Ц-5 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Я устроился в мягком кресле и основательно потянулся.

«Начинаю думать!»

Тот же день, чуть позже

Москва, Кремль

Андропов долго бродил по залам дворца, пока случайно не наткнулся на Суслова. Шли последние приготовления к партсъезду, и главный идеолог окунулся в общественно-полезную деятельность с головой.

— Михаил Андреевич, доброе утро!

— А-а, Юра… — притормозил «человек без галош». — Доброе, доброе…

Он едва не сорвался, продолжая свой бег, но председатель КГБ удержал секретаря ЦК.

— Михаил Андреевич, у меня к вам очень важный разговор!

Суслов затрепыхался, но Юрий Владимирович проявил изрядную настойчивость.

— Юра, — в нетерпении запритопывал Михаил Андреевич, — мне сейчас совсем некогда… Потом! Вечером. Завтра!

— Сейчас! — резко сказал Андропов.

Суслов от неожиданности ослабил усилия вырваться, и председатель КГБ тотчас же закрепил успех.

— Дело касается Миши Гарина, — негромко сказал он.

— Причем тут Миша?

Рассеянный, изнывавший взгляд Михаила Андреевича внезапно обрел колючесть и цепкость.

— «Миха», он же «Хилер», он же «Ностромо», и Миша Гарин — это один и тот же человек, — раздельно проговорил Андропов.

Главный идеолог замер на какие-то секунды, все просчитал, продумал — и затащил главного чекиста в роскошную приемную, чей интерьер не менялся с царской поры. Закрылись высоченные, толстые двери — и словно вернули ко временам империи. Шум, гам, бестолковая суета в цейтноте — всё осталось за резными створками.

— Рассказывай, — велел Суслов.

Председатель КГБ кратко изложил суть.

— Понимаете, Миша готов с нами сотрудничать, — начал он горячиться, — но позицию Леонида Ильича мне не изменить.

— Позиция Леонида недопустима, — сурово отрезал Михаил Андреевич. — И я не позволю, чтобы Мишу упрятали за решетку, пусть даже золотую! Я обязан ему не только жизнью телесной, но и духовной. Ты даже не представляешь, Юра, до чего это тяжело — вытравливать в себе догматика! Впрочем, не обо мне речь. Ты молодец, Юра, что дал «тезке» возможность пропасть и затаиться! И, раз уж зависла пауза, нам нужно ею срочно воспользоваться. Сделаем так. Леонида я беру на себя, а ты, Юра… Ты ведь по-прежнему дружен с Устиновым? Вот и поговори с ним! Нужно обязательно склонить на нашу сторону министра обороны — это весомая фигура. Убедишь его — тут же появится шанс выиграть всю партию!

— Годится! — энергично кивнул Андропов.

Вечер того же дня

Восточный Берлин, Рушештрассе

— Шеф… — Райнер Кёнен замер на пороге, уткнув нос в раскрытую папку и близоруко водя головой. Полное впечатление, что лижет между страниц…

— М-м? — отозвался Вольф, слегка улыбаясь заму.

Было бы грубой ошибкой не принимать Райнера всерьез, но эти его повадочки… Они лишают Кёнена даже минимума солидности.

— Подтвердилось сообщение из Москвы, шеф! Михаэль Шлак заселился сегодня в отель «Нептун».

— Отлично, Райнер! — Маркус Вольф прищелкнул пальцами, чувствуя, как участился пульс. — Просто отлично!

Шеф Штази незаметно вздохнул. Он так хотел встретиться с Михой, поговорить, узнать, как оно там, в смутном будущем… Желание это лишь усилилось со временем, но… Ох, уж это время! Вечно его не хватает! До того хочется все бросить, и махнуть на бережок седого Остзее, а нельзя… Завал. И, пока его не разгребешь, никуда ты, Миша Волк, не махнешь. И не мечтай.

Нахмурившись, Маркус приблизился к окну. Суетливое кружение автобукашек ни замедлялось ни на миг. Ползут и ползут. Лакированные спинки «жучков» бликовали в рваном свете фар, отражая багровые сполохи стоп-сигналов. Круговорот.

— Я просил связаться с «Великолепным монахом»… — подал голос Вольф.

