Грешник - Маргарет Мэллори

«Ты не должен иметь эту женщину. Ты не должен иметь эту женщину». Алекс снова и снова повторял в уме эти слова. Он оставил попытки отвлечься мыслями о родителях и стал представлять, что купается в ледяной воде.

А потом он и Глинис стоят, обнаженные, в теплом озере, ее волосы распускаются по воде вокруг них…

Алекс встряхнул головой. В Шотландии нет теплых озер. Эта поездка в Эдинбург его убьет!

Глава 13

Алекс призвал на помощь всех святых, каких он только знал, моля дать ему силы. Три дня и три ночи, особенно три ночи, наедине с Глинис — этак он с ума сойдет!

Он снова ощутил тревожное покалывание сзади на шее. От не проходящего желания он стал таким дерганым, что не знал, чем это покалывание вызвано. То ли на тропе позади них кто-то есть, то ли это блоха чешет брюхо в сотне миль от него. На случай если это действительно кто-то на дороге, он сказал:

— Мы сойдем здесь с тропы и разобьем лагерь.

Алекс был рад: пошел дождь, который смоет их следы.

Вскоре он уже проклинал погоду. Только на Шотландском нагорье в июле месяце может идти даже не дождь, а град. Теперь ему придется соорудить из одного одеяла навес, под которым они будут спать. И у них останется только одно одеяло на двоих. Должно быть, духи гор озорничают и смеются над ним в своих холмах.

— Я поищу сухой мох для костра, — предложила Глинис.

— Никакого костра. Нас заметят.

— Но я замерзаю!

Она плотнее закуталась в плащ. Алекс удержался от того, чтобы предложить очевидный метод согреться вдвоем в холодную ночь.

— Возможно, на тропе позади нас кто-то появился, — сказал он. — Бояться нечего, но мы повременим с костром до утра.

Пока Глинис помогала Алексу привязать два угла одеяла к дереву, а оставшиеся два — прибить к земле колышками, в ее волосы забились градины.

— Прячьтесь под навес, а я позабочусь о лошадях, — сказал Алекс. — Я быстро.

Ветер усиливался, и Алекс отвел Розочку и Ромашку под кроны деревьев возле ручья, бежавшего по дну долины. Там было относительно сухо. Когда он спешил обратно к Глинис, дождь, смешанный с градом, уже бил ему в лицо. Он забрался в их импровизированный шатер и увидел, что Глинис дрожит так, что зубы стучат. Алекс готов был поклясться, что те же шаловливые духи хохотали, когда он обнял Глинис и стал растирать ее спину. Его ноздри наполнил аромат ее волос. Алекс не понимал, как может женщина так приятно пахнуть после целого дня, проведенного в седле. Как только она перестала дрожать, он заставил себя убрать руки. Потом открыл мешок с остатками еды.

— К сожалению, на ужин снова вяленое мясо с овсяной лепешкой.

— Очень вкусно! — сказала Глинис, отрывая зубами кусок мяса.

Она ела с таким аппетитом, что, глядя на нее, Алекс невольно представлял ее иные «аппетиты». Боже правый, эта ночь обещала быть еще длиннее, чем остальные — спать рядом с Глинис в таком тесном пространстве… Алекс протянул ей фляжку.

— Выпейте эля.

— После этого я сразу засну, — с улыбкой сказала Глинис, возвращая фляжку.

Алексу помогло бы уснуть только одно: если бы он уложил ее на одеяло и занялся бы с ней любовью два или три раза.

— Мы сегодня много проехали, — заметила Глинис.

Алекс сделал большой глоток из фляжки. Его мысли все больше принимали иное направление.

— Я еще не поблагодарила вас как следует за все, что вы для меня сделали.

Глинис опустила глаза, и в том состоянии, в котором Алекс пребывал, даже движение ее ресниц показалось ему невероятно возбуждающим.

— Спасибо, что взяли меня с собой, хотя и долго отказывались. Спасибо, что помогли мне благополучно сбежать из замка Дуарт. И за то, что подумали о еде и одеялах. И за то, что украли лошадей. И за истории, которые вы мне рассказывали. И за то, что вы меня охраняли… и… за все.

Алекс уловил колебание в ее голосе, но не понял, что оно означает. Он все-таки надеялся, что ей хватит храбрости самой предложить ему заниматься любовью до тех пор, пока оба не потеряют способность ходить.

— Что ж, тогда спокойной ночи.

Она резким движением легла и свернулась клубочком.

Было еще не так поздно, как казалось из-за начавшейся бури, и Алекс еще не устал. В меркнущем свете он смотрел, как грудь Глинис поднимается и опускается в такт дыханию. Он еще раз приложился к фляжке с элем, жалея, что у него нет ничего покрепче. Наконец он растянулся на одеяле и, почувствовав рядом тепло тела Глинис, невольно вздохнул. Он смотрел, как одеяло, натянутое над ними, прогибается, хлопая на ветру. Приходилось ли ему спать рядом с женщиной, не занимаясь с ней перед этим любовью? Он был уверен, что до последних нескольких ночей — нет. Никогда еще он не страдал от столь изощренной пытки. И был настолько возбужден, что, казалось, если Глинис хотя бы дохнет на него, он взорвется.

— Мне холодно, — призналась Глинис и прижалась к его боку.

Алекс стиснул зубы и притянул ее к себе. Когда она положила голову ему на грудь, он замер, пытаясь контролировать свое дыхание. И в сотый раз напомнил себе, что никогда не спал с добродетельными женщинами, тем более незамужними, и что было бы неправильно воспользоваться сейчас столь удачно сложившейся ситуацией. И все же желание — темное, неуправляемое — испытывало его волю, как ветер испытывал на прочность их хрупкое убежище. Он страстно желал Глинис и желал ее прямо сейчас, немедленно. Ему хотелось зарыться лицом в ее волосы, попробовать на вкус соль с ее кожи, перекатить ее на спину и почувствовать, как ее длинные ноги обнимают его, когда он входит в нее. Сейчас. Сейчас. Сейчас.

Он и желал бы притвориться, что это не так, но про себя точно знал, что снедающая его похоть направлена только на Глинис, только она одна могла бы ее утолить. Ее энергия притягивала его, ее серьезность бросала ему вызов. Ему хотелось разбить вдребезги ее самообладание, поднести факел к ее непоколебимому спокойствию, услышать, как она выкрикивает его имя и обращается под ним в жидкий огонь.

Глинис повернулась на бок, и Алекс повернулся вместе с ней, словно они уже были единым целым. Он вдохнул аромат вереска и сосны, исходящий от ее волос, и его тело сковало напряжение. Он крепко зажмурился и осторожно положил руку на ее бедро.

Буря за пределами их убежища была просто ничто по сравнению с той, что бушевала у него внутри. Сколько в его жизни было женщин, с которыми он не испытывал подобных проблем. А вот теперь словно оказался в специально для него придуманном аду, в маленьком укрытии с женщиной, которую не мог иметь.

Наверное, Бог — все-таки женщина.

Глинис проснулась от воя ветра и прижалась к Алексу, он обнимал ее, и тепло его тела обволакивало ее, словно кокон. Никогда еще она не спала в объятиях мужчины. Если не считать ее мужа, который после неуклюжего секса забывался пьяным сном прямо на ней. Было еще не совсем темно, так что, по-видимому, она спала недолго. И когда Алекс лежал рядом с ней, касался ее, она вряд ли могла надеяться скоро уснуть снова.