Уругуру - Алексей Санаев

– Ну, у вас, мне кажется, всегда останется что исследовать, – улыбнулся Лабесс. – Но в данном случае нас интересует загадка теллемов. Кто такие, откуда пришли, куда потом делись и почему?

– Вот как? – протянул заместитель министра, наливая себе коньяка. – Любопытно. Не боитесь?

– Чего? – спросил я.

– Ну, вот профессор Лабесс знает... Догоны не любят, когда пытаются проникнуть вглубь их истории. В прошлом году четверых недосчитались, трех туристов и одного студента. Двое отравились чем-то, и с концами. Один сломал ногу, да так, что чуть ли не полгода лежал без движения... Да вот, не далее как два месяца назад погиб у них там парень, итальянец. Поругался со жрецами, а ночью молча упал со скалы, да так, что ни следов, ни свидетелей.

– С чем это связано, по вашему мнению? – задал я свой вопрос, уходя от обсуждения истории Чезаре Пагано.

Наш собеседник налил себе еще коньяка:

– Трудно сказать... Догоны знают много способов заморочить вам голову. Вот в позапрошлом году они нагадали одному туристу, что, коли он не уедет из их деревни, его съест змея. И точно, рано утром забралась ему в ухо слепая змейка и укусила так, что он только и успел заорать, выбежал из хижины да и отдал душу Аллаху. И вы можете кому угодно втолковывать, что ее подбросили, что слепая змея никогда в жилище человека не сунется: нет улик – нет и подозреваемых. Не очень-то мы их любим, этих догонов, а что делать? Тоже граждане страны...

– А к местным ученым они так же относятся? – спросил я, имея в виду Амани.

– Что вы, нам туда вообще не подойти! Иностранцев еще пускают, вы же им деньги приносите. А другие народы Мали, мосси, малинке или там фульбе, они вообще за людей не считают, высшая раса... Я вот что вам скажу, – замминистра наклонился вперед в своем кожаном кресле. – Возьмите с собой побольше лекарств, сыворотки от укусов, таблеток от малярии, пенициллина в ампулах – всего и побольше! И прошу вас, не ходите вы по ночам гулять на плато. Там, как показывает опыт, очень легко оступиться...

Спустя два дня министр культуры, получив лично от французского посла гарантии нашей относительной благонадежности, подписал нам солидную бумагу о том, что мы – четверо ученых из Франции и России – уполномочены правительством Республики Мали на проведение полевых исследований в провинции Сегу на срок до шести месяцев. Местным властям, полиции и старейшинам предписано было оказывать нам всяческую помощь, а оформление всех формальностей на местах было поручено нашему «сопровождающему» – сотруднику министерства, бойкому молодому человеку по имени Малик Кейта, который отныне становился членом нашей экспедиции.

Малик, прекрасно говоривший по-французски и по-английски, попросил всего лишь один вечер на сборы и изъявил желание отправиться в путь уже на следующее утро, если будет готов посольский микроавтобус с водителем. Мишель пообещал, что готовы они непременно будут, и Малик отправился домой отсыпаться перед дорогой.

А мы с нашим ценнейшим документом отправились праздновать нашу первую научную победу в неизбежный «Монмартр», бармен которого с некоторых пор встречал меня словами «Мой дорогой друг!». Там нас с нетерпением ожидали Жан-Мари в легком льняном пиджаке, на который он наконец-то сменил свой траурно-черный костюм, и Амани Коро, сидевшие за одним из столов в конце помещения. Девушка обложилась какими-то сомнительного качества фотоснимками и время от времени делала малопонятные записи в своей толстенной ученической тетради.

– Жан-Мари, прекрасный ансамбль! – закричал Мишель, входя в зал. – Амани, каким вы дьяволом там заняты?

Я тоже склонился над ее фотографиями.

– Наскальная живопись, – пояснила она мне, поспешно отодвигаясь от Мишеля, рухнувшего на стул рядом с ней. – Это настоящая летопись догонов. Кое-где на скалах остались очень старые рисунки, и их вполне можно попытаться объяснить. В некоторых гротах и пещерах, где их не смывает дождями, такие рисунки могут храниться сотни лет. И каждый из них чтонибудь значит. К сожалению, до нас никто даже не пытался классифицировать и изучить их. Я думаю, нужно начать нашу работу именно с этого.

– Боже, мадемуазель Амани, – закричал Мишель, пытаясь завладеть рукой нашей спутницы. – Это же изображение священной змеи Лебе!

– Спасибо, Мишель, я слегка в курсе дела, – отчеканила Амани, бросая яростные взгляды на атташе по культуре. – Мой докторский тезис посвящен культам пресмыкающихся в ритуалах народов западноатлантической группы.

