Мистика и реальность. - Елена Хисамова

 Шли они недолго. Остановились у Марусиной могилы, возле которой стояла раскидистая, покрытая инеем берёза. Крест на могилке большой деревянный, в него фотография под стеклом вставлена: красивая смеющаяся девочка с длинными белыми волосами. «Поливай!» – приказала тётка Зинаида.

 «Что поливай?» – не понял Николка.

 «Могилу поливай, да помалкивай! – прикрикнула старуха и тут же громко начала: –  Душа, душа, где ты бродила?   

 Где б ни была, ступай до тела. До Марусиных очей, До Марусиных костей. До Марусиных рук, До Марусиных ног».

 Так отчитала тётка Зинаида три раза. Николка всю воду из ведра вылил, и пошли они в сторожку. Пили чай, как всегда, с вкусным малиновым вареньем, только тётка Зинаида молчала, да и мальчику разговаривать не хотелось.

      Через три дня Виталька прибежал: весёлый, довольный. Стал звать на горку кататься. Обычно ребята в Глиняном лоску катались, горы там крутые. Что в этот раз их привело к реке, Николка сам не мог понять. Речка протекала между двух очень крутых берегов. Пожалуй, горы здесь были ещё выше, чем в лоску. Так как ребята катались на оцинкованном корыте, то скорость, с которой летало их средство передвижения, была прямо таки сверхбыстрая. Дети катались довольно долго. Зимой рано темнеет. Уже луна на небе появилась. Она была огромная, как блин, и ярко - ярко оранжевая. Зловещая, сказал бы Николка. Они решили скатиться последний раз, уселись, оттолкнулись и покатились. Всё быстрее и быстрее, и быстрее! Их вынесло на середину реки. Корыто остановилось, мальчики встали, чтобы вылезти. Вдруг раздался резкий треск, лёд лопнул, и корыто вместе с ребятами погрузилось в воду. Виталька завизжал и начал цепляться за Николку, топя его. Николка, с трудом оторвал его руки от себя и попытался снизу выпихнуть друга на лёд. Сначала лёд обламывался под весом мальчика, но в какой-то момент получилось, лёд выдержал. Вот уже Витальке удалось вылезти до бёдер, потом ещё и ещё. Он полз по льду, оставляя Николу, барахтавшимся в полынье.

 «Опять бросил, предатель», – думал мальчик.

 Тяжелая мокрая одежда и валенки тянули камнем вниз. Никола замёрз. Он надеялся, что Виталька пришлёт помощь. Время шло, а помощь не приходила. Последнее, что увидел мальчик перед тем, как впасть в забытьё, были маленькие валенки. Они быстро пробежали по льду возле полыньи перед лицом Николки, и его сознание отключилось. Потом мальчику казалось, что его били по щекам, переворачивали, трясли, несли. Кто, куда, зачем, он не понимал. И ничего не хотел, только спать, спать. Сон наваливался, как толстое душное одеяло. Тяжело дышать, нечем. И опять смех. Хрустальные колокольчики.

 «Маруся, Маруся…» – шептал он в бреду долгие три дня.

 …Его нашла тётка Зинаида. Что привело старуху на речку, родителям мальчика она так и не сказала. От счастья, что сын жив, они её не очень расспрашивали. А потом спросить стало некого. Пока Николка болел, тётка Зинаида умерла. Мама говорила, что старуха радостная уходила и у порога сказала, что её девочка своё предназначение выполнила: спасла чистую душу. Теперь всем покой будет. С тем и ушла…

      Витальку он больше не встречал. Родители приятеля на заработки в город подались, всё продали спешно и уехали. Да и к лучшему. Друг Виталя был никудышный. Буран снова вернулся домой: худющий и с оборванным ухом. Никогда пёс больше не убегал и везде бегал за Николкой.

      На могилки Маруси и тётки Зинаиды Никола по сей день ходит. Только не два раза в год, перед праздниками престольными, а как на душе тяжело, да выговориться хочется. Ни следов, ни валеночек маленьких он больше не видел. Зато точно знает, что летая в космос и изучая атомы - нейтроны, можно верить в чудеса.      

Проклятье Гипербореи.

Изрядно выпивший Игнат шептал что-то на ушко новенькой, которая разделила в этом году с Ольгой женскую составляющую их сплочённой в ежегодных вылазках на Север команды. Она так и не поняла толком, кто её пригласил, эту фифу по имени Лика, которая понятия не имела о походной жизни. Парни мямлили что-то нечленораздельное и отводили глаза. А все бытовые проблемы так и остались на хрупких плечах Ольги, только ещё утяжелённые расфуфыренной лентяйкой.

     Игнат поначалу не обращал на новенькую внимания, но Ольга несколько раз ловила его взгляд, остановившийся на девице, и выражение глаз ей совершенно не нравилось.

«У него кобелиный взгляд», – так всегда говорила ей мать, когда Ольга приводила домой познакомиться парня, с которым встречалась, но дальше невинных поцелуев дело не зашло.

– Оль, давай, дальше рассказывай! Сказочница ты наша… – окликнул её Сашка –

закадычный дружок Игната, заметив, как она смотрит на сидящую чуть в стороне от костерка и шепчущуюся парочку. 

– Да, конечно. Итак, пресытившиеся жизнью гипербореи бросались в море или озеро. А ещё, говорят, в отместку за надругательство над священными камнями и знаками, могут они наслать на вандала странную болезнь – мереченье называется. Человек становится похож на зомби, выкрикивает непонятные предсказания, идёт, сам не ведает куда.  А потом бросается в воду и гибнет.

В этот момент, как нарочно, хрипло захохотала где-то поблизости чайка, заставив всех вздрогнуть от неожиданности.

– Вот чертяка! – сплюнул в сердцах Сашок. – Пристрелить её – заразу, и весь сказ!

– Не вздумай, беду накличешь! – сердито начала Ольга.

– Ой, не начинай! Это ты – филологиня наша, веришь во все сказки и суеверья. Ладно, спать пора. А эту разбойницу всё равно шлёпнуть надо. Замучила уже, нашу рыбу воровать. И так есть нечего. Вот её и съедим.

     Седьмые сутки стояли они лагерем на берегу священного водоёма – Сейдозера[2], огромной нерукотворной ендовы, наполненной чистейшей водой. С трёх сторон озеро окружёно горами, которые защищают укромный уголок от пронзительных ветров. В благодарность за это природа не поскупилась на щедроты и дары. Вместо берёзового криволесья тундры здесь растут остроконечные вековые ели, в изобилии ягоды черники, морошки и голубики. Первые дни ребята не могли наесться лакомством, но оно быстро набило оскомину и приелось. Девушки терпели и не роптали, а парням  хотелось более существенной пищи – мяса, запас которого иссяк два дня назад. Ольга ругала себя, что так опрометчиво поступила и доверила на этот раз сборы продовольствия Игнату, не проконтролировав его.