Первый бой мы выиграли - Марк Галлай

Однако сама персона нашего вновь назначенного начальника сектора вызвала неподдельный интерес, симпатию и уважение. Это был майор (ныне генерал-майор авиации) Михаил Нестерович Якушин - один из героев испанской войны, события которой не померкли даже в свете начавшейся битвы несравненно большего масштаба.

Когда немецкие летчики, воевавшие в Испании на стороне франкистов, начали предпринимать ночные бомбардировки одиночными самолетами городов, аэродромов и позиций республиканских войск, то поначалу ничего, кроме средств пассивной обороны (маскировка, затемнение), этому не противопоставлялось. Инициатива советских летчиков, предложивших использовать их истребители ночью, была поддержана не сразу. Но все же попробовать начальство разрешило: как говорится, попытка - не пытка, вдруг что-нибудь да получится. И получилось! Первого "Юнкерса" в ночном бою сбил не кто иной, как будущий начальник нашего сектора Якушин. Вслед за ним одержал такую же победу Анатолий Серов - и дело пошло. Ночные бомбардировки быстро прекратились. Как говорится, отучили.

Трудно было бы найти на должность начальника сектора человека более авторитетного в глазах ночных истребителей. Что бы Якушин нам ни сказал, все было бы воспринято как непререкаемая истина.

Но, приехав в нашу эскадрилью, Михаил Нестерович не стал вещать непререкаемые истины. Он начал с обратного - стал расспрашивать нас. Расспрашивать обо всем: удавалось ли кому-нибудь из нас заметить самолет противника вне лучей прожекторов, как маневрируют немцы, чтобы уйти от нашего истребителя, сколько неиспользованных патронов остается у нас обычно после боя, - словом, обо всем.

Якушин ясно понимал, сколько нового принесла большая война по сравнению даже со столь недавними событиями в Испании или на Халхин-Голе, а потому счастливо избежал ошибки, в которую впали иные военачальники, в том числе и достаточно высокого ранга, пытавшиеся командовать в Отечественной войне, опираясь в основном на опыт войны гражданской.

Положение командования секторов было, как я узнал впоследствии, непростое: сектора эти были, так сказать, не вполне законнорожденными и ни по штатам, ни по техническому оснащению, ни даже по четко очерченному кругу прав и обязанностей не имели всего, что нужно.

Полгода спустя командование корпуса в "Отчете о боевой работе 6-го истребительного авиакорпуса ПВО Москвы" с сожалением констатировало, что "начатое хорошее дело - разбивка авиации по секторам - не получило должного развития": не хватало людей для создания при начальниках секторов оперативных групп, не хватало и техники для организации узлов связи. Главную причину всего этого авторы "Отчета" усматривали в "нештатном существовании указанных секторов". Примерно такие же взгляды высказал четверть века спустя военный историк Н. Светлишин на страницах "Военно-исторического журнала": "Что касается командования секторов, то оно не могло осуществлять управление полками из-за малочисленности своего состава и отсутствия необходимых средств управления и наведения".

Слов нет, имей начальники секторов в своем распоряжении необходимые технические средства и кадры, это нововведение, наверное, дало бы еще больший эффект, чем дало в действительности. Но и при всех фактически сложившихся неблагоприятных обстоятельствах начальники секторов сделали немало. Большая польза - не говоря уже о всем прочем - была хотя бы от одного общения летчиков с опытным и вдумчивым авиационным начальником, специально занимающимся лишь несколькими расположенными по соседству частями.

Не следует понимать сказанное в том смысле, что наш начальник сектора ограничил свою деятельность функциями консультанта. Нет, конечно, командир есть командир, и ему приходится использовать всю гамму находящихся в его руках средств управления подчиненными.

Но начал Якушин именно с того, что постарался, как говорится, "составить себе мнение".

Особенно, помнится, интересовали его сильные и слабые стороны наших истребителей.

* * *

Сильные и слабые стороны наших истребителей!

Разговаривая с Якушиным, мы могли уже многое сказать о них. Несравненно больше, чем каких-нибудь две недели назад.

Мы уже чувствовали себя "понюхавшими пороху". Боюсь, что по молодости лет это обстоятельство придавало нашим высказываниям, в том числе и о новых истребителях, некоторую избыточную безапелляционность. Но это касается только тона, а по существу мы, конечно, многое, очень многое действительно поняли. Война хотя и продолжала преподносить нам свои сюрпризы, но уже все-таки не в таком умопомрачительном количестве, как при первом столкновении с противником. А главное, мы сами изменились. Бывают дни, меняющие человека больше, чем годы. Именно такие дни мы и пережили. На многие категории смотрели мы теперь новыми глазами. В том числе и на находящиеся в нашем распоряжении самолеты.

У нас возникло немало претензий: хотелось и обзора пообширнее, и вооружения более мощного, и чтоб выхлопа не слепили, и чтоб горючего было хотя бы минут на двадцать побольше... Много чего хотелось!

И к чести нашей авиационной промышленности надо сказать, что довольно быстро - практически к весне сорок второго года - все это было реализовано.

Но и в сорок первом году, с самого начала войны, стало очевидно, что воевать на этих машинах в общем можно! И МиГ-3, и Як-1, и ЛаГГ-3, и Пе-2, и особенно Ил-2 прошли проверку боем и выдержали ее.

Я уже рассказывал о том, как воевали летчики Московской зоны ПВО.

Вскоре стали доходить до нас сведения и об успехах на фронте полков, сформированных из военных летчиков-испытателей.

Один из них - Юрий Александрович Антипов (ныне Герой Советского Союза и заслуженный летчик-испытатель СССР) - поначалу, как и все мы, тоже считал, что хотя по скорости, особенно на больших высотах, МиГ-3 вне конкуренции, но маневренность у него не то чтобы очень... Очень скоро ему пришлось проверить свою точку зрения на практике.

В одном из первых же боев с "мессершмиттами" Антипова крепко зажали.

Немцев в воздухе - и над линией фронта, и в ближайших тылах - было в то трудное время значительно больше, чем наших самолетов. Отсюда почти всегда неравные воздушные бои. В отличие от противника наши летчики не уклонялись от схваток в невыгодных для себя условиях. Да и что им оставалось делать иначе пришлось бы уклоняться едва ли не от всех соприкосновений с противником. Это было очевидно, хотя и нерадостно. Естественное раздражение летчиков против сложившейся обстановки выливалось чаще всего в несколько неожиданном направлении: на головы журналистов, публиковавших в газетах очерки о неравных воздушных боях - "Трое против восемнадцати", "Семеро против двадцати пяти" и тому подобное. По существу, в этих очерках все было правильно. Раздражал тон - такой, будто нашим богатырям воздуха прямое наслаждение идти всемером против двадцати пяти - двадцать четыре им уже мало...