Все против попаданки (СИ) - Брэйн Даниэль

Зато я могла сказать — искренне и не кривя душой ни капли, — что в эти дни я наслаждалась жизнью.

Сестру Аннунциату я поймала в монастырской баньке, как и рассчитывала. Она не отреагировала на мое появление, сидела себе в бочке, блаженствовала и попивала из своей неизменной бутылки. Я хотела было намекнуть ей, что это грех, но решила, что Милосердная проявит ко мне снисхождение.

— Что там с гарпиями, сестра? — спросила я, заворачиваясь в простыню и забираясь по лесенке в соседнюю бочку. — Кто из насельниц их видел? Что за чушь?

Сестра Аннунциата открыла глаза и с тоской посмотрела на бутылку: то ли спрятать ее, раз я пришла, то ли притвориться, что ничего не было. 

— Кто их разберет, сестра, — буркнула она. — Болтают всякое. Только вот окна и впрямь лучше закрывать.

— Не спорю, — согласилась я. — Но гарпию действительно видели? Так высоко? 

— Напуганы они знатно, — кивнула сестра Аннунциата и, подумав, все-таки отхлебнула из горлышка. Я решила, что ей лично ближе к ночи могут привидеться все монстры этого мира. — А вот фантазм, — перевела она разговор. — Как глифы заработали, больше его и не было. Брату Грегору надо поменьше пить.

Я хихикнула, опустив подбородок в ароматную воду.

— Да-да, сестра, поменьше, тогда и до гнезд ему будет дело. Говорят, одно он уже спалил, ну, еще парочка, и у нас станет тихо. 

— И сестры боятся гарпий, — напомнила я.

— Кому хочется быть разодранной в клочья, — рассудительно заметила сестра Аннунциата. — Мясо в вине, — прибавила она. — Если до меня доберутся, так хоть захмелеют.

— Негоже, сестра, — упрекнула я. — Я молчу, но я же все вижу. Где вы берете выпивку?

Сестра Аннунциата по-детски живо сунула бутылку в свою бочку. 

— Сестра?..

— У крестьян, — буркнула она, — а то вы не знаете. Послушание свое я несу, с насельницами справляюсь…

— Я завтра же займусь приютом и прачечной, — предупредила я. — Сестра, я… — Я в курсе, что такое женский алкоголизм, и в курсе, как сложно он лечится. И даже догадываюсь, что у нее он не перейдет в следующую, критическую стадию — просто потому, что бутылку приходится растягивать и разбавлять, не так часто у сестры Аннунциаты выдается возможность пополнить запасы. — Я вам советую не бегать целыми днями с бутылкой, тем более что зря вы надеетесь, что это никто не видит — видят все, но вечером, после ужина, так и быть, разрешаю вам выпить шестую часть кружки. В вашей келье. Эту неделю — каждый день, через неделю — через день, потом неделю — через два дня, а потом только по праздникам.

Сестра Аннунциата нахмурилась и оглядела меня — мою голову и мою бочку.

— Это послушание? — уточнила она с тоской.

— Разумеется, сестра.

— Странное место вы выбрали, сестра, чтобы его назначить.

Зато я уверена, что ты не ослушаешься, или я не успела еще понять суть монашества, ухмыльнулась я про себя. Выпивай, но дозированно, большего я не сделаю все равно.

Наутро еще до молитвы, как только занялся слабый рассвет, я вошла твердым шагом в спальню насельниц. Комнат изначально было несколько, но все они были смежными — в стенах проделали арки и соединили спальни между собой. Здесь было не так тесно, как в прежних спальнях детей, но от состояния помещений я едва сдержала рвотный позыв.

— Поднимайтесь! — сглатывая противный ком, приказала я. — Вставайте! Все вставайте, каждая возле своей кровати! Потом оденетесь, да что я не видела у вас?

Насельницы испугались моего визита, хотя некоторые уже успели проснуться — они беспокойно заворочались, когда я вошла, и кое-кто попытался прикинуться спящей. Я прошла вдоль кроватей с лицом старослужащего, готового устроить «духам» веселую жизнь.

Кровати и постели детей были старыми, но чистыми по возможности. В них не было насекомых. В спальнях чадолюбивого крова не стояла удушающая непонятная вонь. Женщина — хранительница очага, в который раз хмыкнула я. Сюда бы парочку крикунов — что бы они на это сказали?

По постели Лоринетты полз жирный клоп, и я отвернулась.

