Беседы о живописи - Герман Александрович Недошивин

полотна их охотно раскупались буржуазными меценатами, между тем как многим из больших художников-жанристов, например одному из величайших мастеров Франции — Домье, приходилось влачить свое существование в безвестности и нищете.

Чем же объяснялась такая популярность этих буржуазных жанристов? Они обычно достаточно искусно, с большим внешним правдоподобием, в гладкой, лощеной, будто прилизанной манере писали в изобилии картинки из жизни буржуа, а то и «низших классов». Жизнь представала в этих картинках умытой и причесанной, мещански-добродетельной, слащаво-благополучной. Всякая серьезная мысль тщательно изгонялась из этих изображений уличных и домашних сцен, подменяясь самодовольством или сентиментальностью. Действительность капиталистического уклада жизни выглядела невероятно мирной, идиллически-розовой. И даже самые лохмотья на бедняках выглядели аккуратненькими и трогательными.

Этих мастеров живописного дела, порою обладавших весьма виртуозной кистью, не волновали никакие большие вопросы, они не мучились бедами своих современников, они не ведали гнева и печали, но были полны угодливости перед своим буржуазным заказчиком. А для него их живопись была только мелочным развлечением, способом удовлетворения надутого тщеславия. И ничего, кроме «добротности», от живописи они и не требовали.

И тем больше лезли из кожи вон буржуазные жанристы, чтобы их «творения» были как можно более «натуральны», как можно более «правдоподобны». Так родилась в живописи натуралистическая фальсификация действительности, пафос которой в прославлении мещанского благополучия буржуазного общества, добродетели его «героев». Как далеко это плоское, льстивое, пошлое искусство от сатиры Федотова, от острого ощущения драматической судьбы простого человека у Домье, от умения раскрыть самые важные стороны жизни у Репина!

Горький однажды сказал, что для художника важна его позиция, его точка зрения на жизнь. А у некоторых художников, добавлял он, вместо точки зрения есть только «кочка зрения», с которой нельзя по-настоящему объять жизнь.

Такая «кочка зрения» обусловливает близорукость, мещанский кругозор, низменность идеалов художника. Мастеру бытового жанра она не позволяет правильно обобщить свои наблюдения, вынести о действительности свой нелицеприятный приговор. Пресмыкающиеся искусники, о которых мы сейчас говорили, — яркий тому пример.

В данном случае речь шла об определенной социальной позиции художников, продавших свою кисть благоденствующей буржуазии. Но бывает иногда и так, что художник, стоящий близко к народу, на время сбивается с пути, теряет свою действительно высокую идейную позицию и либо отдает дань пошло-мещанскому взгляду на жизнь, либо поддается формалистической моде.

Жанристу важно не только верно выбрать свой сюжет, но и сказать об изображенном что-то важное, существенное. В бытовом жанре не надо избегать «мелких» сюжетов, надо бояться мелких чувств и плоских мыслей. Бытовой жанр не гнушается жизненными «пустяками». Но ведь можно и о серьезных вещах говорить пустяки и, наоборот, в чем-то внешне незначительном разглядеть серьезную правду и большую поэзию. Об этом мы подробно уже говорили выше.

Вот, например, картина Пластова. Ну что в самом деле за «важный» сюжет: ужин трактористов? Нет здесь ничего внешне привлекательного и тем более героического. Кончился у одного из миллионов советских тружеников напряженный трудовой день, и ребятишки принесли ему в поле нехитрый ужин — краюху хлеба и кринку молока. Кажется, что может быть скучнее этой обыденной «жизненной прозы»? Но настоящий художник увидел в этой сцене большой жизненный смысл и рассказал о нем зрителю скупыми, но весомыми, как крестьянская речь, словами.

А. А. Пластов. Ужин трактористов.  1951 г. Масло. Москва, Государственная Третьяковская галерея.

Закатывается за горизонт горячее летнее солнце. Видна поднятая трактористом тяжелая, дышащая уже вечерней свежестью, еще не обветренная земля.

Прохлада вечера объемлет тракториста, и мы ощущаем величавый покой удовлетворения после хорошо, добротно сделанного дела. Безо всякой болтливой выспренности показывает нам Пластов скромного и честного труженика. И в этом настоящая поэзия картины, повествующей о том, как красива жизнь человека, сроднившегося со своей землей.

Еще вьется парок от разогревшегося трактора, еще не остыла земля, еще рдеют на пластах пашни последние лучи солнца, а уже повсюду разливается величавый покой вечера. Наступает торжественная минута тишины, заслуженного отдыха. По-особенному благоговейно отношение Пластова к рабочему человеку, нет в его трактористе ничего показного, но каким добрым чувством, облагораживающим душу, пронизана картина.

На этом примере можно почувствовать, как важно в бытовом жанре не оказаться во власти пустяков. Нет, повторяем, для жанровой живописи мелких тем, но можно создать о жизни мелкое произведение. «Сватовство майора» по сюжету незначительный анекдот, но картина не имеет, как мы уже убедились, ничего анекдотически развлекательного. Она исполнена мысли, тревоги и горечи. Анекдотическим делает бытовой жанр не сюжет, а неспособность художника понять и почувствовать в своем сюжете что-то волнующее, заставляющее радоваться, размышлять, испытывать негодование.

Другим важнейшим жанром живописи является жанр исторический. Сюда относятся все произведения, в которых изображается прошлое — какие-либо более или менее важные события общественной жизни минувших времен или же просто быт людей ушедших поколений.

Картины, изображающие не исторические события, а повседневные сценки из жизни прошлых эпох, иногда называются произведениями историко-бытового жанра. В русской живописи такие картины писали Рябушкин, С. Иванов, Бенуа, Лансере и другие мастера начала XX века.

Не всегда легко бывает разграничить исторический и бытовой жанры. Мы сейчас смотрим на «Не ждали» Репина как на «историческую» картину, ибо в ней перед нами встает живая страница истории русского революционного движения. Но для Репина это была самая животрепещущая современность.

С другой стороны, всегда возникает вопрос: а на сколько лет должно быть отдалено событие от времени написания картины, чтобы последнюю можно было отнести к историческому жанру? Когда речь идет о столетиях, дело ясное. Из воспроизведенных у нас картин, бесспорно, историческими являются «Клятва Горациев» Давида, «Меншиков в Березове» Сурикова, «Петр I» Серова. Тут налицо бросающееся в глаза внешнее несходство быта, одежды, утвари и т. д. с современностью. У Давида изображается событие из легендарной истории древнего Рима, отдаленное от художника двумя с половиной тысячелетиями. У Сурикова событие его картины отстоит от времени ее написания почти на двести лет. Столько же у Серова.

Но как быть с более близкими событиями? Мы по праву отнесем к историческому жанру картины «Допрос коммунистов» Иогансона, и «В. И. Ленин» Цыплакова, и «Поднимающий знамя» Коржева.

Коржев — молодой художник, и он не мог быть очевидцем событий первой русской революции. Для него лично изображенная сцена, конечно, история. Не мог взрослым человеком видеть Ленина в Смольном и Цыплаков.

Но Иогансон был уже зрелым человеком в годы гражданской войны. Дейнеке, когда действительно происходила оборона Петрограда, было двадцать лет, а картина создана всего через восемь лет после события.

Далее. Еще в годы Великой Отечественной войны