Пендервики на улице Гардем - Джинн Бёрдселл

— Ах, лучше бы. — Розалинда отнесла свою чашку в раковину. — Ты знаешь, а меня на эту «Феерию» никто не приглашал.

— Ну да… Рози, пожалуйста, не сердись на меня, а?

— С чего ты взял, что я сержусь? Просто я устала сегодня.

— А-а, — Томми встал. — Тогда я… пойду, да? Спасибо за мороженое.

— Пожалуйста.

— Спокойной ночи?

Розалинда, не ответила, даже не обернулась. Мужчины, конечно, странные существа, но у неё сейчас не было сил разбираться в их странностях. Она страшно, страшно устала. Поэтому она просто стояла и ждала, пока Томми уйдёт. И можно будет наконец лечь спать.

Хотя нет, у неё же есть ещё одно дело. Розалинда тихонько поднялась наверх и направилась в комнату младшей сестрёнки, очень надеясь, что та уже уснула и обойдётся без вечернего рассказа. К счастью, тут всё было в порядке. Бетти крепко спала. Правда, её одеяло и почти все игрушечные звери валялись на полу. А в ногах у Бетти виновато моргал разбуженный Пёс.

— Место! — шёпотом приказала Розалинда.

Пёс спрыгнул на пол, стащив за собой остальных Беттиных зверей, и побрёл в угол — на место.

— Вот там и спи! — строго сказала Розалинда, хотя оба, и она и Пёс, знали, что спать он там не будет.

Тихонько, чтобы не разбудить, она укрыла Бетти одеялом, рассадила и разложила по местам всех её зверей и для очистки совести кинула на Пса ещё один строгий взгляд. Когда она выходила из комнаты, внизу хлопнула входная дверь. Папа вернулся. Розалинде было нисколечко, ну совершенно не интересно, как там прошло его свидание, — но почему-то, вместо того чтобы уйти к себе, она застыла на месте, будто приросла к полу.

Было слышно, как тётя Клер внизу вышла из гостиной.

— Ну, как твоё свидание? — спросила она вполголоса, чтобы не разбудить Скай и Джейн.

— Нормально, — так же вполголоса ответил мистер Пендервик.

— Нормально — значит всё хорошо? Всё в порядке? То есть вы с ней будете ещё встречаться?

— Возможно. — Он зевнул. — Мы неплохо провели время. Она, кстати, любит ходить пешком.

— Мартин, так ты что, устроил ей пешую прогулку? И это всё твоё свидание? Ну, не знаю, не знаю. По мне, лучше бы уж читал ей книжки вслух.

— Ладно, Клер, я сам разберусь, чем нам с ней заниматься. Не волнуйся, всё будет хорошо.

По дороге в свою комнату Розалинда пару раз споткнулась в темноте. Теперь ей срочно требовалось выместить свою досаду на ком-то или на чём-то. На столе лежала шоколадная коврижка, испечённая для «Осенней феерии», — Розалинда отнесла её сюда, чтобы спасти от вечно голодных сестёр. Очень хорошо, просто прекрасно! Тогда… вот так! Вот так!.. И ещё так!!! Она разодрала коврижку на куски, а куски на кусочки, а кусочки на крошки, а потом открыла окно и вышвырнула всё это коричневое крошево в темноту.

— Обойдутся восьмиклассники без моей коврижки, — пробормотала она, отряхивая руки.

Прежде чем захлопнуть окно, Розалинда зачем-то высунула язык в сторону дома Гейгеров. Зачем? И с чего она, собственно, так разозлилась? Розалинда не знала. И не хотела знать. Есть вещи, над которыми не обязательно задумываться, считала она. Лучше выкинуть их из головы.

Глава двенадцатая

Статистическая аномалия

Скай вылетела из дверей школы, отчаянно озираясь. Где Джейн? Перед школьным крыльцом, как всегда, толпится куча народу, но Джейн не видно. Где она? Где? Скай надо было срочно отыскать её и убить.

— Пока Скай!

Её подруга Джемма помахала ей рукой из школьного автобуса. Скай тоже ей помахала, но без особой радости. По правде сказать, она не была уверена, что сможет ещё когда-то чему-то радоваться.

— Эй, Пендервик! — Пирсон, сидевший в классе наискосок от Скай, всегда называл её по фамилии. И она его тоже. — Пробежимся наперегонки вон до того угла? — И толкнул её для убедительности.

— Не хочу, — ответила она и тоже его толкнула. Вообще-то Скай никогда не отказывалась пробежаться наперегонки, вот только Пирсона она уже сегодня видеть не могла.

Так. Теперь Мелисса Патноуд подплывает. Скай попыталась посмотреть сквозь неё, будто бы она прозрачная: может, прозрачная Мелисса окажется заодно неговорящей. Не вышло.

— Поздравляю тебя, Скай, — сказала Мелисса. — Уверена, что у тебя всё получится.

— Спасибо, — пробормотала Скай. После того как она разыщет и убьёт Джейн, она убьёт Мелиссу. Всё равно в две тюрьмы не посадят. А в одной, может, будет лучше, чем сейчас в школе.