— Вы оскорбляете Дом святой, — заявила я, дошла до конца рядов кроватей, развернулась и направилась обратно. Насельницы исподлобья наблюдали за мной. — Живете в грязи и мерзости. — Несмотря на все свое отвращение, я сдернула с одной из кроватей покрывало и тут же пожалела об этом, увидев состояние простыни. — Вы стираете белье, убираете в комнатах святых сестер, значит, знаете, что такое чистота. Умеете ее поддерживать. И живете сами в таких условиях.

Я пристально всматривалась в понурые лица. Кто-то должен был мне возразить?

— Вместо свар и драк могли бы собраться, постирать белье, перетряхнуть кровати, вымыть пол, проветрить… Я знаю о ваших видениях! — крикнула я чуть громче, чем требовалось. — Кто видел эту гарпию? Кто? Ты? Ты? Может быть, ты? — Скорее всего, никто. Кто-то пустил этот слух неизвестно зачем, а остальным захотелось принять участие в громком событии. Эффект свидетеля, никуда не деться. — Днем вы можете проветривать комнаты! Кто учил вас быть такими… — Слово «свинья», возможно, не полностью охарактеризовало бы этот кошмарный быт. — Неряхами? Вы опустились, распустились, вы чувствуете себя несчастными, вам легче себя жалеть в таких нечеловеческих условиях! Скажете, виноват монастырь? Мы дали вам кров, пищу, работу, а вы превратили благодеяние слуг Милосердной в рабский труд и рабскую жизнь — вы сами!

По спальне полз недобрый шепоток. Я услышала шаркающие шаги и покашливание — явилась сестра Аннунциата, еще не одетая должным образом, но уже с наброшенным на плечи хабитом, и с привычно суровым лицом.

— Все кровати, — скомандовала я, — переставить пока в те две комнаты. Эти две комнаты — отмыть, и пока здесь мастеровые, я прикажу им провести ремонт.

Шепоток перерос в ропот. Кто-то взвизгнул, кто-то затравленно крикнул, я подняла руку, но недооценила сестру Аннунциату — в который раз.

— А ну тихо, лядащие! — гаркнула она, и насельницы тотчас затихли. — С вами сама Лучезарная говорит устами святой сестры! Что, Лулу, застыла при слове «мастеровой»? Про Онорию вспомнили? Я вам вспомню! Как закончат они с ремонтом в чадолюбивом крове, придут сюда, да хранит Милосердная отца Андриса и его твердую руку, — она даже прервалась на молитвенный жест — священник пользовался у сестры Аннунциаты заслуженным уважением. — И с ними два брата, а что такое брат? Это как сестра, только рука у него тяжелее!

А ведь если тут оборотница, подумала я, если она здесь действительно есть, то и синие рубахи и монахи мастеровых не спасут. Но отец Андрис имел на этот счет свои мысли, он был старше, опытнее и к тому же маг — я понадеялась на его знания.

— Что мне тут сделать, сестра? — повернулась ко мне сестра Аннунциата. — Как у детишек, только без трат? — Она покивала своим же словам. — Послушание есть послушание! — Это было сказано уже насельницам, и я просто ощущала, какими злобными взглядами они прожигают нас обеих. 

Не боялись бы греха — убили бы, не моргнув глазом.

— Да, сестра, я хочу видеть эти комнаты чистыми, в полном порядке. И живущих здесь — вымытыми, в чистой одежде. «Кто чист снаружи, чист внутри, и кто внутри чист, к чистоте снаружи стремится», — процитировала я «Слово». 

— Пошто нам чистая одежда, сестра?

Кто-то из женщин озвучил то, что беспокоило всех. Я отыскала ее — пока она не успела нигде примелькаться, даже в драке замечена не была, хотя синяки на лице говорили, что не замечена — не значит не участвовала.

— Мы здесь все и так, и так сдохнем! — продолжала насельница, и ей кивали. Лоринетта, например. И одна женщина из тех, кого я заметила выбегающей из церкви, когда я собрала пожертвования. — Не сегодня, так завтра, и вас-то мы обстирываем, потому как иначе отсюда вышвырнут нас! Какая жизнь, сестра, у нас жизнь проклята! И сами мы прокляты!

— Разве ты не хочешь отсюда уйти? — спокойно спросила я. — Ну же? Тебя же никто не держит. Не так важно, как ты оказалась здесь. Хочешь идти? Уходи.