Убийство в частной лечебнице - Найо Марш

— Четвертьпроцентный раствор.

— Но… что это значит? Нет уж, пускай для этого расследования ищут кого-нибудь поумнее меня.

— Глядите веселей! Это один гран в одной, одной десятой унции воды.

— Звучит так, словно и впрямь что-то означает!.. Надо мне посмотреть все эти кошмарные мелкие меры на последней странице тетрадки в клеточку. Ну-ка, погодите. Не говорите ни слова, пожалуйста, мистер Томс, — взмолился Аллейн. — Я решаю пример на умножение.

Он скорчил гримасу и стал загибать и разгибать пальцы.

— Двадцать пятые доли перевести в единицы… нет… да и на черта это нужно… Проклятие!.. Ну-ка, погодите… — Он широко раскрыл глаза и начал быстро говорить: — Шприц в двадцать пять минимов вмещает одну двадцатую грана гиосцина, а этот ветеринарный насос мог бы вместить одиннадцать тридцать вторых грана. Вот! — гордо прибавил он.

— Совершенно верно — молодец! — воскликнул Томс, хлопнув инспектора по плечу.

— Погодите, это еще не все. Я и не то умею! Одиннадцать тридцать вторых — это на три тридцать вторых больше, чем четверть грана, которая составляет всего лишь восемь тридцать вторых. Ну как?

— Блистательно, но я не вижу связи.

— В самом деле? — беспокойно спросил Аллейн. — И все же секундой раньше мне показалось, что это важно. Ну ладно… я и сам забыл почему. Запишу это себе, и все.

Мистер Томс зашел ему за спину и с любопытством посмотрел на крохотные каракули Аллейна.

— Ничего не видно, — пожаловался Аллейн и подошел к выключателю.

Мистер Томс не последовал за ним, поэтому не видел его последнюю запись, которая гласила: «В большом шприце могло содержаться чуть больше того количества гиосцина, которое было обнаружено при вскрытии».

Инспектор аккуратно захлопнул маленькую книжечку и положил ее в карман.

— Тысячу раз спасибо, мистер Томс, — сказал он. — Вы очень облегчили мне задачу. Ну вот, на сегодня остался всего один человек, с которым мне нужно увидеться, — доктор Робертс. Не скажете, как мне его найти?

— Ну-у-у… Видите ли, он ведь здесь не штатный анестезиолог, хотя и делает кучу работы за доктора Грея. Его не было в клинике с той самой операции. Мне кажется, в это время вы найдете его дома. Если хотите, я позвоню ему.

— Очень любезно с вашей стороны. А где он живет?

— Не имею представления. А зовут его Теодор. Я знаю, потому что слышал, как Грей называл его «Дора». Дора! — мистер Томс долго хохотал, потом провел Аллейна к черной дыре в стене, где стоял телефон.

Он зажег свет и сверился с телефонным справочником.

— Вот, пожалуйста. Робертс, Робертс, Робертс… Доктор, Теодор. Вигмор-стрит. Тот, кто вам нужен.

Он набрал номер. Аллейн терпеливо прислонился к стене.

— Алло! Это дом доктора Робертса? Он там? Спросите его, может ли он принять инспектора… он сделал паузу и прикрыл ладонью трубку, — Аллейна, правильно?.. Да, спросите его, не примет ли он инспектора Аллейна, если тот заедет к нему прямо сейчас.

Томс повернулся к Аллейну.

— Он дома — все в полном порядке, кажется… Привет, Робертс, это Томс. Тут со мной инспектор Аллейн из Скотланд-Ярда, по делу О'Каллагана. Они обнаружили гиосцин — четверть грана. Ага, подскочили?! Что?.. Нет, не знаю… Да, конечно… Да ладно, не волнуйтесь вы так. Они не собираются пока вас арестовывать. Ха-ха-ха! Что?!.. Отлично — минут через двадцать, наверное… Осторожно, приятель — не выдайте себя случайным словом!

Он повесил трубку и, взяв Аллейна за локоть, провел к входной двери.

— Бедный старина Робертс в страшной панике, фыркает и брызжет слюной в телефон как бог весть кто. Ладно, дайте знать, если я смогу вам чем-нибудь еще помочь!

— Обязательно. Большое вам спасибо. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи. Приготовили пару наручников для старины Робертса, а? Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха! — ответил Аллейн. — Спокойной ночи.

Глава 11

Анестезиолог

Вторник, шестнадцатое. Вечер

У доктора Робертса был миленький маленький домик на Вигмор-стрит с двумя окнами на первом этаже и большой красной дверью, которая занимала чуть ли не всю стену.

Лакей, маленький и веселый под стать дому, провел Аллейна в приятную комнату — помесь кабинета с гостиной, где стены и книжные полки были яблочно-зеленого цвета. Там висели переливчатые занавески и стояли удобные кресла. Над камином располагалась великолепная картина, на которой множество маленьких человечков каталось на коньках по озеру, обсаженному рождественскими елками. В камине потрескивали дрова. На столе возле книжных полок лежала рукопись, прижатая старым деревянным стетоскопом, тем самым, который показался мистеру Томсу таким нелепым.

