Огонь в океане - Ярослав Иосселиани

Приход князя в чей-либо дом означал, что его многочисленную челядь приходилось кормить изысканными кушаниями, а это вело к разорению. Кроме того, князь был жестокий человек, появление его в селе почти всегда сопровождалось убийствами. Если кто-либо из семьи хозяина не приходился ему по душе, то его избивали для потехи и  даже убивали на глазах родственников. В этом случае никто не смел оплакивать и жалеть несчастную жертву.

— Да, ты права, такой гость радовать не может, пусть задавит его черный сатана! — выговорил сквозь зубы дядя. — Давно пришли, сколько их?

— Недавно... Человек десять. Приказали кур и барана зажарить. Вот я и побежала тебя искать. лошадь им нельзя показывать, заберут сейчас же... Я слышала их разговоры, далеко собираются...

— А кур и барана режет кто-нибудь? А то и лошадь нам с тобой не нужна будет, зарежут нас вместо барана...

— Режут. Варлам режет... Лошадь надо спасать, без лошади нам не жить...

Наступила напряженная минута. Все обдумывали, как разумнее поступить.

— Хорошо, сделаем так: ты, Коция, и ты, Кати, пойдете с лошадью и ишаком по кукурузнику. У опушки заночуете... Там есть чем животных накормить. Вам я еду пришлю... Детей возьму с собой: Яро сразу влезет на чердак, на сене переспит, а Верочка будет с нами.

— Да, да, ты прав, Деавит, — поддержал дядю отец. Отец, мать, лошадь дяди и наш Реаш исчезли в кукурузнике. Лишь верхушки кукурузных стеблей шевелились, выдавая их присутствие.

Мы вчетвером продолжили путь. Меня охватила тревога. Способствовало этому и то, что Верочка, сидевшая на руках у дяди Деавита, ревела во все горло и рвалась в сторону кукурузника, где исчезли наши родители, и то, что на улице стало почти совсем темно, а впереди ночь на сеновале, соседство страшных гостей...

— Полезай по этой лестнице. — Я увидел бревно с зарубками, прислоненное к стене дома. — На сене подождешь Варлама, он принесет поесть. Лежи тихо. Варлам придет и покажет, куда надо идти и что делать. Полезай!

Я проворно взобрался по бревну наверх. Видя, что и я куда-то исчезаю, Верочка вновь расплакалась.  Она тянула ко мне свои ручонки и звала по имени. Зарывшись на чердаке в сено, я еще долго слышал ее тоненький голос.

На чердаке я постепенно успокоился. Появилось жгучее желание увидеть непрошеных гостей, так пугавших всех своим появлением. Князь мне представлялся высоким, худощавым, с большими, Закрученными усами, доходившими до сердитых глаз.

Не выдержав, я вылез из сена. Встать на ноги не решался, поэтому ползком начал осматривать чердак, пытаясь найти окошко или щель, чтобы посмотреть вниз в комнату.

Изучив весь чердак, я понял, что нахожусь над пустым сараем а не над помещением с гостями, и решил потихоньку перебраться на, другой чердак, над помещением, где были гости.

Подойдя к лестнице, я столкнулся лицом к лицу с мальчиком, лезшим наверх. Это был Варлам, мой двоюродный брат, сын брата моей матери Григола, убитого кровными врагами. Я ни разу не видел Варлама, он рос сиротой без отца и матери, умершей вслед за мужем. Мальчика все родственники жалели и любили.

Мы молча обнялись и поцеловали друг друга. Затем он сунул мне горячий чурек и кусок сыра.

Закусив, я шепотом объяснил Варламу, что хочу посмотреть на князя и его свиту. Варлам признался, что и ему хочется на них посмотреть, хотя дядя и тетя запретили входить в помещение гостей.

После довольно долгого совещания мы решили осуществить свое намерение. Осторожно слезли на землю и ползком стали пробираться к чердаку, под которым было помещение для гостей.

Было очень темно, и нам казалось, что под каждым деревом, под каждым кустом нас ожидает засада. Но мы продвигались все дальше и дальше. Лестница уже была близка, как вдруг залаяла собака. Узнав Варлама, она сразу же замолчала и завиляла хвостом. Варлам отогнал ее. Однако собачий лай не прошел бесследно. На веранду вышли двое мужчин и начали пристально всматриваться в темноту. Мы  распластались на земле и ожидали последствий неуместного интереса к нам глупой собаки. Собака могла опять подбежать и тем выдать наше присутствие.

На наше счастье, она накинулась на гостей. Сквозь лай мы услышали голос одного из стоявших на веранде:

— Ну и собака у тебя! Хорошие собаки не лают на тех, кто уже побывал в доме хозяина.

— Да, собака у меня глупая, — согласился дядя Деавит. — Закрыть ее в сарай, чтобы не беспокоила вас?

— Нет! — возразил тот же голос. — Пусть лает, пусть...

Мы еще несколько минут пролежали на земле, потом поползли. дальше.

Наконец добрались до лестницы. И снова залаяла собака. Это заставило нас стремительно подняться наверх. Теперь мы уже были в безопасности, пусть себе лает глупый пес.

Чердак был пуст. Он был выстлан не досками, а продольно распиленными бревнами. Ползти по ним было трудно и неудобно, сучки впивались в наши колени.

Не считаясь с бесчисленными занозами и царапинами, мы искали щель. К этому прибавилась новая и, пожалуй, самая большая неприятность: едкий дым, шедший от очага снизу. Он разъедал глаза, щекотал в носу.

Но щель, наконец, была обнаружена, и мы одновременно прильнули к ней.

За щедрым угощением вокруг столиков сидели семь человек. Они ели дымившееся мясо, запивая его вином.

Около двери стоял дядя. Все молчали. Из комнаты доносилось только смачное чавканье. Тосты не произносились. Сидящий в центре стола поднимал свою кружку совином, обводил взглядом всех и враз осушал ее. Остальные равнялись по нему.

Вероятно, это и был грозный властитель Тенгиз.  При тусклом освещении лучины и очага рассмотреть хорошенько его лицо мы не смогли.

Князь Тенгиз ел так же жадно, как и его сотрапезники. Он был в глубоко, до самых бровей, надвинутой шапке. Рукава чохи были засучены до локтей.

Мы с Варламом, не отрываясь и почти не дыша, следили за каждым жестом этого человека. Очень хотелось, чтобы князь поднял голову к потолку. Тогда можно было рассмотреть его лицо. Но он глядел в свою тарелку, слегка поднимая голову только для того, чтобы выпить очередную кружку вина.

Во дворе опять залаяла собака. Мы стали прислушиваться.

Однако собачьего лая испурались не только мы, его испугался и Тенгиз. Его рука с куском мяса задержалась. Затем он махнул этим куском в сторону дяди Деавита, приказывая ему удалиться.

Дядя вышел. Князь Тенгиз зло бросил кусок мяса на стол, вытер блестевшие от жира руки о гетры и встал.

— Джаку, Омех! — повелительным глухим голосом сказал он. — Посмотрите, что там лает собака. Кровь без моего приказа не проливать!

Те, кого он назвал Джаку и Омех, выскочили из-за стола, схватили карабины и выбежали из комнаты.