Тенор (не) моей мечты - Тереза Тур

Ну, не такой уж и отвратительный, подумала Катя. Может, и в самом деле гений. Маму же разглядел! Не то что этот ее Владлен. Имя-то какое дурацкое.

— Круто, — прошептала Маша. — Ты смотри, они даже не подрались. А мама говорила…

Что говорила мама, то есть Олеся, Катя так и не узнала. Потому что у кого-то в кармане запела Розамунда из «Летучей мыши». Маминым голосом. И папа полез в карман, сделав всем знак: тихо!

— Аня?.. — трагическим шепотом отозвался папа.

А у Кати все упало.

— Мне кранты, — прошептала она не менее трагически, чем папа. — Мама меня убьет.

Глава десятая

Мне не место с вами в одной музыке

(С) Вопль дирижера

Я разглядывала представительного пафосного господина за министерским столом, сидя на краешке стула для посетителей. Пожалуй, Томбасов, даром что олигарх, и то попроще будет. Не говоря уже о наших меценатах в театре Оперетты.

Господин был мне неизвестен, но… величием от него несло так, что хотелось почесать нос и чихнуть. Аллергия у меня разыгралась что ли? Ой, как некстати.

Над господином, время от времени поглядывающим на меня, как на крепостную крестьянку, такую Парашу, еще не Жемчугову, склонился молодой мужчина, преисполненный почтения. Я так поняла, классный руководитель Маши. Он в поклоне подсовывал господину бумаги. И изящно тыкал в них наманикюренным пальчиком.

Я была в своей альма-матер. Мне было скучно. Честно говоря, я ожидала увидеть бессменного и бессмертного Аарона Зиновьевича. Тот бы уже высказался, не выбирая выражений — и все отравились бы учиться. Петь хором, играть на скрипочке, учить сольфеджио и готовиться к выступлениям. И всем, чем положено заниматься юным музыкантам, идущим с песней по жизни.

Кстати, в этот список никогда не входили физика и химия, о которой только упомянул классрук. Не было в этом Богом спасаемом учебном заведении ни физики, ни химии с самого момента его основания. Формально — числились, мы даже за них пятерки получали. Регулярно. Но кроме слова «валентность» я из курса химии не помню ровным счетом ничего. Потому что даром не нужно.

И наш Аарон Зиновьевич прекрасно это знал.

А вот этот — похоже, нет. Вообще неясно, что это за пафосный бюрократ в знакомом кабинете. То есть условно знакомом. Дверь та же, вид из окна тот же, а вот старых шкафов с партитурами, которые Аарон Зиновьевич тут хранил — нет. И зуб даю, этот господин не преподает оркестровку, а сводный оркестр школы видит только на отчетных концертах.

Вот зря мне не пришло в голову узнать, что тут творится. Как-то даже смена Катей педагога по специальности прошла мимо. Ой, зря!

А все развод. Целый год я была где-то далеко от реальности — и вот вам. Любуйтесь.

— Положение очень серьезное, госпожа Половцева, — поднял на меня масляные глазки директор всего этого безобразия.

За его спиной, как боец на часах, застыл молодой человек. С выражением лица стойкого оловянного солдатика. И вот они делают из молодых и вредных дарований человечков?

Так, надо разыскать Аарона Зиновьевича и узнать, что вообще тут происходит?! Как он мог уйти из школы, которой отдал всю жизнь?

— Мне бы очень хотелось поговорить не только с вами, но и с вашей дочерью. Где она? — продолжил директор с каким-то неприлично обыкновенным именем. Сергей, кажется, Валентинович. Или Валентин Сергеевич. Не суть.

А вот где Катя и ее отец-мечта, и мне бы очень хотелось знать. Созванивалась я с Катей вчера, когда после прогона обнаружила несколько пропущенных от администрации школы. Катя была на месте, то есть дома. С папой. А сегодня, когда я перезвонила и узнала, что доченька в школе не появлялась неделю, на прослушивание к конкурсу молодых исполнителей в Вене тоже не соблаговолила явиться, то…

Я позвонила Артуру.

В принципе, почему Катя не в школе и не на прослушивании — было понятно. Она приняла решение и просто забила. А развести папу, который и не в курсе, и соскучился — тут особого таланта не надо, а этим доченька одарена весьма выше среднего.

Удивило меня другое.

— Моя вина, — сказал Артур, разом прекратив изображать драматический шепот своим волшебным голосом и став серьезным. — Мы заговорились вчера и проспали.

Я так прониклась, что даже лютовать не стала. Просто скинула смску, во сколько им надо быть в кабинете директора.

И?

Вот мне просто любопытно — они и сегодня «проспали»?

— Госпожа Половцева? Вы меня слушаете?

— Должно быть, стоят в пробке, — отмерла я. — Приношу извинения.

— Хорошо, — директор всем своими видом показал, что нехорошо и очень, очень плохо. — Мое время расписано по минутам, но мы подождем вашу дочь и супруга.

— Бывшего супруга, — поправила я на рефлексе.

— Значит, у девочки — психологическая травма, — покачал головой директор. Его лоснящееся лицо приобрело выражение глубочайшего осуждения. — Вот отсюда и все проблемы.

Я промолчала, не меняя выражения собственного лица. Вежливо-заинтересованного. До Владлена этому господину далеко, но вот по болезненным струнам души он умеет. Зачет ему.

— Вы совершенно не заботитесь о будущем ребенка. Вы должны больше внимания уделять потребностям юного таланта, — продолжил этот замечательный руководитель. — Постараться смягчить ее психологический дискомфорт от недостаточно удачной карьеры родителей. В подростковом возрасте крайне тяжело переживаются родительские неудачи. Ребенку нужна возможность с высоко поднятой головой рассказать, чего достигли его родители. Гордиться родительскими достижениями. Отношениями в семье. Вы же не смогли даже сохранить семью. Какой пример вы показываете своему ребенку?

— Простите, — вот тут я просто опешила. — А кому какое дело до того, кто мать и отец Кати?

Ну, не говорить же ему, что я не согласна с тем, что у нас с Артуром карьера вот прямо не удалась. Конечно, мужу — бывшему, конечно, — снобы от искусства любили и намекать, и говорить прямым текстом, что он слил свой талант. Причем чаще всего снобы, которым его гонорары и не снились. А уж как Леве высказывала его матушка, обожаемая мной… Но… Странно как-то. В бытность мою ученицей этой школы все было как-то проще. Главное было — что ты сам из себя представлял. И как готов был впахивать. А вот то, что у меня родители — два доктора из маленького южного городка, а у Артура мама — учитель, а папа — инженер, стандартный набор, не имеющий никакого отношения к музыке — так вообще никого не интересовало.

Лишь бы ребенок был талантлив и увлечен своим искусством.

А что теперь?

— Понимаете, — вкрадчиво говорил мне этот…