Из России за смертью - Михаил Рогожин

— И из-за непроверенной ревности ты умудрился покалечить четырех человек.

— Откуда мне было знать, что он ходит с телохранителями. На президента вроде не похож. И вообще, товарищ генерал, прошу вас разобраться.

Они втроем на меня напали. В баре все подтвердят. Я элементарно защищался. Если бы не эти громилы, ну повозил бы я немного мулата мордой о стойку бара и отпустил с Богом. А так, не по моей вине получилось.

Панов не позволял переходить с собой на дружеский тон, когда с ним начинали говорить как с ровней. Без почтения и заискиваний. Таких людей он стремился отодвинуть подальше. От них ведь можно всякого ожидать. В глубине души генерал таких побаивался и от этого становился еще злее и непримиримее. Но Рубцов — особый случай. Он, разумеется, хам, дебошир и пьяница, но сорвиголова.

В деле надежен. Один такой всегда должен быть под рукой. Но не более. Поэтому генерал был к Рубцову снисходителен.

— На фронте я бы заставил тебя кровью смывать подобные безобразия!

— Чьей? Только прикажите!

— Ерничаешь?! Придет время, прикажу. А пока объявляю тебе пять суток. Отбывать будешь здесь, на гауптвахте. Иди и доложи дежурному офицеру.

— Есть пять суток ареста, — с вызовом отчеканил Рубцов. — Разрешите идти?

— Иди... Где там моя минералка?!

— Здесь, товарищ генерал, — Найденов чуть не столкнулся с уходящим подполковником.

— Давай, — сделав несколько громких глотков, Панов, не удостаивая взглядом майора, продолжал:

— И ты, сукин сын, туда же? В Уамбо развратничаешь, здесь пьяные дебоши устраиваешь. Решил, коль зять Советова, значит, можно творить и вытворять? Но я тебя к порядку живо пристрою. Докладывай!

— Виноват, товарищ генерал.

— И только? Да ты родину позоришь... И семью товарища Советова в не меньшей мере. За такую службу гнать из армии в шею! А будет доказано твое участие в драке, под трибунал пойдешь! — генерал, выпив бутылку воды, почувствовал прилив энергии и принялся с удовольствием стращать желторотого юнца.

— Первым делом дам знать в Москву прямо Советову. После такого держать тебя в семье вряд ли будут. Сам-то как считаешь?

— Не будут, — согласился Найденов.

— То-то. Одарил Бог зятем. В общем, надеюсь, понимаешь — от меня зависит, будет у тебя будущее или хрен с редькой.

Генерал смотрел на Найденова высокомерно и строго, но интонации подозрительно смягчились. Найденов боялся поднять глаза и уныло кивал головой в ответ на генеральскую разборку. Панову вдруг стало скучно. Он почему-то вспомнил неприятный разговор со Светланой Романовной. «У самого черт знает что происходит, а тут возись с чужими дураками».

— Короче, придется отслужить каждую провинность.

— Так точно! — оживился Найденов.

— Не перебивай, мальчишка, а слушай. Завтра встретишься со своей... ну, короче, с этой девкой, португалкой. Она уже появлялась сегодня в миссии. И выполнишь все указания, которые даст полковник Проценко. Ясно?

— Так точно. Ана в миссии? А какие указания?

— Я, по-моему, не разрешал задавать вопросы.

— Виноват, товарищ генерал.

— Переночуешь здесь, а завтра в семь ноль-ноль быть у Проценко и внимательнейшим образом выслушать его приказ. Если что-нибудь снова не так сделаешь, на глаза мне не попадайся. Снимаю трубку и все докладываю Михаилу Алексеевичу.

— Благодарю, товарищ генерал.

— Гляди, не дай мне ошибиться в тебе, — пригрозил пальцем генерал напоследок и, тяжело дыша, вышел из палаты.

НИНКА

Найденов не мог понять, радоваться ему или готовиться к еще худшему повороту событий. Он был сбит с толку. Откуда взялась Ана? Как они вышли на нее? В голове не укладывалось. Сердце подсказывало, что затевается нечто противное. Ни дать ни взять — шпионская чушь. Сначала его отправляют в Луанду и грозят оргвыводами. Не проходит и двух дней, как он по приказу должен встречаться со своей любимой. Такого в самом абсурдном сне не приснится.

Найденов совершенно не обрадовался предстоящей встрече с Аной. Наоборот, чувствовал нервную дрожь, неудобство и боязнь завтрашнего свидания. Чего они хотят? От него? А от нее? Бред... и выбора никакого. Отказаться от выполнения приказа значит подписать себе приговор. Найденову стало жалко себя, Ану и даже Тамару...

Громко напевая Высоцкого, вошел подполковник.

— О чем задумался, детина? — бодро спросил он. — Плюнь, все ерунда по сравнению с мировой революцией. Главное, береги здоровье! — шикарным жестом он поставил на тумбочку бутылку с мутной жидкостью. — Матросы подарили.

