбу с клинком. ― Она играет с острием лезвия, нежно прижимая его к месту, напротив моего сердца. ― Но я согласна.

У меня перехватывает горло. Потому что мы одинаковые, думаю я. Оба брошены. Оба вынуждены выживать самостоятельно.

Такой девушке не нужны рубины и золото. Ей нужны когти.

Она слегка надавливает на кончик ножа, натягивая, но не повреждая мою кожу.

― А что, если, когда мы доберемся до Сорша-Холла, у меня не будет клинка? Мне кричать?

― Хм, ― замялся я, не желая сразу отвергать ее идею. Да, верно. Вероятность того, что в Сорша-Холле кто-то откликнется на крик о помощи, столь же низка, как встреча с облачными лисами. Сорша-Холл ― это не благонравный монастырь, наполненный тихими молитвами и благовониями. Крики ― это гребаная повседневность. В бальном зале постоянно происходят спортивные бои, не говоря уже о стонах из спален.

― Переключи его внимание, ― говорю я вместо этого. ― Это лучший вариант. Отвлеки внимание нападающего и беги.

Она выравнивает свою стойку, как я ее учил.

― Вот так?

Она поднимает кулак, готовая к новому удару, но я колеблюсь, оглядывая ее изгибы под безразмерной футболкой.

― Я не хочу оскорблять твои чувства, миледи, но зачастую есть только одна причина, по которой мужчина нападает на девушку, которая выглядит как ты. Он, скорее всего, сможет одолеть тебя физически, но такое нападение сделает уязвимым и его.

Ее щеки приобретают красивый оттенок розы, когда она улавливает смысл моих слов, и она медленно опускает кулаки, но сохраняет яростную стойку. Сухим, ровным голосом она говорит:

― Хорошо.

― Хорошо?

― Покажи мне.

В моей груди расцветает предвкушение. Я и так прикасался к невесте своего господина во время этого спарринг-урока гораздо больше, чем положено, а теперь она просит еще?

Я могу сколько угодно говорить себе, что это ради ее безопасности, но это не значит, что я не буду рад любой возможности ощутить прикосновение ее мягкого тела. Я просто теряю рассудок от того, как сильно мне нравится прикасаться к ней. Мужчина получше ответил бы ей, что сказанного достаточно, и она может продолжить занятия с мужем.

Но я не лучший мужчина.

― На землю, ― приказываю я.

Она с готовностью подчиняется, опускается на колени, не сводя с меня круглых глаз. Затем садится и откидывается на локти в покорной, открытой позе, выжидательно глядя на меня сквозь длинные ресницы.

Черт. Меня уже можно повесить за похотливые мысли, что пронеслись в моей голове, когда я увидел невесту своего хозяина, лежащую вот так на земле передо мной.

С пересохшим горлом я опускаюсь на колени, обхватывая ее талию одной рукой. Она на расстоянии поцелуя от меня, ее губы приоткрыты, дыхание учащается и сбивается.

Я хрипло говорю:

― Мужчина, особенно возбужденный, наиболее уязвим в паху. Именно там стоит попытаться причинить ему боль. Он знает, что ты будешь сопротивляться, поэтому будет начеку. Лучшее, что ты можешь сделать, ― это успокоить его. Не борись с ним ― по крайней мере, поначалу. Пусть он думает, что ты сама этого хочешь.

Она задумчиво хмурится при этом предложении. Отвращение сквозит в ее голосе:

― Ни один мужчина, который хочет кого-то изнасиловать, не поверит, что женщина этого хочет.

О, маленькая фиалка, думаю я, вспоминая все мерзкие разговоры, которые я подслушивал в армейских казармах. Ты не знаешь мужчин.

― Он поверит, ― мрачно клянусь я, так серьезно, что хмурость исчезает с ее лица. ― Мужчины обладают поразительной способностью лгать самим себе, если они хотят в это поверить. Заставь его думать, что ты этого хочешь, а потом, когда он ослабит бдительность, подними колено вот так, сильно и быстро, насколько сможешь.

Я протягиваю руку между ее раздвинутых ног, чтобы подхватить ее под колено, а затем поднимаю ее ногу вверх, чтобы она встретилась с нижней частью моей промежности. Она подчиняется, перемещая бедра, чтобы занять более удобное для удара положение. Когда ее колено касается моего паха, я только и могу, что не дышать. Я не получаю никакого извращенного удовольствия от того, что притворяюсь, будто принуждаю женщину, но я чертовски возбужден от того, что Сабина Дэрроу находится у меня между ног.

― Если у тебя есть нож, сейчас самое время его достать. ― Я беру ее руку и кладу на свой голый живот, над мягкими внутренними органами. ― Ударь ним в нижнюю часть живота. Вот сюда.

Ее пальцы прочерчивают дорожку по моей голой нижней части живота, нащупывая указанное мной место. Я заглушаю стон, поднимающийся в моем горле. Не я один воюю с собой из-за всех наших прикосновений и поглаживаний. Сабина пытается скрыть это, но ее тело выдает ее. Она демонстрирует все признаки возбужденной женщины: неглубокое дыхание, расширенные зрачки, острый, сладкий запах похоти между бедер. Может быть, она так же, как и я, путает драку и секс. Возможно, она никогда раньше не была в таком положении с мужчиной, поэтому ее невинное тело не знает, как реагировать.