Обречен тобой (СИ) - Резник Юлия

– А еще ты можешь забеременеть первой.

– Нет. Зачем? Мне не нужно беременеть, чтобы удержать мужчину. Всему свое время.

Ах ты ж… Су-у-ука. Думаешь, мне ребенок только для этого нужен? Что ты вообще знаешь? Об этом… И обо мне?! Понимаешь ли, сколько боли связано с моим диагнозом, сколько слез пролито? Океаны, Лен… Тебе и не снилось.

Но она, конечно, молодец. Далеко пойдет девочка. Я даже восхищаюсь ее целостностью. Может, такая и нужна Миру, да. Но это не означает, что я откажусь от своих планов его вернуть.

Скомканно прощаемся. Лене удалось меня выбить из равновесия, но, к счастью, у меня столько работы, что обсасывать ее визит совершенно некогда. Сосредотачиваюсь на делах. Засиживаюсь допоздна в офисе, а приезжаю самая первая. На выходных вместе с рабочими катаюсь по объектам, которые потихоньку начали готовить к зиме. Физический труд – отличное лекарство от хандры, а возня в земле для меня – самая лучшая медитация.

Постепенно дает о себе знать прием гормонов. Мое настроение неуловимо меняется. Я уже и не помню, когда плакала, а тут чуть что – глаза на мокром месте. Могу разреветься просто от окружающей меня красоты. Могу – от жалости к себе. Могу – от тоски… Почему-то все чаще вспоминаю папу. Как он там? Мы не общались лет пять, и до недавнего момента меня это исключительно радовало, а теперь как будто возникла потребность увидеться. И может, даже извиниться. Да, он сильно меня поломал, да, порой его давление было невыносимым. Но он все равно мой отец. Почему я так и не нашла в себе сил простить? А мама? Где она вообще? Как сложилась ее жизнь? Принесло ли ей счастье нелегкое решение нас оставить?

Я часто об этом думаю, да… Порой выпадаю просто посреди реальности. Вот и сейчас. С трудом успеваю затормозить и не влететь в зад подрезавшей на светофоре Тойоты. Телом прокатывается волна облегчения, а следом за этим я чувствую удар! По инерции откидывает вперед. Никаких подушек в моем древнем пикапе, конечно же, нет. И хорошо, что я каким-то чудом умудряюсь подставить руку, смягчив удар лица о руль. Но все равно оглушает. Откидываюсь в кресле, моргаю в полном шоке, не понимая сразу, что это за горячая влага у меня на лице – слезы или кровь.

– Кто ж так тормозит, овца тупая?! – орет тщедушный плешивый мужик, дергая дверь пикапа.

– Меня подрезали! – пищу в ответ. – Вон та десятка.

Но кто меня слушает? Мужик продолжает верещать что-то про дистанцию и тупых баб, которые насосать на тачку насосали, а ПДД выучить не удосужились.

Серьёзно? Кто бы стал «насасывать» на пикап?!

Меня охватывает ненормальное, совершенно дикое веселье. Согнувшись пополам, закатываюсь смехом и не могу остановиться. Стоит взглянуть на этого идиота – как меня опять начинает сотрясать новой порцией хохота.

– Знак поставь, дура! Даже аварийку не включила. На прошлой неделе ровно на этом месте была авария, мужики вышли разбираться, а их раскатала фура.

Собравшись с силами, забираюсь в салон. Включаю аварийку и хочу выйти, чтобы и впрямь достать знак – все же второй участник аварии, каким бы уродом не был, дело говорит, но тут оживает телефон. Сердце по привычке подскакивает в груди. Я дала себе слово, что не буду звонить Миру первой, но это не означает, что все это время я не ждала, что он позвонит мне сам. А он не звонил… И вот. Наконец, дождалась. В горле булькает, умирая, смех. На глазах выступают слезы. То ли облегчения, накатившего вместе с откатом, то ли… злости на то, что Мир мучил меня так долго.

– Да!

– Все нормально?

Нет! Но я молчу, хотя его вопрос будто подогрел скопившиеся слезы, отчего им стало невыносимо тесно внутри.

– Вика, ты почему молчишь? Все нормально?

Конечно, нет. Мимо, облаивая нас сигналами, проносятся машины. Взрослые мужики орут что-то резкое и злое, высунувшись наполовину в окна. И мне все хуже от моего бессилия. С каждой долбаной секундой все хуже. Всхлипываю.

– Небольшое дорожное происшествие. Я перезвоню, ладно?