Одобрительно взглянув на картину, Аллейн подошел к книжным полкам, где обнаружил соблазнительную коллекцию современных романов, Шекспира издания «Вариорума», который вызвал у него искреннюю зависть, и несколько работ по евгенике и психоанализу. Среди этих трудов был том почтенного вида, озаглавленный «Обесцененная валюта», автор Теодор Робертс. Аллейн вытащил книгу и просмотрел оглавление. Это оказалась серия статей о наследственных заболеваниях. Робертс, очевидно, делал по ним доклады на заседаниях международного конгресса по евгенике и сексуальным реформам.

Аллейн все еще вчитывался в научные труды Робертса, когда вошел сам автор.

— Полагаю, инспектор Аллейн? — произнес он.

Аллейн с большим трудом удержался от ответа: «Полагаю, доктор Робертс?»[6]

Заложив книгу большим пальцем, он пошел навстречу анестезиологу. Робертс тревожно заморгал и бросил взгляд на книгу в руках инспектора.

— Да, доктор Робертс, — улыбнулся Аллейн, — вы застали меня на месте преступления. Никогда не могу устоять перед тем, чтобы порыскать по книжным полкам, и мне было так интересно посмотреть, что пишете вы сами.

— О, — рассеянно ответил Робертс, — я этим интересуюсь. Присядьте, инспектор.

— Спасибо. Да, проблемы наследственности поразительно притягательны даже для дилетанта вроде меня. Однако я пришел сюда не затем, чтобы исповедаться в полном незнании вашей области, а затем, чтобы восполнить пробелы в моем расследовании. Насчет этого дела О'Каллагана…

— Я с большим огорчением узнал о результатах вскрытия, — официальным тоном сказал Робертс. — Это ужасно, такое потрясение, невозместимая потеря… — Он нервно пошевелил пальцами, сглотнул и поспешно добавил: — Мне крайне неприятно и в силу чисто личных мотивов. Поскольку я был анестезиологом на операции, я чувствую, что несу возможную ответственность за случившееся. Может быть, я с самого начала должен был заметить, что не все в порядке. Я и беспокоился, почти с самого начала, по поводу его состояния. Я так и сказал сэру Джону и Томсу.

— И что они вам ответили?

— Сэр Джон, как и полагается, был занят своим собственным делом. Он просто предоставил мне самому справляться с проблемами. По-моему, он что-то сказал в ответ на мои слова о том, что пациенту стало плохо. Что ответил Томс, я вообще не помню. Инспектор Аллейн, я искренне надеюсь, что вы сможете снять с сэра Джона малейшую тень подозрения. Никакое сомнение на его счет недопустимо.

— Надеюсь, что смогу выяснить его участие в этом неприятном деле, как только будет проведено обычное расследование. Быть может, вы мне в этом посодействуете, доктор Робертс?

— С радостью. Но не стану пытаться отрицать, что я весьма эгоистично беспокоюсь на собственный счет.

— Но ведь вы же не делали уколов?

— Нет, слава богу, нет.

— Как это получилось? По моим представлениям, анестезиолог должен был бы сам сделать укол камфары и гиосцина.

Робертс сперва ничего не ответил, просто сидел, глядя на Аллейна со странно беспомощным выражением нервного лица. Аллейн заметил, что, стоило ему заговорить с Робертсом, доктор словно морщился. Так случилось и на этот раз. Доктор поджал губы и резко выпрямился в кресле.

— Я… я никогда не делаю уколов, — сказал он. — У меня личная и очень мучительная причина так поступать.

— Вы не могли бы мне сказать, в чем она заключается? Видите ли, то, что вы не делали уколов, очень важно для вашего алиби. Вы не видели пациента, когда он был в сознании, поэтому, честно говоря, вряд ли могли влить гиосцин ему в глотку так, чтобы никто не заметил, что вы вытворяете.

— Да-да. Понимаю. Я расскажу вам. Много лет назад я вколол большую дозу морфия, и пациент умер по моей халатности. Я… я так и не смог с тех пор заставить себя делать уколы. С психологической точки зрения такое поведение является болезненным и слабохарактерным. Мне следовало преодолеть этот комплекс, но я, к сожалению, не смог. На некоторое время я даже потерял присущее анестезиологам хладнокровие. Потом меня срочно вызвали на неотложную операцию у пациента с тяжелым сердечным заболеванием, и операция эта прошла успешно. — Робертс показал Аллейну стетоскоп и рассказал его историю. — Этот инструмент представляет собой интересный психологический эксперимент. Я начал отмечать на нем все успешные операции на больных с сердечными расстройствами. Это мне необыкновенно помогло, но сделать укол я до сих пор не в состоянии. Возможно, в один прекрасный день я смогу и это. Сэр Джон знает про эту мою… особенность. Я рассказал ему эту историю в первый раз, когда был у него анестезиологом. Это было уже давно, в одной частной лечебнице. Он был настолько внимателен, что запомнил это. Кроме того, по-моему, он предпочитает делать укол гиосцина сам.