Интермир. Серебряная греза - Нил Гейман

– Раздроблена ключица, смещение челюсти, растяжение запястья.

– А с этой? – методично спрашивал бесстрастный голос. Он уже не походил на папин.

– Сложный перелом предплечья, сломаны три пальца, одиннадцать швов, вывих лодыжки.

Удаляющиеся шаги.

– Что здесь? – Голос звучал глухо, словно человек стоял ко мне спиной.

– Ушибы. Истощение и обезвоживание. Глубокий обморок от перерасхода энергии. Он пытался своей защитой укрыть товарищей.

Знакомый запах. Неподвижный воздух остро пах лекарствами… Я в лазарете.

– Этот?

– Проксимальный перелом плеча, ушиб ребер. Наглотался пыли, но пещера спасла его от бо́льших напастей.

Это про меня. Я хотел пошевелиться – мол, я в сознании, – но мышцы отказались выполнить приказ мозга.

– Пострадали все, погиб лишь один.

– Один – это очень много, – отрезал начальственный голос.

Я уже не пытался шевельнуться. Один погиб. Слова эти оглушили сильнее камнепада. Удалось приоткрыть глаза, но я тотчас зажмурился. Казалось, под веки сыпанули наждачного порошку. Я попробовал проморгаться. Затем попытался поднять руку и протереть глаза. От саднящей боли подкатили слезы. Моргать стало легче, и я разглядел белостенную палату, уставленную койками.

Через проход от меня – Джаи, на соседней койке – Джо. Спят или без сознания. Слева от меня Йоренсен, дальше курганом высится Йозеф. А вон на подушке разметались золотисто-рыжие волосы Джеи.

Я с трудом приподнялся. На койке возле двери разглядел темно-рыжую шевелюру Жуакина. Рядом в кресле – Джей/О, с виду целехонький, но обесточенный.

Невзирая на вопли организма, я сел в кровати. Увидел хвост Джено, высунувшийся из-под одеяла, бледную щеку Джолиетты и мохнатую когтистую лапу Джейкон с тремя загипсованными пальцами. И только ярко-красного хохолка Ежи в этой белоснежной палате нигде не было видно.

Глава десятая

Все было как на похоронах Джея, за которыми я наблюдал из больничного окна. Однако нынче я стоял в первом ряду между Джо и Йозефом. Из всего нашего отряда только мы трое были «ходячие». Джаи все еще не пришел в сознание, вывихнутая лодыжка Джейкон была ее самой легкой травмой, Джей/О до сих пор не запитали. От перенапряжения кое-какие схемы его сгорели. Врачи говорили, он оправится, только не могли предсказать степень его дееспособности.

Перед гробом на возвышении Старик вспоминал о том, как Ежи появился в Интермире. Однажды он увлекся тренировкой и не заметил, что его заперли в Зоне Риска, где и провел всю ночь. Кто-то засмеялся. Джо расплакалась. Я тоже.

Порой я думал: куда Джей попал после смерти? Мерцающий гроб сгинул, но куда? Скоро это случится и с Ежи. Хотелось в последний раз увидеть его ярко-красный хохолок, но гроб был закрыт. В камнепаде друга моего размозжило. Не надо его таким видеть, сказал Старик. После этих слов я вновь попытался отыскать в нем черты того человека с фото. И не нашел. На снимке я видел счастливого человека. А сейчас – очень усталого.

Теперь я понял, почему на похоронах Джея все крикнули «ура». Такого я никогда не видел и опешил, когда, провожая гроб, пятьсот глоток разом гаркнули. Теперь я понял и сам крикнул, хотя звенело в ушах, першило в горле и щипало глаза. Этим криком я предупреждал – Берегись! Я звал – Сюда, здесь пещера! Я говорил – Прости! И я прощался. Вместе с другими.

