Северная Корея: вчера и сегодня - Андрей Ланьков

Осенью 1937 г. все корейцы были депортированы с Дальнего Востока, где они жили с конца XIX века, и выселены в Среднюю Азию. Официально утверждалось, что корейцы, будучи этнически близки к японским подданным Корейского полуострова, представляют из себя «политически ненадежный элемент» и, следовательно, им нельзя разрешать жить близ границы с контролируемой японцами Манчжурией. На своем новом месте жительства, в Средней Азии, корейцы столкнулись с различными ограничениями, затрагивающим, в первую очередь, свободу передвижения. Советские корейцы, принадлежавшие к интеллектуальной и политической элите, стали жертвами репрессий, суровых даже по меркам 1937 г. Многие тысячи корейских учителей, ученых, партийных работников, военных были казнены или умерли в лагерях.

В конце 1930-х гг. была практически прекращена и отправка в Корею сотрудников Коминтерна. С этого времени подготовка советских корейцев для последующей подпольной работы на «исторической родине» стала прерогативой разведывательных служб. Задачи агентов тоже изменились: они в меньшей степени стали заниматься организацией коммунистического движения, но в большей — операциями по сбору секретной информации. Впрочем, совсем уж четкой грани между разведывательными и политическими задачами не было и в более ранний период.

В 1940 г. школа военной разведки, размещавшаяся под Москвой, организовала специальные годичные курсы для подготовки разведчиков из среды советских корейцев. В 1942 г. курсы закончили шесть человек (сведения о количестве выпускников 1941 г. отсутствуют). Выпускники школы нелегально работали в Корее и Манчжурии. В конечном счете, большинство из них оказалось в 88-й бригаде, вместе с Ким Ир Сеном и его партизанами. Наиболее известным из этих выпускников был Ю Сонъ-чхоль (Ю Сен Чер), впоследствии ставший начальником Оперативного управления северокорейского Генерального штаба. [125] Пак Чханъ-ок, будущий лидер «советской группировки», был также послан в Корею советскими спецслужбами незадолго до освобождения страны. [126]

Вторая, и более многочисленная, «волна» советских корейцев в КНДР состояла из тех, кто попал в Северную Корею в качестве солдат и офицеров Советской Армии в первые месяцы после Освобождения.

После депортации в Среднюю Азию советские корейцы не могли служить в армии и привлекались на военную службу только в исключительных случаях. Однако эти ограничения не распространялись на тех из них, кто до 1937 г. жил за пределами Дальнего Востока, и таким образом избежал депортации. В 1941–1942 гг. многие советские корейцы, проживавшие вне Средней Азии, были призваны в армию и приняли участие в войне. Некоторые из офицеров-корейцев, арестованных в 1937 г., также были освобождены перед войной и вернулись в войска. Кроме того, офицеры-корейцы служили на Дальнем Востоке в «седьмых отделах» политуправлений соединений и частей. «Седьмые отделы» отвечали за «спецпропаганду» — пропаганду среди солдат и гражданского населения противника, а также на территориях, занятых советскими войсками. Самым заметным среди действовавших на Дальнем Востоке офицеров-спецпропагандистов был майор Михаил Кан, который позже оказывал значительное влияние на советскую политику в Северной Корее. Среди спецпропагандистов было несколько заметных корейских поэтов и писателей, включая, в частности, Чо Ки-чхона (в 1940-х гг. упоминался советской печатью как Чо Ги Чен) и Чонъ Тонъ-хека. Чо Ки-чхон вплоть до своей ранней смерти в 1951 г. был ключевой фигурой в северокорейской литературной элите и оказал огромное влияние на судьбы северокорейской литературы. [127]

Командование 25-й армии, которая в августе 1945 г. разгромила японские войска в Северной Корее, подготовилось к военной кампании на территории полуострова, но оказалось совершенно не готово к управлению теми территориями, которые вдруг оказались под его властью. Даже имевшиеся в частях офицеры корейского происхождения, хорошо владевшие языком, участвовали в войне как «обычные» военнослужащие (например, Чонъ Санъ-чжин был капитаном морской пехоты). В интервью с автором все участники августовских сражений говорили о полном отсутствии в частях переводчиков с корейского. Имевшиеся в частях переводчики владели только японским, и поначалу это затрудняло общение с местным населением, особенно с простыми корейцами, которые не знали языка колонизаторов. [128] Советские военные власти в самом буквальном смысле слова не имели общего языка с теми, кем им пришлось управлять.

