Серая невеста Лиллехейма - Николай Ободников

С меткостью брошенного дротика он влетел в теснину, образованную скальными массивами, и, не преодолев и пяти метров, ударился о каменный выступ восточного утеса. Вольфрамовая сеть с визгом лопнула, и задетый выступ вырвало из векового гнезда. А сплющенные остатки метеозонда уже влетали в противоположную стену, вгрызаясь в скальную породу.

Утесы Квасира наводнил жуткий грохот, когда тонны камней устремились вниз.

Древняя колоссальная трещина Подковы Хьёрикен расширилась и затянулась, хороня в себе дорогу и одинокую машину.

Перепуганный Кристофер ничего не успел сделать. Если бы он мог увидеть себя в этот момент со стороны, то обнаружил бы, что горькая усмешка, застывшая на губах, как нельзя лучше подходила такой смерти.

28. Козья Нора

Козья Нора как нельзя лучше подходила под определение убежища. Собранная из старых досок, пары-тройки гофрированных листов, заменявших крышу, она неприметным покосившимся домиком торчала посреди березовой рощи. Сама роща находилась в конце единственного сквера Лиллехейма. В десяти метрах от Козьей Норы высились трибуны городского стадиона, служившего ристалищем для любительских стычек по футболу между такими командами, как «Желтые иглы» и «Горнозавры». Западнее стадиона просматривалось здание муниципалитета, отпиравшееся только по праздникам.

Дима еще раз с восхищением огляделся:

– Ребята, это же самое сердце Лиллехейма! Ну вы даете!

Все с довольством заулыбались, кроме Андеша, следившего в этот момент в компании Тора, как по земляному полу Козьей Норы ползет червяк.

– С севера – Нюрбег, с юга – Мариес, по бокам – Каренслист и Венслекрокен, – сказал Арне так, словно это он заложил первые кирпичи названных улиц. – А в центре – всемогущие мы! И наши дети! И дети наших детей!

Тор гавкнул, подтверждая истинность хозяйских слов, а Франк и Дэгни расхохотались.

Как только отец Арне развез всех по домам, Дима принялся слоняться по коттеджу, ища себе занятие. Сонные крысы в подвале изумили его, и Лео поведал о затее с крысобоем. На что Дима спросил, безопасно ли находиться среди большого скопления людей. Вопрос одновременно являлся просьбой и предупреждением, и Лео понял это. Он долго молчал, а потом запретил Диме спрашивать подобное у мамы. К счастью, та всё еще находилась на метеостанции.

Ожидание тянулось мучительно долго, и Дима от нечего делать полез в телефон. Наконец снизу раздалось шипение. Под окном, держа в руках велосипед, пританцовывала Дэгни. Ее синие глаза проказливо сияли. Дима хотел предложить, чтобы компашка засела у них дома, но, вспомнив мать, передумал. У Дианы имелся пунктик на этот счет: каждому ребенку – свой родитель-надсмотрщик.

Дима сварганил очередную записку, прилепил ее на дверь своей комнаты и тихо выбрался на улицу. Из кабинета отца доносился стук по клавиатуре ноутбука. Лео бы порадовало оставленное послание: «Уважаемые Л. М. и Д. В.! Я поехал на встречу с капустными наркобаронами. Дело серьезное, и капуста тоже. Если без шуток, я с друзьями. Мы будем держаться у всех на виду и вернемся до наступления темноты. Обещаю. Ваш взрослеющий Д».

Так Дима очутился в Козьей Норе. В убежище имелись игральные карты, пара коробок настолок, «Каркассон» и затрепанные «Цитадели», стопка старых комиксов и двухлитровая бутылка с желто-оранжевой жидкостью на дне. Арне утверждал, что это «Фанта», но ему никто не верил.

– Как думаете, что стало с Сарой? – спросил Франк. Он перевернул очередной лист комикса «Неми», рассказывающего о приключениях инфантильной девочки-гота, и покосился на брата, опасаясь, что тот начнет сыпать загадками.

