Пространства, времена, симметрии. Воспоминания и мысли геометра - Борис Розенфельд

В Техническом отделе завода я конструировал трансформаторы не очень долго: вскоре нас послали рыть укрытия от вражеских бомб на территории Электрозавода.

Противотанковые рвы

В конце августа нас послали рыть противотанковые рвы западнее Можайска. Мы работали в районе деревни Глазово с 25 августа до 7 октября 1941г.Впоследствии за это я получил медаль "За оборону Москвы".

Когда немцы прорвали фронт под Вязьмой и стали стремительно приближаться к Москве, нас провели пешим порядком в обход Можайска и 14 октября мы прибыли на станцию Дорохово, откуда в товарных вагонах добрались до Голицына и 15 октября электричкой приехали в Москву.

Отца я застал дома, но он в этот же день уезжал с Наркомлесом в Киров.

16 октября 1941 г.

На следующий день утром 16 октября я приехал на завод.

В Москве творилось нечто невообразимое. В учреждениях жгли бумаги, на заводах рассчитывали работников и выдавали им заработную плату. Рекомендовали как можно скорее покинуть Москву, говорили какие дороги еще свободны. Все выглядело так, как будто Москву могли взять немцы. Кто отдал такие распоряжения? Думаю, что бывший в то время секретарь Московского комитета партии А.С.Щербаков.

На заводе меня рассчитали и я решил ехать в Ташкент - место эвакуации Московского университета. Собрал рюкзак, одел зимнее польто и сверху дождевик и поехал на Казанский вокзал. Там сел на электричку и доехал до станции Быково. Оттуда пешком вдоль железной дороги дошел до Раменского, там сел в товарный поезд, идущий в направлении Ташкента.

Похоже, что немцы не знали действительного положения в Москве 16 октября 1941 г. Свои переживания я выразил в стихотворении "16 октября":

Казалось мир охрип от воя,

Проклятья смертные оря.

Нет, не забуду ни за что я

Шестнадцатое октября.

Во всем как будто видно мире,

Как в капле давешней одной,

Что нет порядка в этой шири,

Покинул нас Отец родной.

Бежали люди, как от газов,

Боясь невидимых врагов.

От истерических приказов

Едва не лопнул Щербаков.

И тучи шли бумаги жженной,

И рвами был весь мир изрыт,

Своих мужей теряли жены,

И дети плакали навзрыд.

Одни, вцепившись в чемоданы,

Неслись без цели, без дорог.

Другие рвались в рестораны,

Наесть котлет пытаясь впрок.

Тогда казалось, что безбожный

Пришел к концу весь белый свет.

И было все тревогой ложной,

И кто за это даст ответ?

Дорога до Ташкента

Во всех вагонах товарных поездов ехали люди с рюкзаками, мешками, чемоданами. Они ехали на восток, подальше от немцев. Около поездов на одной из станций, я увидел около поезда тетю Цесю и дочь дяди Юзека Иру, они ехали в Кзыл-Орду, где в то время находились тетя Хеля и дядя Веня, и дали мне их адрес. 20 октября я прибыл в Куйбышев (Самару). Там надо было купить билет на пассажирский поезд до Ташкента. В очереди за билетом я простоял несчолько дней. От Куйбышева до Ташкента я ехал в вагоне пригородной электрички, и приехал в Ташкент 1 ноября.

19 октября в Москве было введено осадное положение. 6 ноября на станции метро Маяковская Сталин выступил на заседании Московского совета с докладом о 24 годовщине Октябрьской революции. 7 ноября на Красной площади состоялся военный парад, участники которого ушли на фронт.

6 декабря под Москвой началось наступление Красной армии. Немцев отогнали от Москвы.

Глава 7. ТАШКЕНТ И АШХАБАД (1941-1943) Ташкент

Студенты и преподаватели Московского университета собирались в помещении Среднеазиатского университета в центре Ташкента. В сквере перед зданием университета стоял монумент Сталина, который при Хрущеве был заменен памятником Карлу Марксу, а после распада Советского Союза - памятником эмиру Тимуру,

Меня поселили на кафедре почвоведения САГУ, которая стала общежитием аспирантов МГУ.

Так как после поступления на завод я был отчислен из аспирантуры, то Ташкенте меня сначала не хотели принимать в общежитие аспирантов, но В.В.Степанов, который здесь был деканом Мехмата, добился моего восстановления в аспирантуре. П.К.Рашевский в это время был в эвакуации в Томске, из геометров в Ташкенте были только В.Ф.Каган и Я.С.Дубнов, моим руководителем назначили В.Ф.Кагана,

Я написал дяде Вене в Кзыл-Орду, что нахожусь в Ташкенте и сообщил свой адрес. Вскоре дядя Веня нашел меня - так мы познакомились.

Я с интересом читал вывески на узбекском языке. Незадолго до войны этот язык перевели с латинского алфавита на русский, в основном надписи были написаны русскими буквами, но кое где встречаись и латинские буквы.

Узбекский язык принадлежит к семье тюркских языков, в нем имеется три диалекта - "карлукский"- близкий туркменскому, "кипчакский"- близкий к казахскому, и "чагатайский" - язык с тюркскими корнями и с таджикской фонетикой. Это язык потомков первоначального оседлого населения Средней Азии - таджиков, усвоивших язык завоевателей - кочевников, но сохранивших свою фонетику. Латинскими буквами узбеки писали на карлуксом диалекте, при переходе на русский алфавит они стали писать на чагатайском диалекте.

Я купил учебник узбекского языка и принялся изучать его.

Я часто гулял по Ташкенту вместе с первокурсником Аликом Вольпиным - сыном С.А.Есенина. Алик читал мне стихи своего отца, которые в то время были запрещены.

Мы с Аликом посетили урок узбекского языка в САГУ, где учился сын Б.Л.Пастернака Женя.

7 ноября в Ташкенте состоялись военный парад и демонстрация, в которой я участвовал.

В конце ноября нам объявили, что местом эвакуации МГУ будет не Ташкент, а Ашхабад и 1 декабря мы специальным поездом переехали в Ашхабад.

Ашхабад, столица Туркмении, находится недалеко от границы Ирана, и поэтому долгое время был закрытым городом, однако в условиях войны ограничения на въезд в него были сняты. В Ашхабаде нас разместили в нескольких школах, а занятия МГУ проходили в помещении Ашхабадского педагогического института в саду Кеши. Кеши - пригород Ашхабада и профессора Мехмата читали лекции в здании, стоящем рядом с шоссе, ведущим в город. По этому шоссе туркмены ездили из своих аулов в Ашхабад.

Однажды, подходя к этому дому, я увидел огромную толпу туркмен в халатах и папахах. Оказывается, в это время читал лекцию профессор Дмитрий Евгеньевич Меньшов, обладающий исключительно громким голосом. Окна были окрыты и его голос был хорошо слышен на шоссе. Туркмены решили, что голос принадлежит какому-то злому духу, и столпились у здания.