В этой обстановке в армии начали активно искать солдат и офицеров, говоривших по-корейски (то есть этнических корейцев — других знатоков языка тогда в СССР практически не было). В конце августа первая группа советских корейцев, примерно 12 человек, была послана в Пхеньян, в распоряжение штаба 25-й армии. К августу 1945 г. все члены этой первой группы уже были военнослужащими Советской Армии. Группу возглавляли майор Михаил Кан и капитан О Ки-чхан. Их главными целями было содействие общению советских военных и местного населения, обеспечение всех видов переводов, и ведение среди местного населения пропагандистской работы. Кан и его группа, в частности, выпускали газету на корейском языке «Чосон синмун». Среди ее редакторов и авторов было несколько корейских писателей, включая уже упоминавшихся выше Чо Ки-чхона и Чонъ Тонъ-хека. [129]

«Группа Михаила Кана» состояла из спецпропагандистов и теоретически отвечала в первую очередь за перевод и публикацию агитационных материалов. Однако, в ситуации, когда большинство советских офицеров и генералов знали о Корее крайне мало, военнослужащие-корейцы редко ограничивались переводческой деятельностью в узком смысле. Они действовали как консультанты, оказывали существенное влияние на принятие важнейших политических решений. Не удивительно, что первые годы существования КНДР с легкой руки Хо Ун-бэ были впоследствии названы «правлением переводчиков». [130]

В 1945-46 гг. Михаил Кан был, вероятно, самым важным лицом среди советских корейцев, воплощением «правления переводчиков». Правда, Кан покинул Северную Корею в 1948 г. и не играл никакой роли в последующих событиях. Однако в 1945 г. М. Кан имел высшее военное звание среди всех нахожившихся в Северной Корее советских корейцев и сам факт того, что в советских войсках есть майор-кореец, поражал местное население: тем более, что в японской армии, с порядками которой они были знакомы лучше, «майор» было более редким и более высоким званием, чем в советских частях.

Вскоре, в сентябре или октябре, в Пхеньян прибыли и другие советские корейцы-офицеры: Чонъ Хак-чун, Чхве Чонъ-хак, Чхве Хынъ-гук, Чонъ Санъ-чжин, Валентин Цой (Чхве). [131] Однако, к сентябрю 1945 г. стало ясно, что нужды советских военных требуют гораздо больше переводчиков и консультантов, чем в это время имелось во всех вооруженных силах. Поэтому военные решили воспользоваться теми кадровыми ресурсами, которые предоставляла корейская община Средней Азии. Приблизительно в это же время ЦК ВКП(б) собрал информацию о количестве советских корейцев — членов партии. Их насчитывалось 3853, причем подавляюще большинство жило в Казахстане (1719) и Узбекистане (1926). Оставшиеся две сотни корейцев-коммунистов, рассеянные по стране, вероятно, состояли из тех, кто на момент насильственного переселения в 1937 г. находился за пределами Дальнего Востока. [132]

В сентябре-октябре 1945 г. первая группа советских корейцев была отобрана в Средней Азии специально присланными из Москвы офицерами. Отобранные немедленно призывались в армию и отправлялись в Корею. Особое внимание уделялось тем, кто имел хорошее образование и считался «политически и морально надежным», — учителям и тем партийным работникам среднего и низшего звена, которым удалось пережить 1937 г. Большинство призванных были рядовыми и лишь немногие — в частности А. И. Хегай и Канъ Санъ-хо — являлись офицерами запаса и по призыве в армию получили соответствующие звания. [133] После прибытия в Корею многие из них служили в седьмом управлении, а большинство работало переводчиками в советской гражданской администрации.

Документ того времени (докладная записка, направленная в 1946 г. в ЦК ВКП(б)) свидетельствует, что, в Северную Корею в сентябре — ноябре 1945 г. прибыло 128 советских корейцев. [134] Однако не ясно, были ли включены в это число солдаты и офицеры, приехавшие вместе с майором Каном в августе. Вероятнее всего — нет, так как в докладной записке упоминается «группа советских корейцев, направленных в Северную Корею из Средней Азии в сентябре — ноябре 1945 г.». Все те, чьи имена упоминаются в документе, были, как известно из других материалов, призваны в армию после августа. Таким образом, мы можем полагать, что в начале 1946 г. в Северной Корее было уже около 140 советских корейцев.