Андеш не заметил взгляда, полностью отдавшись изучению маршрута червяка.

– Это же та, что только с мамкой живет? – уточнил Арне.

Дэгни посмотрела на него поверх правил «Цитаделей», которые держала в руках:

– Следи за языком, Петтерсон.

– Она самая. – Франк с долей смущения добавил: – Сара Мартинсен. Я немного знал ее.

– А, безотцовщины друг друга издалека видят, – прокомментировал Арне. Он валялся на застеленном дырявым покрывалом матрасе, притащенном год назад с городской свалки, и потому не заметил, как Франк и Дэгни переглянулись.

Через миг они налетели на Арне, пересчитывая тому рёбра костяшками. Петтерсон заорал, прося пощады, и спустя десять визгливых секунд его оставили в покое.

– А если серьезно? – Дима ощущал беспокойство, будто они что-то не сделали или сделали не до конца. – Что, если Сара находится в лапах Шакальника? Вы же помните, как он схватил нож и заявил, что нужна жидкость… иного цвета.

Арне сделал кольцо из указательного и большого пальцев, после чего со смехом сунул в него палец другой руки. Это, по его мнению, и означало жидкость «иного цвета».

– Зная своего батю, могу точно сказать одно: он уже вломился к Шакальнику и вытряс из него душу.

– А вот это похоже на правду, – согласился Франк, и Дэгни кивнула.

Два года назад, тоже летом, они всей компашкой сидели в тени, которую отбрасывал козырек крыши городской теплицы. Просто наслаждались только что купленным мороженым. А потом в лоб Андеша угодила невесть откуда взявшаяся палка. На лбу парня тотчас вскочил лиловый синяк. К ним, ревя от негодования, мчался старина Ханс-Петтер, сторож теплицы. Ребята не знали, что с ним случилось и с чего он вдруг принялся метать палки, но бросились наутек. Дэгни даже обронила телефон.

О чрезмерно ретивом исполнении обязанностей сторожа узнал Эджил. Он нашел домик Ханса-Петтера и почти что сыграл роль злого волка. Все, кто видели его в тот момент, утверждали, что капитан «Кунны» был предельно обходителен – и когда награждал Ханса-Петтера оплеухами, и когда перерывал его жилище, разыскивая девайс Дэгни.

В итоге Эджила арестовали, а старина Ханс-Петтер вдруг понял, что всегда недолюбливал теплицы, особенно в Лиллехейме. Телефон Дэгни нашелся там же, где они присели, чтобы насладиться мороженым.

Об этом Диме рассказал Франк, пока Арне самодовольно покачивал ногой, выражая одобрение отцовским действиям.

– А сколько в Лиллехейме детей? – вдруг поинтересовался Дима.

Вопрос показался неуместным и одновременно пугающим. Даже Андеш как-то подобрался, будто вот-вот должно было прозвучать нечто страшное.

– А тебе это для чего? – уточнила Дэгни.

Дима замялся. На мгновение ему почудилось, что в его адрес прозвучит обвинение в похищении Сары. Он внимательно посмотрел на лица друзей и выдохнул, сам толком не понимая, что хочет сказать.

– А вдруг легенда о Сифграй – правда? По словам Шакальника, дети для нее – еда.

– И ты захотел узнать, сколько на полках Лиллехейма волчьего корма? – Арне расхохотался. – Я, конечно, в это не верю, но попробую ответить. В школе Лиллехейма работают предметники для всех десяти классов.[4] Параллелей на каждый год по две-три. А это… – Он задумался, пытаясь вычислить количество учеников. – Короче, детей – до чертиков.

– В классах Лиллехейма – приблизительно пятнадцать человек. Значит, около трехсот, – заявил Франк, откладывая комикс.

– Сейчас меньше. Бо́льшая часть укатила куда подальше. Лето же, – вставила Дэгни. Она против воли тоже увлеклась этим вопросом.

Андеш погладил Тора и неожиданно чужим голосом