Тихие шаги - Лена Александровна Обухова

задавать вопросы максимально нейтральным тоном. Без нажима, но и без сочувствия. Его опыт показывал, что официальная манера общения часто помогает людям, только что пережившим утрату, держаться. Впрочем, работало это не со всеми, у некоторых вызывало резкое отторжение и злость.

На Павла Ситника его тон влиял положительно. По мере развития разговора он все больше собирался, даже немного выпрямился. Хотя, возможно, просто действовало успокоительное.

– Заперта. На ключ. Уля не запиралась на задвижку, когда я уходил в ночную, а ей утром не надо было вставать. Чтобы я мог сам войти и не будил ее.

– А где ее ключи, знаете?

Ситник кивнул и неопределенно махнул рукой в сторону прихожей.

– Там, в сетке. На комоде. Под зеркалом.

Карпатский отлучился ненадолго проверить: связка девушки лежала на месте.

– У кого еще есть ключи от вашей квартиры? – поинтересовался он, вернувшись в кухню.

– У хозяина, конечно. А там уж ему видней, кому еще он ключ дает.

– Давно вы сюда переехали?

Парень задумался ненадолго.

– Уже с полгода тут живем.

– В последнее время ничего подозрительного не происходило? Может, вы или ваша девушка замечали слежку? Или просто подозрительных людей рядом?

Ситник поднял на него какой-то немного шальной взгляд, как будто заранее знал, что Карпатский не поверит в то, что он собирается сказать.

– Уля звонила мне ночью. Около двух. Сказала, что в квартире что-то есть.

– Что-то?

– Я сам не сразу понял. Потом она сказала, что кто-то как будто ходит, даже бегает по квартире, а еще она видела нечто темное в углу и оно… плакало.

Карпатский слегка нахмурился, не понимая, к чему парень клонит, и тот активно закивал.

– Да-да, я знаю, звучит как бред! Я тоже сначала решил, что ей просто кошмар приснился, но Улька, знаете… Она не такая уж впечатлительная… была. А тут она чуть не плакала. Даже сказала, что это Юлька, должно быть.

Внутри что-то неприятно дернулось, в памяти сразу всплыл образ Юлии Федоровой, но вряд ли Ситник говорил о ней.

– Какая Юлька?

– Сестра у нее была. В детстве. Младшая. Погибла, когда ей было четыре, а Уле шесть. Они на площадке играли, во дворе. Мать заболталась с соседкой, а у девчонок мяч ускакал на дорогу. Вот Юлька за ним и побежала, сломя голову. Уля ее окликнула, но та проигнорировала. Как и маму. Выскочила прямо под колеса машины. Водитель фигачил с превышением, среагировать не успел.

Ситник развел руками, опять шмыгая носом.

– Вот так была сестра – и не стало. Несчастный случай, Уля уж точно была не виновата, но… все равно, понимаете, винила себя. Никогда о сестре не говорила, только однажды рассказала, как дело было. А второй раз я ее имя ночью и услышал. Уля сказала, что Юлька, наверное, за ней пришла.

– То есть раньше ей призрак сестры не мерещился? – уточнил Карпатский сдержанно.

Ситник покачал головой.

– Никогда такого от нее не слышал. Но последние несколько дней… точнее, ночей она жаловалась на звук шагов, который мешал ей спать. Сначала думала, что это я брожу, но я вообще не вставал. Потом целую ночь мне в гостинице спать не давала, уверяла, что по номеру кто-то ходит, а я предположил, что ходят в номере наверху.

– В какой гостинице? – на этот раз голос Карпатского прозвучал напряженно, и он ничего не смог с этим поделать.

– На Медвежьем озере. Мы ездили туда на пару дней.

– Когда?

– Да вот буквально вчера и вернулись. Утром.

– И там Ульяна жаловалась на то, что по номеру кто-то ходит?

Ситник кивнул.

– А вы что-нибудь слышали?

На этот раз он отрицательно мотнул головой.

– Честно говоря, я думал, у нее ПМС или что-то в таком роде. Ну, знаете, повышенная чувствительность, раздражительность… Но, когда она звонила мне ночью, я понял, что она действительно напугана. Я даже хотел отпроситься у начальства и приехать, но потом Уля написала, что позвонила подруге-соседке и та пришла с ней побыть.

Ситник вдруг помрачнел и снова сник, сгорбившись на табурете.

– Наверное, Анька ушла потом… Надо было приехать. Может, Улька была бы жива тогда. Кто мог это сделать с ней?

