Польские крылатые гусары - Радослав Сикора

составленном в 1616 году, нашлись «сабля гусарская старая», а также «сабля гусарская с украшенной серебряной проволокой рукоятью и цепочкой»[262]. Однако наличие цепочки однозначно указывает на то, что речь идет не о той сабле, которую сейчас называют гусарской, поскольку последняя вместо цепочки имела скобу. Из этого можно сделать вывод, что то, что считалось «гусарским» снаряжением, со временем изменялось и не относилось только к одному типу сабель. Так что определить время создания сабли, называемой сегодня гусарской, на основании сохранившихся списков вещей и снаряжения, не представляется возможным.

В XVIII веке некоторых носящих доспехи поляков на портретах писали с карабелами[263]. Их можно найти и в инвентарях гусар[264].

Хорошие клинки (их называли «железными») сабель были весьма ценимы. Даже короли использовали старые клинки с новыми рукоятками и украшениями[265]. По этой же причине нельзя определить возраст сабли по ее клинку.

А что же хорошее «железо» могло сделать, если находилось в умелых руках? Например, рассечь пять положенных одна на другую золотых монет[266]. Или же, как это случилось с литовским гусаром, обрубить крестовину у сабли противника[267]. Однажды саблей был разрублен даже клинок шпаги шведского короля Густава II Адольфа, причем у самой рукоятки, то есть в самом прочном месте. Данный эпизод произошел под Тчевом 10 августа 1627 года: «Самого Густава [Адольфа] в шишак два раза ударили, рукав дважды разрубили и при рукоятке шпагу ему отрубили»[268]. Так что нет ничего удивительного в том, что в трактате 1660 года Анджей Максимилиан Фредро писал: «Именно саблей можно наносить удары без какого-либо ущерба для самого клинка, который не отразился бы даже не столько в блеске полировки, сколько в пригодности его использования, даже если часто наносишь удары. А в связи с тем, что в нашем случае мы наносим саблей удары не колющие, а режущие (всем острием), ранит она большую площадь. Сабля […] в связи с этим никогда не изнашивается, не получает ущерба от постоянного нанесения ей ударов. Единственное, чего она требует, – это лишь мужская рука»[269].

Владение саблей являлось главным искусством для каждого шляхтича. Обучение фехтованию начиналось с детства, сначала с помощью так называемых палок для фехтовальных упражнений. В конце XVII века об этом писал французский дворянин Яна III Собеского Франсуа Полин Далерак: «[Польская] сабля несколько более длинная и тяжелая, чем турецкая, однако гораздо лучше рубящая. А все потому, что есть в ней хорошее железо, и владеет ею сильная рука. И поляки привыкли к данной тяжести, потому что носят постоянно в руке обух, с которым их каждый день можно видеть, а носят они его для того, чтобы руку и кисть приучить к владению саблей. Кроме этого, чтобы лучше научиться фехтованию, устраивают они у себя еще такие упражнения в виде частых поединков на палках, которыми молодежь беспрестанно пользуется»[270].

Палки для обучения фехтованию были широко распространены и в XVIII веке[271]. Эта рыцарская забава была отменена только после падения Речи Посполитой[272].

Фехтовальное искусство, особенно конное фехтование, достигло в Польше очень высокого уровня. Ничего удивительного в том, что в одиночных схватках – в происходящих перед битвой поединках, в которых принимали участие также гусары, – поляки обычно одерживали победу над противником.

Корды и кинжалы

Кроме описанного выше оружия, гусары владели также кордами. Наибольшей популярностью они пользовались в XVI веке. Чем же они отличались от сабель? Ответ на данный вопрос дал Станислав Сарницкий около 1580 года: «Корд – это именно оружие всадника, как уже выше упоминалось, а точнее, это оружие всадника славянского происхождения. Он отличается от сабли более удобной рукоятью, а также тем, что позволяет нанести удар обратной стороной клинка.

Сабля же является оружием более коротким, она быстрая и в тесноте использовать ее легче, потому что она искривлена, именно с ней гайдуки как можно быстрее бросаются туда, где видят больше людей, выхватить ее также трудней и можно ее только выбить из руки или отрубить руку вместе с ней. […] Как я уже говорил, корд и сабля являются хорошим оружием для конного и пешего боя, когда бьются друг с другом обладатели корда, однако применять корд и саблю против шпаги не советую»[273].

Довольно короткое время, поскольку относится это только к эпохе царствования Стефана Батория (1576–1586), популярны были кинжалы. Как пояснил Сарницкий: «Кинжалы стали носить также и гусары, поскольку в тесноте данное оружие очень удобно»[274].

Древковое ударное оружие

К древковому оружию, которым иногда пользовались гусары, стоит отнести как клевец (восточный эквивалент рыцарского молота), так и чекан. Последний – это не что иное, как уменьшенная (если речь о размере железного острия) и более изящная версия секиры; имел деревянную рукоятку различной, временами довольно большой, длины. Однако и чекан, и клевец были более популярны не среди гусар, а в польской легкой кавалерии[275]. В листах пшиповедных эти виды оружия не обнаружены в списках необходимого гусарам вооружения, зато их изображение можно видеть на картинах данной эпохи[276]. Похоже, что клевцами особенно охотно пользовались гусарские офицеры (ротмистры и поручники).

В качестве оружия эти офицеры могли использовать также булавы. Именно булавы являлись знаком офицерского достоинства. В основном с их помощью отдавались команды, однако конструкция булавы позволяла использовать ее также в качестве маленькой палицы.

Метательное и огнестрельное оружие

Некоторые гусары использовали луки. И они носили их не только вместе с костюмом в качестве отличительной черты своего рыцарского достоинства (см. раздел «Идеология равенства и индивидуализм»), а использовали в бою. В 1574 году об этом писал Ян Красиньский: «Другой вид легкой кавалерии представляет из себя конница, используемая в Польше и Венгрии и называемая гусарами. Практически все гусары носят кольчуги и шлемы, легкие копья и щиты, подобные турецким. Используют они также искривленные мечи. Некоторые по обычаю скифов стреляют из луков, другие же стреляют в неприятеля из коротких мушкетов»[277].

Более чем сто лет спустя луки у гусар видел также Мансуето Ламбарди. Он сопровождал Яна Грановского, который 28 сентября 1685 года выступил из Львова в сопровождении 500–600 вооруженных людей и 24 возов. Спустя более десяти дней пути, 13 октября, Ламбарди упоминал об этом путешествии в письме к Великому герцогу Тосканскому: «Утром решено выйти в поле с 300 заранее выбранными солдатами, среди которых было 200 гусаров на