Тайны Истинного мира - Марина Ефиминюк

– Может, в шкаф забрались? – предположил третий. И я почувствовала, как от страха по спине пробежала капля пота.

– Встретимся за домом, – едва-едва слышно прошептал Сэм.

Тут же отворилась дверца с его стороны, ослепив нас. Мальчишка раздвинул губы в неприятной улыбке и вдруг зашипел, как котенок, вытаращив глаза и оголив зубы. Со стороны подобное выглядело почти забавным, но отчего-то гости шарахнусь в разные стороны, и один очень тоненько взвизгнул:

– Батюшки, у-у-упырь!

Сэм выскочил из шкафа как черт из табакерки и кинулся вон из квартиры, трое через короткую паузу бросились за ним, даже не удосужившись заглянуть во вторую половину гардероба, где умирала от страха я.

До меня доносился топот ног в подъезде и удалявшиеся голоса. Выждав пару минут, я все-таки вылезла, и, пока здоровяки не вернулись обратно, поспешила из проклятой квартиры, плотно прикрыв за собой дверь.

Я выскользнула из подъезда невидимой тенью и поспешила на задний двор. К ночи мороз усилился, и под ногами приветливо поскрипывал снежок. В черном с сизым отблеском прожектора небе подмигивали крохотные звездочки, яркий месяц висел над самой головой. Усевшись на детские качели и спрятав руки в карманы, я стала ждать Сэма, отчего-то уверенная, что его обязательно поймали. Он появился через десять минут – когда я окончательно околела и решила всплакнуть о перечеркнутой судьбе и потерянной памяти – сильно запыхавшийся, но очень довольный собой.

– Ты, чего, Комарова, пригорюнилась? – расплылся он в довольной улыбке. – Я такой фокус уже много раз проделывал, ни разу не поймали. Я не глядела на него, испытывая ужасное неудобство от только что принятого решения.

В молчании мы пришли на автобусную остановку рядом с метро и уселись на ледяную лавку.

Прозрачные тонкие стенки худо-бедно защищали от пронизывающего холодного ветра, гонявшего по городу мелкие острые снежки и бросавшего их в лицо.

– У тебя телефон есть? – ответила я вопросом на вопрос.

– Да, но у меня батарейки только на один звонок. Я его отключил еще днем, чтобы нас не вычислили… – Он замялся, вытащил из внутреннего кармана плаща аппаратик и протянул мне. – А куда ты собираешься звонить? – полюбопытствовал он, когда я быстро включила мобильник.

Я, не произнеся ни слова, выбрала номер телефона из записной книжки и нажала на кнопку вызова. Женщина на другом конце подняла трубку тут же, видимо, сидела под телефоном, боясь отлучиться.

– Сомерсет?! – По голосу было слышно, что мамаша Поганкина находится на той грани, когда уже не надеешься увидеть любимое чадо живым и здоровым, или хотя бы не очень покалеченным.

– Это Маша Комарова, – отозвалась я. – Сэм рядом со мной. Мы находимся у станции метро Отрадное, вы можете за ним приехать?

– Маша?! – взвизгнул Сэм и попытался вырвать аппаратик из моих рук, но я ловко увернулась и даже чуть толкнула его, что бедолага беспомощно шлепнулся на обледенелую лавчонку.

– Что с ним? – Женщина запричитала, всхлипнув от облегчения.

– С ним все в порядке. Пока. Приезжайте. – Телефончик пискнул и отключился, разрядившись.

– Комарова! Ты стерва!!! Я не ожидал от тебя такого предательства! – В глазах Сэма застыли слезы, блестевшие в свете единственного фонаря, едва освещавшего остановку, клочок дороги и темную газетную палатку, пристроенную тут же.

– Так лучше, Сэм, ты отправляешься домой! – отрезала я, понимая, что прямо сейчас поступаю верно, как приличествует взрослому ответственному человеку.

– Я домой не поеду! – ощетинился мальчишка. – Да, меня мамочка с потрохами скушает!

– Лучше пусть тебя мамочка скушает, чем скушают страшные дяди из Зачистки! – буркнула я, стараясь не глядеть в его безусое расстроенное лицо, какое-то по-девичьи нежное.

– Так нечестно! – Сэм едва не плакал. – Нечестно отсылать меня сейчас! Меня могут по дороге поймать!

– Сэм, я знаю, так нужно, – я заглянула в его глаза-вишни. – Правда. Они смогут защитить тебя! Они твоя семья.

– Они черти! – выкрикнул он обвинительно и отвернулся, стараясь справиться с разъедающей горечью.

Мы надолго замолчали, сидя рядом и уставившись на выметенную до асфальта мостовую. Визжа тормозами, перед нами остановилась шестерка. В какой-то момент мы оба напряглись, готовые к нападению, но двери открылись, и из салона выскочила женщина в больших очках и распахнутом тонком пальто, за ней вальяжно вылезли и двое мужчин.

– Сомерсет! – Она кинулась к мальчишке так, словно не видела его сотню тысяч лет.

Хотя, скорее всего, сегодняшний день, наполненный мучительным ожиданием новостей от сына, показался ей бесконечным.

Она с силой прижала к себе мальчишку, похожего на взъерошенного волчонка, мокро поцеловала, и тут же залепила такой звучный подзатыльник, что у Сэма щелкнули зубы.

– Ах ты, поганец! Ты снова вляпался!

– Мама, хватит! – Сэм высвободился из объятий и повернулся ко мне, вероятно, действительно почувствовав себя в безопасности рядом с родителями. – Я не хочу уезжать!

– Так надо! – твердо ответила я.

– Ты одурел?! – закричала женщина, подталкивая его к машине. – К бабке, к бабке на Колыму, может там, Зачистка найдет тебя не сразу! Немедленно на Колыму! Нет, лучше к тетке в Якутию! – Неожиданно она повернулась ко мне и едва слышно прошептала: – Спасибо, сам бы он не позвонил.

Я сдержанно кивнула. Сэма запихнули в автомобиль и увезли, а я осталась сидеть одна на холодной остановке без каких-либо надежд на выживание.

Она сидела на остановке, тщедушная, раздавленная, и рассматривала поблескивающий от крепкого морозца асфальт. Девушка казалась совершенно другим человеком и не походила на ту, какой он ее помнил – самовлюбленную, несговорчивую, прекрасно осознающую значение ярко-алых квадратов на узком бледном запястье. Сейчас она совсем не напоминала злодейку. Скорее, наоборот, жертву, смирившуюся с судьбой. Именно такое выражение смятой покорности возникает на лице у приговоренных за минуты до стирания.

Вопросы. У него десятки вопросов, на которые может ответить только Маша.

Он притормозил у остановки и открыл дверцу с пассажирской стороны, перегнувшись так, что рычаг переключения скоростей уперся под мышку.

– Привет, – улыбнулся он, как можно более располагающе, – может, прокатимся?

– Привет, может, прокатимся? – незнакомец зверски оскалился, силясь изобразить радушную улыбку. Неожиданная доброжелательность чужих людей сегодня меня пугала особенно сильно.

Тусклый свет едва позволял разглядеть его благородное красивое лицо. Тонкий нос и густые брови. Губы, правда, у него казались по-девичьи нежными и полными, да и подбородок смотрелся слишком круглым и женственным.