Ну наконец-то! В дверях появилась Джейн в окружении подружек. Скай подскочила к сестре, схватила её за руку и оттащила в сторону.

— Ай! — айкнула Джейн. — Молю тебя разжать тиски твоих объятий!

— Сейчас разожму, — мрачно пообещала Скай. — Идём, поговорить надо.

Джейн побледнела и уронила рюкзак.

— Что-то случилось? С папой? С Бетти?

— Ничего ни с кем не случилось, у всех всё хорошо. Кроме меня. Нам сегодня объявили, кто кого будет играть в твоей пьесе. Угадай, кто играет Радугу.

— Келси?

— Нет.

— Изабелла? Майя?

— Нет, Джейн. Думай. Как следует думай.

— Только не говори, что эту роль дали Мелиссе!

— Нет, Мелисса будет играть Маргаритку.

— Ладно, пусть. Она глуповатая, эта Маргаритка. Хотя лучше бы, конечно, Мелиссе ничего не досталось, ни одного словечка из моей пьесы. — Джейн ещё немного подумала и сказала: — Тогда не знаю кто. Сдаюсь.

— Я.

Вот теперь Джейн всё поняла. Кошмар. Полный кошмар. Скай, отважная, бесстрашная Скай боялась сцены как огня. В первом классе с ней произошла неприятность — во время исполнения коротенького гавайского танца с неё упала юбка из травы, — и она твёрдо решила больше никогда, никогда в жизни не выходить на сцену.

— Ты объяснила мистеру Баллу, почему ты не можешь?

— Я пыталась, но он решил, что я просто стесняюсь играть в пьесе, которую сама написала. А я же не могу ему сказать, что я её не писала! И кстати… — Скай вперила в сестру свирепый взгляд. — Кто, по-твоему, будет играть Койота?.. Пирсон, вот кто!

— Это ничего, у него должно нормально получиться.

— Джейн! Да какое мне дело, что у него должно получиться или не получиться? Ты хоть помнишь, сколько ты этих длиннющих монологов понакатала про бессмертную любовь-морковь? А мне их теперь все говорить! И кому — Пирсону! Ты чем думала, а?

Джейн пожала плечами.

— Откуда я знала, что тебе всё это придётся говорить? Это совершенно не твоя роль. Я бы ни за что её тебе не дала.

По правде сказать, когда Джейн писала пьесу, в роли Радуги она представляла себя. И выходило просто потрясающе.

— И что мне теперь делать? Я в жизни не запомню всю эту ахинею про самоотречение и про маис! Ну были бы это ряды простых чисел, или хоть что-нибудь из геометрии… Знаешь, сколько я всего помню из геометрии! Вот, слушай: если две прямые пересекаются с третьей прямой таким образом… Каким образом? Не помню. За-бы-ла! Всё, теперь у меня нет ни памяти, ни мозгов, ничего.

— Тихо, успокойся. Видишь, народ уже на нас глазеет.

Под народом Джейн имела в виду Мелиссу, которая не только глазела во все глаза, но и вслушивалась во все уши.

— Слушай, Джейн, может, мне ногу сломать, а? Точно! Я падаю с крыши гаража, как бы случайно, и ломаю ногу — хрясь и всё! Меня ведь никто не заставит играть на сцене со сломанной ногой!

— Да, только ты и в футбол играть не сможешь.

— Ладно. Тогда бывает же какая-нибудь пневмония, малярия, туберкулёз…

— С ними то же самое, про футбол придётся забыть. — Джейн больно было видеть, до какого отчаяния дошла её сестра. — Да не бойся, Скай, всё не так страшно! Я помогу тебе выучить роль. Ну, идём домой!

Всю дорогу, пока Джейн вела её домой, Скай вычисляла, сколько зрителей будет сидеть в зале. В постановке будут заняты все шестиклассники — не только актёры, остальные тоже, а зрители — это их родственники. Если в школе четыре шестых класса по двадцать шесть человек и если каждый шестиклассник приведёт с собой хотя бы двух… нет, всё-таки трёх родственников… да плюс все учителя, да плюс разные там пятиклашки…

— Четыреста человек, — сказала она замогильным голосом. — Четыреста, не меньше. И все они придут смотреть, как я буду позориться.

— Четыреста, — эхом откликнулась Джейн, только голос у неё был совсем не замогильный. Она и не подозревала, сколько, оказывается, людей увидят её пьесу! У неё даже голова закружилась.

— Фу, прямо тошнит, как начинаю обо всём этом думать. — Скай и правда выглядела неважно. Дома она даже не завернула на кухню, сразу отправилась к себе в комнату.

— Четыреста, — снова повторила Джейн, входя в дом вслед за сестрой. Перед глазами у неё стоял их школьный актовый зал с настоящей сценой, софитами, кулисами и колышущимся занавесом. В зале четыреста человек, все рукоплещут. А на сцене она, автор — Джейн. Она раскланивается. В руках у неё огромный букет роз… нет, пусть лучше розы летят в неё из зала, со всех сторон, например их бросают специально расставленные вдоль сцены первоклашки…