Корпорация - Виктория Беляева

– Вот стерва, – растерянно вздохнул Малышев, разглядывая глянцевые снимки.

Мало им было летучего утреннего совещания – порешили собраться вечером, в закрытом зале клуба-ресторана, что существовал без всяких помпезных вывесок в тихом переулке московского центра. Денисов, прибывший на «стрелку» чуть раньше росинтеровцев, пообещал сюрприз – и вынул из портфеля пакостный журнал.

– Ничего не понимаю, – прозвучал, наконец, Старцев, – Какого олигарха?… Серега, это ты, что ли, молодой олигарх?… – энергичные кивки зашедшегося в смехе Денисова подтвердили старцевские подозрения, – Погоди… Какая еще квартира на Ленинском?… Ты хатку там прикупил?…

– Эть!… – Малышев швырнул на стол журнал, – Не прикупал я ничего…

А Денисов сообщил немедленно:

– Ты, Олег, на фото посмотри… Интерьерчик-то знакомый…

Под жирной подписью «Гнездо банкира» красовались цветные фото, изображающие и впрямь смутно знакомое что-то… холл в коричневатом камне… гостиная с гнутыми спинками кресел… Старцев наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где мог это видеть, но на помощь снова пришел Денисов:

– Это ж гостевая хата на Ленинском…

О, в самом деле… Апартаменты в старом, роскошной постройки доме на юго-западе Москвы, были приобретены и отделаны «Росинтером» пару лет назад – специально для гостей столицы, дружественных Корпорации, которые по каким-либо причинам не желали селиться в отеле или в одном из гостевых коттеджей Озерков. Однако же, подпись под первой фотографией гласила: «Интерьер московской квартиры президента „Росинтербанка“ Сергея Малышева».

– Что за… – начал Старцев, но тут Малышев, сдаваясь, махнул рукой:

– Ладно!… Рассказываю…

И рассказал. Недели две, что ли, назад, попыталась добраться до него какая-то журналисточка. Малышев, повторяющий, что «Деньги любят тишину», и не желающий становиться объектом внимания прессы, ее, конечно, не принял. Прямого отказа корреспондентка не получила, но из приемной Малышева ее вежливо переадресовали к начальнику отдела по связям с прессой Артему Еремину.

Тема знал, что делать с такими просительницами.

Всех пишущих и снимающих Еремин подразделял на пять категорий: журналистов, журналюг, журналяк, журналёров и журналюшек. Любого из обратившихся в пресс-службу «Росинтера» он мгновенно относил к какой-либо категории и действовал уже в соответствии с этой своей сортировкой.

Журналистами были для Темы корреспонденты деловых изданий, специализирующиеся на большом бизнесе, финансах, экономике и политике. Это были толковые и в меру циничные ребята из «Бизнесмена», «Портфеля», «Русского бизнеса», еженедельников «Средства» и «Сила», нескольких общественно-политических газет с поставленными на широкую ногу полосами бизнеса. Сюда же относились наиболее корректные и грамотные товарищи из экономических отделов ведущих информагенств.

С журналистами «Росинетр» активно дружил, им Тема Еремин давал по возможности зеленую улицу и лично под локоток проваживал к интересующим ньюсмейкерам. Однако, даже для журналистов, не говоря уж о прочих, наглухо была закрыта дверь Президента ЮНИМЭКСа и Росинтербанка Сергея Малышева – за него на каверзные вопросы отвечал предправления Овсянкин-сэр.

Журналюгами именовались корреспонденты изданий поплоше – приезжающие с периферии плохо одетые молодые люди, очень старающиеся сделать карьеру в Москве. Журналюги вертелись волчком, на ходу подметки рвали – однако ж, не хватало им отчего-то необходимого в тонком журналистском деле такта, не хватало элементарных знаний в области бизнеса, расстановки сил в рядах российской элиты… И оттого материалы их грешили предвзятостью, а иногда и глупостью откровенной. Наиболее талантливых из журналюг Еремин брал на заметку и нянчил трепетно, незаметно помогая шагнуть на новую карьерную ступеньку при помощи забойного какого-нибудь текста, созданного не без его, ереминской, помощи… Такие ребята со временем, показав себя и перебравшись в более престижные издания, входили в прочный росинтеровский пул.

Журналяки состояли, в основном, из старой гвардии – побитых молью и постперестроечными ветрами бойцов советской еще журналистики. Стареющие мужики и необъятные женщины в одинаковых серых пиджачишках, заляпанных канцелярским клеем, они доживали свои дни в пыльных редакциях третьеразрядных газетенок, теряли профессиональный пыл и любознательность, писали скучно, неумно – и Корпорацию в лице Еремина не интересовали.

