Звери малой земли - Чухе Ким

новостям, начав с важных сюжетов, чтобы ощутить, что он приобщился к последним событиям в державе, но, не дочитав до конца и первую статью, утратил интерес и зашелестел страницами в поисках чего-то более занимательного. В одном из изданий он обнаружил редакторскую заметку о бунте, который разгорелся из-за резко подскочивших цен на рис. В январе предшествующего года рис стоил 15 вон за 80 килограммов и уже целых 38 вон в августе этого года. Автор статьи заверял, что за все пять тысяч лет существования Кореи рис не был столь дорогим, а это обрекало и крестьян и рабочих на массовый голод. В день бунта, произошедшего прямо здесь, в сердце Чонно, по которому только-только совершил такой приятный утренний променад Сонсу, около тысячи мужчин и женщин всех возрастов забросали грязью и камнями полицейских, вооруженных мечами и винтовками. Пришлось призывать на помощь армию, которой удалось разогнать толпу. Сотни людей были задержаны. Автор заметки молил об освобождении мятежников.

Педантично ознакомившись с основным посылом статьи, Сонсу взялся за роман-фельетон, который он прочитал с гораздо большим интересом. Героем произведения был мужчина лет за тридцать, представитель высших сословий, современный человек с отличным образованием, как, впрочем, и сам Сонсу, и автор романа. В новой части романа персонаж как раз влюблялся во вдову своего недавно почившего лучшего друга вопреки всевозможным хитросплетениям чувств и привязанностей. Если газету Сонсу отложил, пренебрежительно бормоча «Какая гадость! Нелепейший вздор!», то чтению романа он втихаря предавался с огромным удовольствием и с нетерпением предвкушал появление следующих глав, даже осмеливаясь мечтать когда-нибудь написать нечто в том же стиле.

Следующие несколько часов он работал над текстами для ежеквартального литературного журнала, главным редактором которого он сам являлся. Состоялась еще быстрая встреча с издателем. Тот поведал ему печальные новости по поводу установленного у них в подвале печатного станка, на котором они штамповали и собственный журнал, и работы других издателей, и даже кое-какие брошюры. Ким Сонсу только успел распрощаться с издателем, как в кабинет постучался секретарь и провел в комнату Ли Мёнбо.

– Сколько лет, сколько зим? – восклицали друзья, долго не разжимая рук. Когда с приветствиями было покончено, Сонсу крикнул секретарю, чтобы тот подал им кофе. Друзья расположились друг напротив друга с сияющими лицами.

– Почему ты не сообщил мне, что прибыл в Сеул? Я-то думал, что ты все еще у себя, в Шанхае, – упрекнул друга Сонсу.

– А я только что приехал. Побуду здесь месяц-другой и поеду обратно, – ответил с улыбкой Мёнбо.

– Выглядишь отлично. Китай тебе явно на пользу! – Сонсу разразился доброжелательным смехом. Но в действительности глаза его еще привыкали к разнице между Мёнбо из воспоминаний и фигурой, оказавшейся перед ним. Постепенно пришло осознание, что Мёнбо постарел быстрее, чем он сам: щеки и подбородок были покрыты темной щетиной, хотя до вечера было еще далеко, а пальто свободно болталось на нем. Сидевший перед ним человек вызвал у Сонсу чувство искреннего сострадания, что, парадоксальным образом, улучшило ему настроение. Он сразу ощутил себя здоровее и сильнее, чем когда-либо прежде.

Секретарь спешно внес кофе на блюдечках. Друзья некоторое время заняли себя распитием напитка.

– Даже не пытайся льстить мне. Это ты у нас пышешь здоровьем и бодростью. Наверно, так всегда бывает, когда берешь в жены хорошую женщину. Кстати, как поживает моя невестка? – спросил Мёнбо. Сонсу улыбнулся дружелюбному слову «невестка». С женой друга Мёнбо вообще никогда не встречался.

– Хорошо, ей никогда не бывает нехорошо, – ответил Сонсу.

– А дети как? Сколько им уже?

– Мальчику пятнадцать, девочке только что исполнился год.

И таким образом они провели полчаса за наверстыванием упущенных за годы разлуки деталей о жизни, семьях, общих друзьях и знакомых, а заодно издательстве Сонсу и стороннем проекте, который у него недавно стартовал.

– Магазин велосипедов! – воскликнул Мёнбо, – Как ты вообще додумался до такого?

– Я всегда любил кататься на велосипеде. Это мое давнее и любимое хобби, – отметил Сонсу. – Но хватит обо мне. С чем ты приехал сюда? Давай лучше все обсудим за обедом. Ты же наверняка голодный? Пойдем в новый ресторан. Его только-только открыли. Называется «Мёнвольгван»[22]. Готовят ничуть не хуже, чем при дворе у императора. Подают по семь-девять блюд. Трапеза получается превосходная.

В первый раз с момента воссоединения на лице Мёнбо промелькнула тень, словно он пытался скрыть недовольство по какому-то поводу. Вслух же он сказал:

– Спасибо, но я не особенно голодный. Да и у тебя здесь так уютно.

– Уверен? Да ладно тебе, я угощаю, – начал уговаривать друга Сонсу. – Позор на мою голову, если ты не дашь угостить тебя обедом после стольких лет.

Мёнбо улыбнулся, маска отчужденности исчезла с его лица.

– Ты все такой же щедрый, каким я тебя помнил, – заметил он. – Даже во время учебы я всегда вставал на твою защиту, когда кто-нибудь пытался заявить, что ты всего лишь избалованный мальчик из богатой семьи. Я всегда знал, что ты гораздо добрее, чем другие могут предположить.

– Ладно тебе, Мёнбо. Я даже не знаю… – проговорил Сонсу, неожиданно ощутив уныние. – Не такой уж я и добряк. Ничего я особенного не сделал, чтобы заслужить такие похвалы.

– А если бы у тебя появился шанс показать свою добрую натуру? – вдруг спросил взволнованно Мёнбо. – Разве ты не пошел бы по верному пути? Не продемонстрировал бы свое великодушие?

– Что ты имеешь в виду? Не понимаю…

– Ты же наверняка все знаешь и без меня. Разве ты не видишь, как гибнут люди, Сонсу? Порядочные, трудолюбивые крестьяне, которые никому в жизни не сделали ничего дурного, мрут, пытаясь каждую оставшуюся на этой земле минуту найти хоть что-то, чем можно было бы прокормиться… Совсем недалеко от этой конторы, прямо здесь, в Чонно, в самом центре Сеула, тысячи людей выступают против угнетения и борются за свою жизнь. Неужели ты ничего не замечаешь вокруг? – В глазах Мёнбо сверкнул странный огонек. – Почему, как ты думаешь, им не хватает риса?

– Потому что цены растут, – неуверенно предположил Сонсу.

– Нет… Точнее, это только часть правды. Цены растут, потому что японцы объявили всеобщую перепись и обмерили всю Корею до последнего миллиметра. И все несчастные крестьяне, лишенные и грамоты, и свидетельств прав собственности на землю – устои предков и устные договоренности не в счет, – проснулись одним прекрасным утром и узнали, что их участки больше им и не принадлежат. А правительство заграбастало всю «невостребованную» землю и либо оставило ее себе, либо продало ее крупным землевладельцам или какой-нибудь японской фирме[23]. А крестьяне оказываются разжалованы в арендаторов