– А где это сфотографировано, Амани? – осведомился я, меняя тему разговора. – Где нам искать эти рисунки?

– Ну, наскальной живописи везде понемногу, – ответила Амани, перебирая фотографии. – Есть, к примеру, хорошие рисунки в Сонго, но они, скорее всего, позднего происхождения. Там и сейчас рисуют на скалах. Я предлагаю отправиться в Номбори, как мы и предполагали изначально.

Мне не терпелось добраться до Номбори по другой причине: именно здесь закончил свой путь Чезаре Пагано.

– Я согласен, – заявил Оливье. – Догоны пришли на плато с северо-запада, их первые поселения как раз могли располагаться в районе Номбори. Если никто не против, мы отправимся завтра.

– Меня это устраивает, – включился в беседу Жан-Мари Брезе. – Я устал от однообразия видов фауны в этом городе. Здесь слишком много людей и слишком мало дикой природы. Я, с вашего разрешения, не буду вам мешать с наскальной живописью, а займусь своими прямыми обязанностями: попробую проанализировать флору этого ареала, покопаюсь в отложениях, пособираю образцы почвы. Мне бы хотелось поплотнее заняться анализом того, каким образом теллемы могли перемещаться в свои пещеры на утесе.

– Родился прекрасный тост, друзья мои! За теллемов! – воскликнул Мишель, поднимая бокал, и все мы, вдохновленные и взволнованные предстоящими открытиями, не могли не поддержать его тоста.

ПТИЧИЙ КРИК

Культурный шок в столице Страны догонов. – Едем в деревню Номбори. – Наши задачи. – Малик. – Мы устраиваемся в деревне. – Ночные крики. – Птица Балако. – Наскальные рисунки неизвестного автора. – Странные отпечатки рук. – Как здороваются догоны.

В Бандиагаре, неофициальной столице Страны догонов, у меня случился культурный шок. Шесть дней, проведенных в Бамако, не помогли мне освоиться с действительностью – в Бандиагаре она действительно оказалась шокирующей.

За годы странствий я уже привык к таким потрясениям, но оправиться от них без последствий невозможно. Культурный шок – это ощущение полной потерянности в окружении новой для себя культурной атмосферы. Это чувство не приходит в первый день пребывания на новой земле, когда человек бродит по незнакомому городу и восторженно реагирует на все окружающие виды, звуки и запахи. Но на второй или третий день звуки вдруг становятся кошмарно громкими, дорожное движение – хаотичным. Кругом воцаряется шум и дискомфорт. Никто не говорит ни на одном человеческом языке. Карта города только затрудняет ваши попытки найти путь обратно в отель. На улице все смотрят на вас странными взглядами, а все рестораны, которые еще вчера окружали вас повсюду в этом городе, куда-то запропастились, и вы бродите, голодный, испуганный, по страшно запутанным улочкам, натыкаясь только на харчевни местных жителей, где вам одному непонятно, как и что можно есть, и где все разговоры стихают при вашем появлении.

Это ощущение длится недолго, но способно привести к натуральной панике, когда больше всего на свете вам захочется оказаться дома, в окружении знакомых лиц. Через сутки это ощущение проходит так же неожиданно, как и появилось. Наконец вам удается разобраться в алгоритмах движения людей по тротуарам (если эти тротуары вообще имеются) или смириться с их отсутствием. Вы обучаетесь употреблять местную пищу и пользоваться общественным транспортом, будь то набитый под завязку микроавтобус, двухместный мотоцикл-такси, где умещается шесть человек с багажом, или ишак с повозкой. Вы привыкаете к общению с крикливыми торговцами на рынке и усваиваете их манеру торговаться. Но все это происходит только тогда, когда минует культурный шок.

Для того чтобы минимизировать его проявления, достаточно зайти в середине дня в любой пятизвездочный отель или ресторан, где предпочитают гнездиться европейцы. Вы сразу почувствуете себя как дома: европейские блюда, никелированные вилки, тихая музыка, более или менее белые лица вокруг вас. В худшем случае поместите себя на полчаса в бассейн – точно поможет.

Но в данном случае беда заключалась в том, что в Бандиагаре нет никакого пятизвездочного отеля, все рестораны представляют собой просто группу людей, сидящих на земле над костром, где угрожающе шипят рисовые лепешки. Правда, в гостинице «Cheval Blanc»{ «Cheval Blanc» (фр.) – «Белая лошадь».}, где только и можно было остановиться без ущерба для психики, имелся бассейн, но после того, как Оливье продемонстрировал мне внешний вид колодца, из которого он наполнялся водой, я почувствовал себя достаточно бодрым и без купания.