Он вопросительно посмотрел на Карпатского, но тот лишь напомнил, что расследование только начато. О том, что накануне нашли другой аналогичный труп, говорить не стал. Записал данные подруги-соседки, подозревая, что именно к ней и сбежал Соболев. Вероятно, обнаружил сообщение погибшей и номер в списке вызовов.

Напарник, как выяснилось минутой спустя, успел вернуться. Стоял в прихожей, явно слушая его разговор с парнем. Карпатский бросил взгляд на комнату, в которой продолжал работать эксперт, снова увидел залитое кровью постельное белье и понял, что если прямо сейчас не выкурит сигарету, то просто взорвется.

– Удивлен, что ты даже не попытался его прессовать, – тихо заметил Соболев. – В этот раз парень – самый подходящий кандидат в подозреваемые. Нашел тело, был с девушкой в отношениях – все, как ты любишь.

Он явно издевался, поэтому Карпатский не стал ни спорить, ни оправдываться, только выразительно посмотрел на него.

– Ладно, извини, – тут же сдал назад Соболев. – Просто у меня от такой жестокости крышу рвет. Ты когда-нибудь видел подобное? И сколько еще трупов нам ждать, пока Войтович соизволит усмотреть серию?

– А ты, как я посмотрю, в этот раз готов усмотреть ее сразу.

– Слушай, я, конечно, не люблю серийников, но тут даже мне все очевидно. Очень уж необычный способ убийства, а утечки после первого случая пока не было, чтобы подозревать имитацию. Так какие могут быть варианты?

Карпатский вздохнул, снова покосился на спальню, оглянулся на дверной проем кухни, в которой так и остался сидеть парень жертвы, и предложил:

– Пойдем покурим?

– Бросил я, – буркнул Соболев. – И тебе пора бы об этом подумать.

– Если я брошу, у кого ты будешь сигареты стрелять во время следующей любовной драмы? – не удержался от подначки Карпатский и поманил коллегу за собой на лестницу. Курить непосредственно на месте преступления ему казалось неправильным.

Соболев недовольно фыркнул, но ничего не сказал, просто пошел за ним на общий балкон. Карпатский на ходу достал из пачки сигарету, сунул в рот и поджег, вдыхая вместе с дымом свежий, еще не успевший раскалиться воздух.

– Что там соседка говорит? – поинтересовался он, опираясь руками на ограждение и глядя вниз. Двенадцатый этаж – снова немаленькая высота.

– Утверждает, что не приходила. Подтвердила, что Ульяна звонила ей среди ночи, но она ее послала. Причем, я полагаю, весьма красочно, судя по ее манере общения.

– А сообщение убитой своему парню ты ей показал?

– Обижаешь. Конечно, показал. Она удивилась, но показания не поменяла. Мол, понятия не имею, почему она ему так написала, я даже из кровати не выползла, тут же снова уснула. И, знаешь, мне кажется, она не врет.

– Интуиция? – насмешливо уточнил Карпатский.

– Да просто не вижу смысла ей врать. Как не вижу смысла ей убивать. Не тянет она на сумасшедшего маньяка, вскрывающего грудные клетки. Да и никакой связи с Кочергиным пока нет.

– Она могла что-то видеть, – предположил Карпатский. – Что-то, о чем не хочет теперь рассказывать. Как вариант. Кстати, а что с самим Кочергиным? Ты хотел побольше о нем узнать. Нашел чего?

Соболев недовольно поморщился и признался:

– Ничего полезного. Никакого криминала за ним не числится. Есть только одна некрасивая история с девушкой.

– Насколько некрасивая?

– Ну, встречались пару лет назад, потом она забеременела, а он жениться отказался. Настаивал на аборте. Девушка отказалась, они расстались, она родила. Кочергин, как я понимаю, никакого участия в ребенке принимать не захотел, а на алименты она не подала. Не успела. Видимо, что-то у нее в голове перемкнуло, и она попыталась покончить и с собой, и с ребенком. Оба выжили, но теперь ребенок у ее родителей, а она в больнице. Психиатрической. Вот когда все это случилось, Кочергин наш и свалил в Шелково.

Карпатский медленно выпустил изо рта очередную струйку дыма и тихо прокомментировал, неотрывно глядя на снующие по дороге машины:

– Права, стало быть, Марина.

– Какая Марина?

– Да так, коллега его. Тренер в «Олимпе». Сказала, что гнилой он был.

– Слушай, ну это такая ситуация… Парню двадцать два года, он к семье был не готов,