Вещь мерзкая, но крепкая. Горит. Местный самогон, воняет накрашенными бабами, зато в отличие от них для здоровья не вреден.

— Я не буду.

— Правильно... А я выпью. В моем положении трезвым находиться неприлично. — Рубцов выпил из горла. Долго кривился. Потом вытащил из кармана бутылку минералки и запил. После чего икнул и задал сам себе вопрос:

— Интересно, о чем думал Панов, когда орал на меня? Ладно, прощаю... Пять суток — курам на смех. Можно и здесь перекантоваться. Подвоз самогона здесь отработан, кормят не то, что дома. Тебе тоже впаял?

— Нет.

— А чем кончилось?

— Плохо закончилось, — Найденов не был расположен посвящать подполковника в историю, неизвестно с какой целью задуманную.

— Завтра поступаю в распоряжение Проценко.

— Дерьмо мужик. Всех баб офицерских на хор гоняет. Три раза в неделю заставляет петь. А сам между делом вынюхивает, кто про что говорит.

По-моему, он стукач. Мы же его возле пальм на аллее встретили. Лишнего не болтай, заложит.

— Спасибо, — подозрения майора после подобной характеристики еще усугубились. Предстояло готовиться к пакости. И не с кем посоветоваться.

Найденов с удивлением понял, что перестал принадлежать себе. Рубцов, генерал Панов и в довершение Проценко решают за него, куда идти и что делать. И он не имеет. права противиться. Обстоятельства заставляют повиноваться, все сильнее давя на волю. И он почти уже не сопротивлялся. Найденов всегда удивлялся, почему офицеры к старости в большинстве своем становятся тряпками, роботами, исполнителями не только чужих приказов, но и воли. Был уверен — с ним такого никогда не произойдет. И с ужасом здесь, в Луанде, ощутил начало этого процесса. Еще немного, и он станет таким, возможно, даже раньше, чем они.

Рубцов продолжал отхлебывать из бутылки.

— Моя Нинка тоже в хоре поет. Голоса ни хрена нет, медведь на оба уха наступил, а в первом ряду выставляется и поет про родину, про поля и леса.

Стыдно и смотреть, и слушать. Я подошел к Проценко, говорю, какая же из моей бабы певица? Мне же в клуб после такого заходить неловко. А он надулся, вроде чего понимает в этом. «Будет петь, и точка. Есть приказ петь всем. Особенно женам офицеров. Так решило командование, и голос тут ни при чем. А будет отказываться, отправим в Союз. Нам люди с низким морально-политическим уровнем здесь не нужны». Вот так-то. Мотай на ус. Лягу, отдохну. Ночью небольшое мероприятие провернуть придется.

Рубцов заснул мгновенно. Пустая бутылка выпала из ослабевшей руки.

Найденов позавидовал ему. Надвигалась ночь, но сон вряд ли освободит майора от мрачных предчувствий и бесплодных размышлений. Неужели завтра он увидит Ану?

Зачем ее вызвали? Какое они имеют право? Может, она сама приехала в миссию выяснить причину его столь скорого отъезда в Луанду? Да, пожалуй, это и есть причина завтрашнего разговора с Проценко. Но, возможно, они не хотят скандала... Майор еще раз обдумал свою догадку и почти успокоился, настолько логичной и естественной она показалась. Раз Ана в Луанде, значит, он ей не безразличен? Значит, она тоже тянется к нему? Впервые за эти дни он почувствовал, что жизнь продолжается. Он лежал и улыбался, вглядываясь в темноту палаты. Словно тут, прямо из этой темноты, вот-вот появится Ана.

Из полузабытья майора вывел шум, с которым не то упал, не то вскочил с соседней койки Рубцов. Стремясь двигаться потише, подполковник натыкался на все попадавшиеся в темноте предметы и шепотом матерился. Наконец добрался до двери, попытался открыть ее, но дверь не поддалась. Оказывается, ее закрыли на замок.

— Идиоты, — прохрипел Рубцов и полез в окно. Майор лежал молча и еле сдерживался, чтобы не схватить все еще спросонья пьяного новоявленного приятеля. Ведь опять натворит чего-нибудь. Какой же заводной! Хотел задержать, но не поднял и руки. Неудобно. Взрослые люди. Да и какое он имеет право?

Рубцов, пригибаясь, перебежками направился к забору. В одном месте колючая проволока была чуть прикреплена. Солдаты использовали этот проход, бегая за самогоном. Легким движением руки он снял проволоку с верхних железных зубьев и буквально перелетел через забор, скрутив нечто вроде бокового сальто.

Отбежал в сторону по узкой улице и заметил у обочины дороги силуэт длинной машины. На ощупь нашел дверцу и с ходу отомкнул ее. Машина завелась не сразу. В одном из темных окон двухэтажного дома мелькнул свет фонарика. Его световое пятно скользнуло по салону, и Рубцов инстинктивно пригнулся к сиденью.