Жерналёры – те и вовсе не по профилю были. Лощеные и манерные, с невнятной половой ориентацией господа, интересовались больше делами светскими, и наведывались к Еремину лишь изредка, когда в глянцевых журналах тошно становилось от обилия забугорных звезд и хотелось чего-то свеженького – чего-нибудь о личной жизни звезд российского бизнеса, например… С ними Еремин бывал вежлив, корректен, но ни разу ни одному из журналеров не довелось получить от Темы хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее интересную информацию.

А журналюшек для Еремина не существовало вовсе. Прыткие девушки без царя в голове и без сложившейся специализации, вчерашние выпускницы журфака, они пытались писать обо всем, и обо всем писали одинаково плохо. Добывая же информацию, надеялись прежде всего на всемогущую, как им казалось, силу собственных сисек и прочих прелестей.

Девчушку из журнала «Лица Столицы» Еремин, не колеблясь, отнес к числу журналюшек, и запел песню о том, что да, конечно, требуемая информация может быть ей предоставлена, но не сейчас, сейчас не время… после как-нибудь… как-нибудь потом…

На самом деле Еремин знал твердо, что никогда и ничего из требуемого девчушка не получит, ибо требовала она невозможного: фоторепортаж из святая святых – жилища таинственного молодого банкира Малышева. Пропев свою песню, Еремин положил трубку и о журналюшке забыл, не предполагая даже, чем обернется журналюшкино упрямство.

Девочка же, сообразив, что официальным путем ничего ей не добиться, поступила следующим манером: вызнала откуда-то номер бронированного малышевского BMW и, продежурив несколько часов у выезда из подземного гаража Центрального офиса, буквально упала на капот черного автомобиля, сделав малышевское отступление невозможным.

– Дождь шел, – разъяснил Малышев, – Она без зонта, мокрая насквозь, зубы стучат… И что прикажете с ней делать?…

Делать было нечего: девочку усадили в машину и повезли греться. Но не в Озерки, и не в городскую квартиру Малышева в Крылатском, а на Ленинский, где простаивала пустая гостевая «хатка», и куда Малышев таскал переодически случайных подружек.

Галантный «хозяин» квартиры предложил гостье горячий душ и сухой махровый халат, а когда она в этом своем халате, раскрасневшаяся и волнующе влажная вышла из душа, случилось то, что случилось. И пока утомленный Малышев делал вид, что спит в чужой, коротковатой для него кровати, девица, чрезвычайно довольная собой, неслышно шуршала по комнатам, делая снимки миниатюрной цифровой камерой.

– Девочка-то настоящая профи!… – смеясь, заметил Денисов, – С такой прытью она, глядишь, и до Пулитцеровской премии доберется…

Но старший товарищ его мнения не разделил.

– Нет, – Старцев покачал головой, – Не профи. И профи никогда не станет. Потратить столько сил, приложить мозги, хитрость, изворотливость… и в результате получить пшик!… Написала-то ерунду и неправду… Нет, – и Старцев снова покачал головой, – Не профи…

Подоспел сомелье, за ним – официант с подносом, на котором высилось несколько темных бутылок с нарочито простыми белыми этикетками, и несколько же винных бокалов различной конфигурации. Началась элегантная возня с откупориванием, артистичным разливом бледно-золотых жидкостей (сегодня пили бургундское белое), причмокиваниями, прицокиваниями, франкоязычным интимным лопотанием. Дегустировал Старцев, младшие же следили за его выражением, и Старцева потешило, что их лица, как зеркала, отражали эти выражения – от недоуменного «Ну, не знаю, не знаю…» до одобрительного «Неплохо!»…

– Вот это! – определился, наконец, президент «Росинетра», отпив из бокала с чашей низкой и широкой.

– О!… – восхитился сомелье, – Прекрасный выбор!… Chassagne Montrache, девяносто третьего года, прекрасный урожай, прекрасный вкус…

Старцев отреагировал на неумеренные восторги взглядом быстрым и косым, и сомелье немедленно умолк и исчез вместе со всем своим винным хозяйством.

– Вот мне тут рассказали, – вернулся к оставленной теме Денисов, потягивая бургундское, – Про Мерцалова…

Мерцалов, владелец крупной фармацевтической компании, классический «новый русский» со всей необходимой этому статусу атрибутикой – готическим особняком, некогда принадлежавшим царской любовнице, женой-блондинкой, глазастым «Брабусом» и всевозможными «понтами» – давно уже стал в бизнес-среде своеобразным клоуном. Истории о нем, выдуманные и реальные, пересказывали друг другу как анекдоты.