Безымянные - Игорь Дмитриевич Озёрский

а его мысли устремились в прошлое, с одной стороны, недавнее, не особо позабытое, а с другой – как будто никогда и не существовавшее. Он думал о своих незавершенных делах. Теперь это не представлялось таким уж важным. Кенджи потянулся к внутреннему карману пиджака, где обычно лежал телефон, но его там не оказалось. На мгновение его охватила паника, но короткий взгляд на пурпурные горы и жёлтое, словно состоящее из песка небо вновь вернул его к действительности. Кенджи задумался о телефоне и тех заметках, что остались в календаре, ведь он планировал не только следующий день или неделю: календарь был расписан на месяцы вперёд. Работа занимала всё его время, и теперь было неясно, что случится с этими днями, неделями и месяцами. Как будет развиваться жизнь без его участия? Что станет с корпорацией? Как перенесут утрату сотрудники и близкие? Кенджи вспомнил последний телефонный звонок – звонок отца, на который он не стал отвечать. На душе стало скверно. Но что он теперь может с этим поделать?

Кенджи перевёл взгляд на темнокожую девушку. Сделав глубокий вздох, он подошёл и опустился рядом с ней на колени. Альбинос хотел дотронуться до её плеча и разбудить, но не решился.

Раггиро тем временем вспоминал детали гоночного турнира и ошибку, которую совершил на трассе. Тот, с кем он говорил, обещал возвращение к жизни. Да, ему нужен матч-реванш, это справедливо. Отец всегда учил его не сдаваться. Если что-то не получается, необходимо пробовать снова! Жми на педали, сынок!

Раггиро часто вспоминал отца. Сильвио Рокка, хоть он и ушел из жизни слишком рано, оставался для Раггиро самым близким человеком. После его смерти Раггиро закрылся ото всех. Он неохотно пускал кого-либо в личное пространство. Гонщик мог казаться людям общительным, весёлым и открытым, но это было не так. Раггиро никогда и никому не открывался полностью. Он не был искренним, а его душа оставалась скрытой. Его жизнь, сопровождаемая шумными компаниями, вечеринками, женщинами и алкоголем, в действительности протекала в одиночестве. Не существовало человека, который мог бы назвать Раггиро лучшим другом. Не было девушки, которая могла бы сказать, что известный итальянский гонщик Раггиро Рокка – её парень. Он был со всеми и одновременно ни с кем. По сути, так же он и умер. Один. В изоляции гоночного болида. Неудачи, сынок, неотъемлемая часть нашей жизни…

И вот теперь перед ним очередное испытание. Правильнее будет даже сказать – соревнование. Вероятно, именно по этой причине он здесь не один…

Итальянец пробежался взглядом по остальным и остановил его на Кейт. Раггиро привлекала изящная фигура девушки, элегантно подчёркнутая перетянутым поясом шёлковым платьем и серебристыми босоножками на высоком каблуке.

Номер Восемь, не замечая его взгляда, смотрела в сторону раскинувшегося на горизонте ярко-зелёного леса. Раггиро подумал, что, окажись они не здесь, а в другом месте… Нормальном месте. Он бы обязательно позвал её куда-нибудь. Раггиро задумался ещё о чём-то, но его мысль перебил внезапный женский крик.

7

«Приветствую тебя, Номер Четыре!»

Зайна почувствовала лёгкое прикосновение к плечу. Она открыла глаза и увидела над собой бледное лицо незнакомца в больших тёмных очках. Зайна с криком отпрянула в сторону, оттолкнув при этом мужчину ногой. В глаза тут же ударил яркий свет. Зайне пришлось зажмуриться, но свет пробивался даже сквозь веки. Она вскочила и, закрывая лицо рукой, стала пятиться, пока не упёрлась во что-то спиной. Дерево? В это мгновение чьи-то огромные тяжёлые руки легли ей на плечи.

– Отпусти меня! – пронзительно крикнула проводник. Она извернулась и, всё ещё ничего не видя, ударила кулаком в то место, где, по ощущениям, должно было находиться лицо схватившего её человека. К удивлению, вместо столкновения с чьим-то носом кулак Зайны уткнулся в гигантскую шершавую ладонь.

– Успокойся! Тебя никто не тронет, – донёсся откуда-то сверху мужской голос. Его спокойствие передалось Зайне. Она начала тереть глаза, чтобы быстрее привыкнуть к свету.

Когда зрение вернулось, проводник увидела перед собой чёрный жилет со множеством карманов, ремней и застёжек. Зайна подняла голову. Над ней возвышался мужчина. Его взгляд был серьёзным, но дружелюбным. Зайна отступила на пару шагов, чтобы разглядеть его.

Перед ней оказался гигант со смуглой кожей. На вид около сорока. По одежде легко угадывалась профессия. Зайну поразил его рост. Военный был на три, а то и на четыре головы выше, чем она сама. При этом лицо мужчины Зайна нашла приятным и доброжелательным. Оно даже могло бы показаться наивным, если бы не глаза. Сразу становилось ясно, что им многое довелось увидеть. Вероятно, даже слишком многое для простых человеческих глаз.

– С тобой всё хорошо? – раздался позади чей-то голос. Зайна обернулась. Перед ней снова оказался бледный парень в тёмных очках. Только теперь она заметила его белоснежные волосы. Какое-то время Зайна не могла отвести от них взгляд. Молодой человек кашлянул, словно напоминая о своём существовании.

Зайна ощутила неловкость. Она вгляделась в лицо собеседника, пытаясь понять, не смутила ли его, но из-за очков не смогла прочитать ни одной эмоции.

– Всё нормально? – повторил беловолосый.

– Да. Наверное…

Зайна не была уверена, что ответила правду. Сказала первое, что пришло в голову. Но что она ощущала на самом деле? И где она? Этот вопрос застал врасплох, подобно паучьим хелицерам.

Зайна огляделась по сторонам и только сейчас поняла, что она… Где?.. Точно не в джунглях. И даже не в Уганде. Пустыня. Странного цвета горы. Яркий лес, у которого нет ничего общего с её родным тропическим лесом. Может, ей всё это кажется? Всё, что здесь происходит, сон? Галлюцинация? Вокруг Зайны стояли какие-то странного вида незнакомцы и наблюдали за ней.

Зайна попыталась вспомнить, что было до пробуждения. Или… что случилось с ней ещё раньше? Что произошло до того, как она заснула? Заснула ли? В памяти возник ужас, который она испытала в момент, когда шею пронзила огненная игла боли. Перед глазами вновь появилась паучиха. Жуткая толстобрюхая тварь на спицеобразных ногах, полная смертельного яда.

Хаим Кац, Кенджи Окумура, Кейт Эванс, Аркадий Стародуб, Болли Блом