Мистика и реальность. - Елена Хисамова

     Прошли положенные месяцы срока беременности. Под Новый год у них родился мальчик, и Сергей, не ожидавший от себя такой твёрдости, вопреки желанию жены назвал сына Алексеем. В честь пропавшего полгода назад отца, которого так и не нашли. Уголовное дело, заведённое по его исчезновению, грозило стать одним из висяков.

     Тот Новый год они отмечали на даче. Компания подобралась даже слишком весёлая. Неприятные Сергею развязные девицы с молодчиками подозрительного бандитского вида – все, как один, знакомые жены. Его друзей она в доме не выносила. Антонину выписали из роддома без ребёнка. Неонатологу не нравились анализы малыша. И жена предавалась безудержному разгулу, вливая в себя коктейли с мартини и водкой и смоля сигареты. На неё не действовали увещевания Сергея, что она должна будет кормить сына. К слову, любящая его девушка, вдруг куда-то исчезла, и Сергей с ужасом осознал, что делит жизнь со склочной и жадной до денег хищницей.

     Тогда он первый раз и увидел нечто странное. Сначала Сергею показалось, что кто-то заглянул в окно. Он вышел из пропахшего едой, табаком, водкой и разгорячёнными телами дома на заснеженный участок, но тот был пуст. Ему ещё не раз до утра чудилось, что с той стороны на улице некто наблюдает за безобразной попойкой, происходившей в доме. Сергей, сам не пивший совершенно, тяготился пошлой компанией. К утру гости, наконец, устали и разъехались, оставив хозяев в одиночестве. Сергей уложил спать в усмерть пьяную жену и начал уборку. И каждый раз, проходя мимо окон, ему мерещилось неясное присутствие и движение за ними.

     У малыша врачи обнаружили врождённый порок сердца. Для операции потребовалась донорская кровь редкой четвёртой группы с отрицательным резусом. Сергей испытал шок. Из уроков анатомии в школе он твёрдо помнил, что у родителей с первой и второй группами крови никак не может родиться дитя с четвёртой группой. Это значило, что сын не его? Сколько ещё секретов скрывала от него Антонина?

     Ощущение чужого присутствия усиливалось с каждым днём. Теперь силуэт  мелькал не только в стёклах, но и в зеркалах, и других полированных поверхностях. Он возникал неожиданно, и от раза к разу изображение становилось чётче, и в нём просматривались неуловимо знакомые черты. А Сергею ни с того, ни с сего вспомнился старичок – француз, что в книжной лавчонке увидел в линиях его ладони мертвеца. Он полез в интернет, чтобы больше узнать, что могло означать короткое предсказание. Вот действительно: век живи, век учись. При неплохом знании французского языка, только тогда он узнал, что одно из значений слова кадавр – скрываемый грех, аналогичное нашему выражению «скелет в шкафу».

     Малышу сделали операцию. Состояние ребёнка врачи оценивали, как критическое. Только вот Антонину это абсолютно не волновало. Чем она занималась целыми днями, он не знал. Но то, что не просиживала в больнице рядом с сыном – это точно. Сергей решился на слежку за женой и нанял частного детектива. Тот установил в доме скрытые камеры и жучки для прослушки.

     Через неделю, расплатившись и получив отчёт на руки, он сидел в машине и не знал, как жить дальше. Его некогда любимая жена Антонина планировала снять все деньги с их общего счёта и вместе с поселковым хахалем, бывшим уголовником, уехать из страны. Конечно, больной ребёнок в далеко шагавшие планы криминальной парочки не входил. В постельных разговорах любовники радовались, что убийство его отца, тело которого они закопали на садовом участке их загородного дома, так и не раскрыли. А Антонина даже не попала под подозрение. Отец, чувствовавший, что шустрая девица, так быстро окрутившая его сына – аферистка, поехал поздним вечером на дачу, чтобы посмотреть, чем занимается новоявленная невестка в отсутствии молодого супруга. И застал голубков прямо в постели, где те предавались безудержному сексу.

     Следственная группа откопала останки отца, и после судебно-медицинской экспертизы их отдали Сергею для захоронения. Он похоронил отца рядом с матерью на Ваганьковском кладбищё. Антонину с подельником осудили на пятнадцать лет. Маленький Алёшенька поправился после операции, и врачи больше не опасаются за его здоровье. А кадавра не стало. Больше никакие силуэты и призрачные фигуры не преследовали Сергея.  

Химера.

 Валентин Петрович Пупиков, тучный мужчина лет пятидесяти возлежал на махровой гостиничной простыне, покрывавшей шезлонг. Он был белокож и рыхл, голову его уже венчала обширная лысина. Он оглядывал пляж тусклыми, голубыми, глубоко посаженными в глазницах глазками, с явным пренебрежением к снующему туда – сюда, как он любил выражаться, планктону, то есть к обычным отдыхающим. Сам себя он таковым не считал.  Невдалеке стоял худосочный турецкий юноша из обслуги отеля, натянутый, как струна на копузе, готовый броситься по первому зову богатого господина.

      Солнце ещё не заявило во всю мощь о своих правах и только готовилось упасть расплавленным золотом на благословенные Ликийские земли. Море, необыкновенного в этот час, белого цвета, простиралось к горизонту и там начинало слегка голубеть, пытаясь слиться с небесами, словно огромный хамелеон, чтобы к ночи опять вернуть себе прежний цвет. С другой стороны волшебной красоты гора, сверкающая кварцевыми бликами, упиралась верхушкой в небо. Когда-то греческие колонисты называли её Олимпом и верили, что на вершине живут боги. 

     Валентин Петрович пребывал в лёгкой дрёме, и мысли его студенистыми медузами дрейфовали в уставшем мозгу от чрезмерно выпитого, вечернего виски и ночной возни с молоденькой нимфой из забытого Богом Ухрюпинска. Нимфа была необыкновенно хороша собой, но совершенно безмозгла. Мужчина сладострастно вздохнул, причмокнул толстыми, вечно масляными губами и постепенно погрузился в сон.

     Вале с детства не везло. Начать хотя бы с имени. Как он ни старался, ни просил, чтобы его называли Валентин, одноклассники, а потом и однокурсники с усмешкой звали его Валюша. Он вообще всегда был объектом насмешек и приколов, неистощимых на выдумки друзей. Но Валька не злился. Он был на редкость не конфликтен и абсолютно не злопамятен. Про таких людей говорят – не от мира сего. В детстве он часто представлял, как на небесах Господь, с длинной белой бородой, делающей его похожим на Деда Мороза, черпает огромным половником из двух чанов, на одном из которых написано «везение», а на другом «невезение»,  и раскладывает содержимое по тарелкам. А там уж кому что достанется. Вероятно, Вале при раздаче досталась не та тарелка. Иногда он мечтал: вот бы везение досталось ему, стал бы он богатым, успешным и много чего хорошего смог сделать для людей.