Заиграла музыка, гроб исчез. Кто-то заплакал. Другие обнялись. Мне хотелось взять Джо за руку, но одна моя рука висела на перевязи, аукаясь дикой болью, а другой я утирал глаза, ослепшие от слез. Да и поди знай, как Джо отнеслась бы к моему порыву. Ведь, вполне возможно, Ежи погиб из-за меня.

После похорон я валялся в лазарете и бесконечно прокручивал в голове ту сцену на скале. Она донимала меня в забытьи, ее мельчайшие детали я вспоминал на допросах. Ежи подтащил меня к краю обрыва, мы изготовились прыгнуть. Вспомнив о пещере, я потянул его назад. Грохнулся валун, и я выпустил руку Ежи. Больше я его не видел. Я звал его? Не помню. Если б позвал, он бы, наверное, пошел на голос. И отыскал бы пещеру.

В день похорон все занятия шли по расписанию, смерть Путника не повод расслабиться. Наоборот, нужно еще усерднее трудиться. Потому что ситуация ухудшилась. В противостоянии ХЕКСу и Бинарии наших стало на одного меньше. Мы должны сплотиться.

Только меня это не касалось.

– Джои Харкер.

– Я, – вяло отозвался я. Я изнемог. После похорон не мог уснуть. Изводила картина: Ежи падает, но уцелеет, если я успею его подхватить.

– Твои болячки заживут недели через три. Если будешь принимать витамины и воздержишься от серьезных нагрузок, через пару недель сможешь приступить к тренировкам. А то и через неделю. Каждый вечер показывайся врачам. Ясно?

– Так точно.

– Тебе диагностировали посттравматическое расстройство. Знаешь, что это?

– Так точно.

– До особого распоряжения ты освобожден от всех дел. Ради твоей же безопасности тебе вживят маячок. И еще предписаны регулярные сеансы психотерапии.

– Есть, сэр. – Я оцепенел. Что тут еще скажешь – спасибо, что не прикончили? Или, хуже того, не стерли память и не вышибли вон? Я понял, о чем Старик недоговаривает: теперь на мне смерть двух Путников. Один раз со мной рискнули, но больше рисковать не могут. Только из-за моего нервного расстройства мне еще не вынесли приговор, но дали испытательный срок. Один неверный шаг, и я отсюда вылечу с головокружительной скоростью (если, конечно, будет чему кружиться).

Жизнь на Базе шла своим чередом, но все были как в воду опущенные. Волоча ноги, хмурые Путники слонялись по коридорам. При встрече со мной отводили глаза и молча уступали дорогу.

Моя рука на перевязи была знаком славы и позора. Все знали, что я был ранен в переделке, погубившей Путника. Вот только никто не знал, что с каждым днем я все сильнее себя ненавидел.

Я не сумел спасти товарища. Я был рядом с ним, он пытался мне помочь и погиб. Сколько еще Путников я угроблю?

Все стало опять точно так же, как после смерти Джея. Да нет, хуже. Тогда меня сторонились и ненавидели пятьсот незнакомцев. А сейчас на меня косо смотрели пятьсот товарищей.

Не все они были моими друзьями. Некоторых я даже не помнил в лицо. Когда соседствуешь с полутысячей человек, трудно запомнить каждого. Но меня уже признавали за своего, даже невзирая на мою дружбу с Тони.

Когда я вошел в столовую, тихие разговоры за столиками стали еще тише. Смолкнув на полуслове, Путники смотрели мне вслед. Я чувствовал их взгляды, но как ни в чем не бывало нагрузил свой поднос и сел за свободный столик. Уж лучше пусть никто не подсаживается, подумал я. Как давеча, на загривке вздыбились волоски, но только не от радостного возбуждения. Я себя чувствовал мышкой, угодившей в кувшин. Я тосковал по Ежи, тревожился за Акасию и друзей, пострадавших в камнепаде. Джей/О обесточен, Джаи все еще не очнулся, а Йоренсен, возможно, останется калекой.