Девушка без репутации (СИ) - Усова Василиса

— У вас такие выразительные глаза.

Щеки начинают пылать. Надо ответить, но смущение сковывает все тело. Наконец удается пролепетать:

— Благодарю…

— Сегодня ваш праздник, а вы будто держитесь от всех в стороне?

— Мне… Я не слишком люблю находиться среди людей…

— Какое совпадение, — молодой человек склоняется к самому ее уху. — Я тоже.

От его шепота в груди разливается жар. Она отваживается поднять взгляд и понимает, что пропала. Музыка становится все более плотной, постепенно превращаясь в туман. Зал исчезает, а в руках неведомым образом возникает записка:

«Проходит день. Другой. А я все думаю о вас. К. К.».

В душе восторг. А потом из тумана ее вдруг вырывает свет фар. И вот она уже в машине, которая летит вниз…

Дернувшись, как от удара, девушка открыла глаза. Первые секунды она никак не могла понять, где находится. Перед глазами был обшарпанный камин, а в голове все еще проносились обрывки сна. Музыка, танец, красивый молодой человек…

Внезапно до Алесии дошло, с кем она танцевала. И это уничтожило все очарование сна. Как же она сразу не догадалась? Мужчина, круживший ее в танце, был никто иной, как бывший супруг. А она, судя по ощущениям, была счастлива. Была влюблена…

Алес поморщилась. Доверять снам на сто процентов конечно нельзя, но ведь на чем-то они все же основываются? На воспоминаниях, на фантазиях. Можно ли расценивать ночную картинку, как правду? Если в пределах разумного, то наверное да.

Баронесса, судя по всему, девушкой была стеснительной. И чувствовала себя неловко среди людей. А Карис (по крайней мере во сне), использовал старую как мир уловку — «Мол, ты не такая, как все. И этим мы очень с тобой похожи». Наивной девице этого вполне могло хватить.

Да и не только наивной… Ей самой, чтобы влюбиться в «Данечку», хватило одного вечера. Девушка угрюмо понадеялась, что бывшему жениху сейчас хотя бы икается, и решительно выбросила его из головы.

Лучше подумать о более насущном. С чего там обычно начинают обживать дом?

Первое, что пришло в голову — уборка. Капитальная, от подвала до чердака. Выгрести пыль. Перемыть окна. И вытравить запах затхлости, от которого нестерпимо зудит в носу.

Спасибо еще, что дом на вид будто крепкий. Доски не шатаются, лестница не скрипит. Приятно, что в столь дремучие времена, люди уже умели нормально строить. Потому что у нее сейчас не те ресурсы, чтобы затевать масштабный ремонт. А для жизни хватит чистоты и минимального комфорта.

Алесия была настроена очень решительно, но стоило ей взять в руки метлу, как Ирена и Агнета охнули в один голос.

— Госпожа! Что вы⁈

— Вы же не будете сами мести пол?

Собственно, именно это девушка и собиралась сделать. Однако служанки смотрели на нее так…

Алес не знала, чем грозит ей разоблачение, но узнавать как-то пока не тянуло. Вдруг помощницы разбегутся? Или решат, что их госпожа сошла с ума? Только вот и сидеть сложа руки она тоже не могла. Придется снова подключать актерский талант. Пока метлу не отобрали.

Для начала девушка издала тяжелый вздох и опустила глаза. Служанки ведь ее знают, поэтому для них перемены должны происходить постепенно, а не за один раз. Так что иногда стоит разбавлять свое поведение трепетностью и притворством.

— Да… я понимаю. — в голосе зазвенела легкая печаль. — Мне невместно. Но здесь столько всего предстоит сделать…

— Мы с Агнетой справимся, госпожа. — отозвалась Ирена, — Как бы там ни вышло с бароном, вы все равно стоите над нами. И свое место мы помним. Дайте-ка сюда. — она потянулась к метле.

Алесия крепче сжала древко. Непросто изображать аристократку в изгнании, когда на счету каждая пара рук.

— Не надо, Ирена. Я должна что-то делать, чтобы не думать… Не думать, как поступил со мной барон… Иначе в голову лезут всякие мысли… — она убедительно всхлипнула, уткнувшись в рукав.

Агнета тут же бросилась ее утешать.