— Да, да, шеф! — тут же ожил Кёнен. — Я как раз ищу… Вот! Ойген Браммерц сообщает, что Кароль Войтыла, польский кардинал, замечен в компании Фрэнка Карлуччи, этого мастера госпереворотов. О чем они беседовали, неизвестно, но уже на следующий день Войтыла встретился с Полом Марцинкусом, американским архиепископом и президентом Института Религиозных Дел, проще говоря, банка Ватикана. Пол Казимир Марцинкус — любопытнейшая фигура, настоящий гангстер в сутане! Он с детства занимался дзю-до и выбился в телохранители папы Павла VI, а однажды спас жизнь понтифику. Наверное, с того момента и пошел в рост. Ныне Марцинкус в полной тайне ворочает «отмытыми» миллиардами. Кстати, его двоюродный брат Раймонди — верный член мафиозной «семьи» Коломбо. Есть сведения, что Раймонди приходится племянником крестному отцу Чарльзу «Лаки» Лучано, и является связным между «Коза нострой» и Марцинкусом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Занятная особь, — усмехнулся Вольф, приседая на краешек подоконника.

— Ага… И еще какая! Так вот, Браммерц докладывает, что Марцинкус согласился финансировать польский профсоюз «Солидарность» — главный инструмент ЦРУ для расшатывания ситуации в Польше.

— Бжезинский умер, — насмешливо фыркнул шеф Штази, — но дело его живет.

— Ага… — отозвался Кёнен, снова клюя носом абзацы.

— Ладно, — вздохнул Маркус. — Держите меня в курсе, Райнер.

— Ага… — рассеянно перелистывая донесения, зам вышел, забыв притворить дверь за собой. Мелькнуло лицо секретаря, и створка мягко закрылась.

«Должен же я хоть за неделю разгрести этот шпионский завал! — с неудовольствием подумал Вольф. — И вырваться на денек!»

Папки, аккуратно сложенные на большом письменном столе, глядели на него с сомнением.

Вторник, 24 февраля. Утро

Москва, Кремль

— Ой, как тут здорово… — затянула Альбина. Она непрестанно вертела головой, но этого ей казалось маловато для полного обзора, поэтому девушка раз за разом крутилась на каблучках, чтобы высмотреть всё-всё-всё. И башни, и их отражения в зеркальных стенах Кремлевского дворца съездов, и людей.

А депутаты, поспешавшие во дворец, попадались такие, что даже сдержанная Светланка глаза распахивала, впечатленная и зачарованная. Вот мимо прошел космонавт Леонов, а вон там, на углу, с кем-то разговаривает Донатас Банионис… Да не с кем-то, а с Татьяной Дорониной! Ишь ты ее… Смеется, глазками постреливает… Ну, и правильно.

Рита вздохнула. Ей очень не хватало Миши. Вообще, в этом году всё немного сдвинулось. Хотя… Нет, всё началось еще в ноябре, когда она жила у Гариных.

Ей становилось хорошо и спокойно, если Миша находился рядом, пусть даже в соседней комнате. А вот, когда он оказывался близко, делалось еще лучше. Правда, спокойствие сменялось волнением.

Одно было плохо — Миша вел себя уж больно по-джентльменски. Боялся обидеть, дурачок…

Пару раз она сама пробовала выйти к нему поздно-поздно вечером — все уже спали, в доме замирала тишина… Это же так просто — на цыпочках, каких-то десять шажков… И… Да просто так, присесть на Мишин диван, пошушукаться…

«Ага! — мелькнуло у Сулимы. — Просто так!»

Тогда ее удержало стеснение… Хм… А если честно? Ну, да… Побоялась. Не Миши. Себя. Останься они вдвоем, и томление сделалось бы невыносимым, их просто притянуло бы друг к другу!

Жаль, что так и не осмелилась…

— Рита! Рита! — звонкий Машин голос камнем упал в поток сознания, разбрызгивая мысли.

— А? Чего?

— Чего, чего! — сердито откликнулась Шевелёва. — Я ее зову, зову, а она… Пошли скорей!

Сулима догнала подруг, и они вместе вошли в обширное фойе Дворца съездов, с галереями, украшенными гербами союзных республик. А народищу…

— И чё? — сразу же донесся извечный вопрос.

— Капчё! — ответил Жуков. — Куда ты в зал?! Депутат, что ли? Нам наверх!

— Ой, Дюша… — недовольно начала Альбина, встав на защиту подопечного, но не договорила.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Долго вы там копаться будете? — недовольно воззвал с лестницы Зенков, забыв о жеманных ухватках.

— Идем уже, идем уже! — Маша взбежала по ступенькам, и Жека хищно завладел ее узкой ладонью.

Рите опять взгрустнулось, но впечатлений извне навалилось столько, что личные неурядицы скрылись под их напластованиями. Вот она выходит на балкон — и перед ней распахивается Большой зал. Казалось невероятным, что столь огромное пространство вообще можно перекрыть. Парит он, что ли, этот необъятный потолок? Или невесом? Сцену видать всю, и трибуну…