Я честно хочу отбить звонок. Честно-честно. Но прежде чем успеваю хоть что-то сделать, Мир рявкает в трубку:

– Не вздумай отключаться!

– Мне сейчас неудобно говорить.

– Я и не собирался вести с тобой беседы! Адрес скинь.

Меня охватывает такое сумасшедшее облегчение, что я не спрашиваю зачем. Господи, да прямо сейчас мне вообще плевать, даже если им движет вся жалость мира. Я просто не хочу сама с этим разбираться.

– Перекресток у центральной библиотеки.

– Мне минут пятнадцать до него ехать. Включи аварийку и поставь знак. Сильно тебя приложило?

– Не знаю.

Я опять начинаю рыдать. Но прежде все-таки отбиваю вызов.

Мир приезжает быстро. Я не успеваю ни взять себя в руки, ни оттереть кровь с лица. Но понимаю это, лишь когда наши глаза встречаются, и в его взгляде мелькает что-то такое… что-то такое… сильное. Злость? Да. Но и еще что-то. Может быть, страх за меня. Страх, да. И облегчение.

– В машину садись. Я здесь разберусь, – командует Мир, бросая недобрые взгляды в адрес изрядно присмиревшего мужика.

– Ты только не сильно его, – шепчу напоследок, но словам недостает убедительности, потому что мои силы на исходе. Истерика, оказывается, страшно изматывающий процесс.

Ныряю на пассажирское сиденье мерседеса. Краем глаза ловлю движение в зеркале и застываю, приоткрыв рот. Господи, вот на кого я похожа?!

Распахиваю сумочку, достаю салфетки и принимаюсь оттирать кровь и остатки поплывшей косметики. Справиться с задачей помогают слезы, щедро льющиеся из глаз. А что если бы удар был сильнее? Чертовы гормоны. Никакого с ними сладу. На завтра у меня назначены контрольное УЗИ и сдача анализов. Если все будет хорошо, врачи обещают провести процедуру в ближайшее время. Тем страшнее, что эта авария случилась сегодня.

Колотит. Когда Мир возвращается, я настолько эмоционально выгорела, что даже не могу найти в себе силы обернуться. Лишь когда он заводит мотор и трогается, вяло интересуюсь:

– Куда мы едем?

– В больницу.

– Шутишь?

– Надо исключить сотрясение.

– Я нормально себя чувствую. Правда.

– Ты вся в крови.

– Просто рассекла лоб в неудачном месте. Я серьезно, Мир, не надо в больницу. Мне же все равно завтра сдавать анализы.

– Ну как знаешь.

Мне сложно представить, чтобы Мир, каким я его знаю, так просто сдался. Тот Мир непременно настоял бы на своем. Наверное, смысл в том, что тому Миру было на меня не плевать… В отличие от этого.

Что ж так горько-то? Господи, дай мне сил снова не разрыдаться. Просто дай сил. Откашливаюсь.

– А ты чего звонил, кстати?

– Хотел поинтересоваться, в котором часу это все будет.

– Я пока не знаю. А что?

– Наверное, мне не помешает подъехать.

Стылый ком в груди словно чуть-чуть оттаивает. Омывая теплом изнутри. Мне не хочется спрашивать – зачем. Я не хочу знать правды. Мне даже плевать на его «наверное». Я, черт его дери, хочу, да, очень хочу знать, что если что-то пойдет не так – он рядом. По правде я пока вообще не готова отпускать Мира. И потому выпаливаю:

– Может, поднимешься ненадолго?

Глава 16

– Конечно. Надо убедиться, что ты благополучно добралась.

Просто убедиться. Ну и ладно! Это же неплохо. Напротив, раз так, значит, я точно ему небезразлична.

Боже, Вика, да это же Мир! Он сделал бы то же самое для любой женщины на этой планете просто потому, что в нем необычайно развит инстинкт защитника. Еще скажи, что ты этого не понимаешь.

Ой, да заткнись.

Как же меня достали эти споры с самой собой! Ощущение, что у меня раздвоение личности. И мне нужно не к репродуктологам обращаться, а в психдиспансер. Это ведь совершенно ненормально, правда?

– Проходи. Сварю тебе кофе, – бросаю я и, резво скинув лоферы, убегаю, не оставляя Миру возможности отказаться. Мою ослабевшие руки, умываюсь, склонившись над кухонной раковиной. И промокнув лицо кухонным же полотенцем, наполняю резервуар кофемашины водой.