— Не надо госпожа, только не плачьте! — служанка бросила быстрый взгляд на Ирену, — Нам всем хватит тут дел.

Ирена только покачала головой, но спорить не стала. Работа действительно гонит тяжкие мысли из головы.

— Ну хорошо. Только сильно не утруждайтесь. Вы ж непривычны к такому труду.

На это замечание, Алес мысленно хмыкнула. В родном мире ей доводилось офис на двести квадратов перемывать. После прорыва канализации. Было весьма и весьма противно, несмотря на перчатки и ведро бытовой химии. А тут просто старая добрая грязь…

Впрочем, часа через четыре оптимизм начал постепенно угасать. Нежные руки, не державшие ничего тяжелее иголки, покрылись волдырями. А спину хотелось просто отстегнуть и положить куда-нибудь на диван.

Новое тело оказалось совершенно не приспособлено к тяжелой работе. Закусывая губы до крови, Алес мыла окна уже на одном упрямстве. Своем родном. И старалась не думать, что вечером ей не светит даже душ. Только смоченная в воде тряпочка, от которой совершенно нет толка, в плане гигиены.

Мимо прошагала Ирена, с весьма суровым лицом. Выглядела женщина так, будто по меньшей мере, шла убивать. Над ведрами в ее руках, поднимался пар.

Алесия была даже рада немного отвлечься.

— Зачем кипяток? — поинтересовалась она, стряхивая какой-то белый кусочек с тряпки.

— Так заразу в башне перетравить. Иначе, от них никакого житья не будет.

— Крысы? — сморщилась девушка. Грызунов она не любила всей душой.

— Почти. — Ирена поставила ведра и чуть растерла руки. — Голуби. А эти гады, как вы знаете, ничем не лучше крыс. Если завелись, то легко не выгонишь. Но не переживайте, и на них есть управа.

— Ты собираешься их сварить? — забыв про окно, девушка вскочила на ноги. Поясница тут же выразила свой протест, отозвавшись тянущей болью. Алес сжала пальцами подоконник, переводя дух.

Ирена в ответ лишь пожала плечами.

— Так положено, госпожа. Вы же не хотите, чтобы к осени там была большая стая?

— Но… они же живые!

Судя по взгляду служанки, голуби были не теми существами, к которым стоит проявлять жалость. Не зря же эти твари получили прозвище — «пернатые крысы». Алесия закусила губу, чувствуя, что не стоит спорить. Она же знала, что раньше были более суровые нравы. Но одно дело — читать об этом в книге, или смотреть в кино. И совсем другое — видеть, как кто-то спокойно идет шпарить голубей, просто потому что здесь это всего лишь зараза.

Но ведь кто-то же устроил в башне голубятню?

— Что вы, госпожа! — возразила Ирена. — Разве кто-то будет специально разводить этих птиц? Они ж сами. Найдут какую-нибудь щель, вот и обживаются потом на старых чердаках.

Девушка на миг прикрыла глаза, вспомнив школу. А точнее — учителя математики.

Арсению Павловичу было глубоко за семьдесят. Сухой старичок, в потертом коричневом пиджаке, с тростью в руках. Лучшие годы он провел в деревне, был заядлым голубятником, и очень любил об этом поговорить. Поэтому Ира не слишком разбиралась в интегралах, зато теорию по дрессировке голубей усвоила на отлично.

Сегодня мы изучим теорему Пифагора… Пифагор, великий древнегреческий математик, жил в шестом веке до нашей эры. — начинал Арсений Павлович, прохаживаясь перед доской и опираясь на свою извечную трость. — К слову, знали ли вы, что древние греки тоже использовали почтовых голубей?

Мальчишки насмешливо переглядываются. Ирин сосед достает из кармана карты, и толкает девочку локтем. Разногласий между ними давно уже нет, поэтому Ира тоже толкает его, и тихо бурчит — «отстань». Состроив рожу, одноклассник незаметно меняется местами с кем-то из ребят.

Сзади начинается партия в «дурака». Ничего не замечая, математик продолжает рассказывать про голубей. Подперев щеку ладонью, Ира слушает. В целом, ей интересно, а еще немного жаль старичка.

— Голубь — птица постоянства. Он всегда возвращается домой, из любой точки земного шара. И если к его лапке привязать записку…