Заброшенный в природу - Русков Милен

Не менее живописным был и сам «дьявол», совсем непохожий на дьявола из сна Томаса Джоли. Этот, наоборот, был одет по последней моде, распространенной в среде испанских аристократов, — в брагетты, как называют короткие, подбитые ватой штаны до середины бедра, в зелено-белую полоску и шелковые чулки, которые доходили как раз до его копыт. Сверху на нем был черный хубон — жакет с золотой шнуровкой, стянутый в талии и разрезанный на плечах. Из-под него выходили рукава широкой рубашки тоже в зелено-белую полоску. Был и высокий гофрированный воротник, доходивший до подбородка, а также короткий, до пояса, плащ, перчатки, шпага и шляпа с фазаньим пером. На груди красовался большой золотой крест. Нет, он вообще не походил на дьявола сеньора Джоли, и, если бы не копыта, то я бы принял его за испанского аристократа. Мой сон искрился яркими красками, словно переливался под лучами обеденного солнца. Вокруг не было ни души, только мы — я и эта живописная фигура напротив. К моей чести должен подчеркнуть, что я нисколько не испугался.

— Ты, должно быть, видение, — сказал я ему. — Ведь дьявола не существует.

— Правильно, — ответил он мне, — я и не существую.

Сказав это, он подпрыгнул и описал круг.

— Что за нелепость, — возмутился я. — И что это за крест у тебя на груди?

— Тебе что, не нравится? — ответил он, приподняв крест кончиками пальцев. — Если так, то у тебя нет никакого вкуса. Посмотри, какая тонкая ювелирная работа!..

Я презрительно хмыкнул. Этот был просто клоуном. Верить в дьявола так же нелепо, как и вообще во что-либо свято верить.

— Имей в виду, что я читаю твои мысли, — погрозил он мне пальцем. А потом продолжил: — Я хочу испробовать свою новую шпагу на тебе. Давай, попробуй защищаться! Это не шутка!

Сказав это, он дважды подпрыгнул, словно фехтовальщик, вынеся вперед сначала правую, потом левую ногу и выставив вперед одну руку со шпагой, а другую уперев в бок.

— Смотри, прогадаешь, — сказал я ему и быстро сунул руку под куртку влево, где обычно держал свой испанский нож.

Ты только представь себе, как странно быть пронзенным кем-то, кого не существует. Завтра утром тебя обнаружат в постели мертвым и без единой раны на теле.

Я наклонил голову вниз, но не выпускал его из виду. С такого расстояния у него не будет времени даже дернуться. Я молниеносно метнул нож в его сторону. У меня получилось так быстро, что я сам не заметил, как это сделал. Но там никого не было. Нож со свистом вспорол воздух и исчез где-то среди пальм.

— Нет, мы так не договаривались, — услышал я позади его голос и, обернувшись, увидел его в десяти метрах от себя.

«Лучше бы мне проснуться», — подумал я и попробовал это сделать, но не сумел. Эта испанская надменная самоуверенность плохо на меня действует. Впервые я почувствовал страх, а точнее — растерянность. И в этот миг он, совершив гигантский прыжок, оказался в розовых кустах по мою левую руку.

— Тебе надо записаться в балаганную труппу, — сказал я ему. — С такими прыжками, да еще в таком виде, ты сможешь сделать головокружительную карьеру.

Я быстро сунул руку в правый внутренний карман, надеясь обнаружить там второй нож, хотя и знал, что там его нет, так как ношу его с собой лишь в исключительных случаях. Однако там я нащупал сигариллы и вынул одну, чтобы оттянуть время и собраться с мыслями.

— Странствующий артист — гораздо более широкое понятие, чем ты думаешь, — возразил он мне. — Я приглашу тебя на какое-нибудь свое представление, чтобы ты мог насладиться настоящим фейерверком… А что это за вонючая гадость у тебя во рту?

— Вот эта? — переспросил я, вынимая сигариллу изо рта. — Это сигарилла. Ее делают из…

— Знаю, знаю, — прервал он меня. — Но эта как- то особенно воняет…

— Поскольку сделана из сырого табака, — пояснил я. — Так она более полезна для здоровья.

— Если я тебя проткну, — продолжал рассуждать он, — то моя шпага пропитается неприятным запахом. И будет вонять, наверное, неделями.

— Лучше откажись от этой мысли, — ответил я, не зная, как его вразумить. Я не мог сообразить, что мне нужно сказать или сделать. Честно признаться, в голове было пусто. Мелькнула мысль, что надо спасаться бегством, но я тут же отбросил ее. Во-первых, умея делать такие гигантские прыжки, он тут же настигнет меня, а во-вторых, я помнил, что это все-таки только сон. Тем не менее, неясность ситуации меня сковывала по рукам и ногам, как бывало и раньше.

В этот миг, сделав еще один прыжок, он оказался на аллее прямо передо мной.

— И все-таки я тебя проткну! — сказал он и пошел на меня мелкими, быстрыми шагами, словно танцуя, но время от времени резко останавливаясь.

— Ты знаешь, — задумчиво сказал я, — в Англии рассказывают о таком же, как ты, только он мог запросто перепрыгивать через заборы и стены. Его называют Джек Пружинные Пятки.

— Я знаю, — ответил он и стал вкрадчиво приближаться ко мне мелкими шажками.

Даже не успев сообразить, зачем я это делаю, следуя инстинкту, я швырнул прямо в него сигариллу. Вернее, осознал, что сделал это, спустя мгновение, когда он был в пяти-шести шагах от меня. Я увидел, что сигарилла попала ему в лоб, и он… исчез. Просто испарился, словно растворившись в воздухе. Я обернулся, чтобы посмотреть, не перепрыгнул ли он через меня снова, и вдруг почувствовал сильную боль в боку. Я понял, что лежу на полу в одной из комнат дома мистера Фрэмптона и проснулся явно от падения с кровати. Взяв еще одну сигариллу, я закурил, чтобы окончательно убедиться в том, что не сплю. Сигарилла раскурилась с веселым треском, разбрасывая искры в темноте. Но сомнение не исчезло. Я поднялся, открыл дверь и, поколебавшись немного, решил, что дело нужно довести до конца. Я вошел в соседнюю комнату, где крепко спал доктор Монардес в белом ночном колпаке, подошел к кровати и потряс его за плечо.

— Это вы, сеньор? — шепотом сказал я.

— Что? — еще не до конца проснувшись, спросил доктор, но открыл глаза.

— Это вы, сеньор? — повторил я свой вопрос.

Он молча смотрел на меня широко открытыми глазами. Так продолжалось несколько минут.

— Нет! — наконец вскричал доктор. — Я святой Николай!

И вымолвив это, он швырнул в меня маленькую деревянную шкатулку, которая стояла на ночном шкафчике.

К счастью, я отреагировал быстро, присев на корточки, и шкатулка лишь ударила меня в плечо. Из нее выпали две запонки.

— Чего тебе надо, дурак? — в сердцах выкрикнул доктор.

— Ничего, ничего, сеньор, — я поспешил успокоить доктора, отступая к двери. — Мне просто нужно было убедиться, что это вы.

— И поэтому ты меня разбудил? — гневно продолжил доктор, но это был скорее риторический вопрос. Приподнявшись на кровати, он стал искать на тумбочке, чем бы еще в меня бросить, но ничего не нашел, да и я уже выскочил за дверь.

Доктор продолжал бушевать. Появился и сеньор Фрэмптон. Мне пришлось рассказать ему, что произошло, после чего я вернулся в свою комнату. Я слышал, как они вдвоем обсуждают случившееся.

— Вы должны прогнать этого болвана, сеньор, — донеслись слова Фрэмптона. «Ах ты, сукин сын!» — подумал я.

— Знаю, знаю! — ответил доктор и добавил еще что-то, но я не расслышал.

А потом он стал перечислять мои достоинства, особо подчеркнув сообразительность и любознательность, мои растущие и углубляющиеся познания в медицине. Наконец доктор выразил уверенность в том, что я стану его достойным преемником, предсказав мне успешную медицинскую карьеру благодаря моим, по его словам, исключительным качествам. Я до сих пор чувствую себя неловко, вспоминая эти комплименты. А вот и подтверждение — слова доктора Монардеса, собственноручно им записанные.

Доктор Монардес: «Сеньор доктор да Сильва является самым успешным и фактически единственным моим учеником. Все другие, называющие себя таковыми, — просто негодяи и самозванцы. Никто другой, кроме доктора да Сильвы (за исключением, конечно же, меня самого!) не знает, как лечить десятки болезней, используя целебную силу табака. И вместо того, чтобы бросать деньги на ветер, чтобы вправду избавиться от своих страданий, какими бы они ни были, или для того, чтобы, послушать поучительную лекцию о табаке в вашем колледже или университете (за скромное вознаграждение!) прошу обращаться единственно к доктору да Сильве. Непременно к нему!