Звери малой земли - Чухе Ким

он родился и вырос, всего в паре километров от места, на котором он теперь стоял. Его неожиданно захлестнули обрывистые воспоминания о теплой руке матери и мягкой шерсти собаки. И оттого ему на душе сразу стало уютно. Чонхо же полностью отстранился от всего, окружавшего его, в том числе Ёнгу и даже собственной физической оболочки, подкошенной голодом. В последнюю долю секунды, перед тем как были нанесены первые удары, Чонхо лишь устремил взгляд к небу, которое ожесточенно сияло желтым светом послеполуденного солнца. Небеса не принесли ему ни успокоения, ни отваги, как обещал отец. Но у Чонхо пронеслась мысль, что где-то там, вдалеке, пребывают отец и мать. Он пришел в этот мир не один, и сознание этого напомнило ему, почему он должен делать все, что в его силах, чтобы выжить. С этим ощущением он и бросился вперед, направляя кулак прямо в голову Ёнгу.

Ёнгу ловко увернулся от атаки и ответил собственным приемом, от которого малец уклонился. Следующие несколько минут они примерялись друг к другу, замахиваясь и предупреждая удары. При этом они сохраняли безопасную дистанцию. Вдруг Чонхо ринулся вперед, прицеливаясь кулаком в живот Ёнгу. Чонхо слегка наклонился, и теперь его голова была как раз на идеальном уровне, чтобы Ёнгу мог по ней хорошенько треснуть. Но как раз когда переросток самоуверенно выкинул кулак вперед, Чонхо нырнул под рукой и со всей силы влетел башкой прямо в туловище оппонента, как барашек, вознамерившийся повалить дерево. Чонхо прекрасно понимал, что любые преимущества, которыми может похвастаться высокий парень, полностью устраняются, как только тот оказывается на земле. Вне зависимости от роста, почти что всегда побеждает тот, кто умудряется опрокинуть противника наземь. Как только Ёнгу рухнул, больше от удивления, чем от чего-либо другого, Чонхо уселся ему на грудь и принялся ожесточенно колошматить голову парня обоими кулаками. Ёнгу быстро перехватил щуплые запястья Чонхо и закричал, на этот раз уже преисполненный неподдельного гнева:

– Ах ты мразь! Гаденыш!

На этих словах Чонхо резко запрокинул голову назад и со всей дури опустил ее о лоб Ёнгу. Тот заорал от боли, однако Чонхо, даже не моргнув, снова жахнул по черепу Ёнгу, еще сильнее. Наконец, главарь шайки отпустил запястья Чонхо и так и остался лежать на земле, безмолвно истекая кровью. Только тогда Чонхо поднялся, утирая тыльной стороной руки окровавленный лоб.

– Гоните мои вещи, – бросил он Вьюну. Тот кинул мешочек Чонхо.

Чонхо покопался в карманах Ёнгу, пока не нашел свои две монетки, и вернул их в мешочек. Остальные мальчишки молча наблюдали за ним. Чонхо покинул своды моста, намереваясь найти щель в насыпи, через которую можно было бы легко выбраться из канала. Не прошло и минуты, как за его спиной послышался топот ног, а затем – и окрики.

– Эй! Подожди! – Это был голос Вьюна.

– Чего надо? – огрызнулся Чонхо. – Соскучился? Тебе тоже накостылять по шее?

– Не уходи, – сказал Вьюн. – Ты разве не понял, что ты сделал? – Он дал себе отдышаться и наконец выпалил: – Ты одолел нашего главаря. А значит – ты наш главарь.

Чонхо фыркнул:

– А я не хочу быть вам главой. Пускай Ёнгу распоряжается тобой и всеми своими холуями. Мне оно не больно нужно.

– У нас так не заведено! – настойчиво продолжил Вьюн. – Ну, допустим, что ты не хочешь быть с нами. Ладно. Но как ты собираешься один выживать здесь? Мы же не единственная шайка попрошаек в Сеуле. Даже в этом одном районе таких, как мы, много. Есть и настоящие банды преступников постарше. Ты же не думаешь, что они оставят тебя в покое?

– А тебе-то какая разница? – Чонхо сорвался на крик. – Убьют – значит убьют. Оно тебя не касается!

– Горячая ты голова. Я просто пытаюсь помочь, – сказал Вьюн. – Если хочешь пожить подольше, то надо примкнуть к какой-то группе. А если ты в ней еще и главный, то можешь делать все, что вздумается. Можешь приказать остальным мальчикам отдавать тебе долю побольше. Тебе, возможно, даже не придется самому попрошайничать.

– И это я слышу от бывшей правой руки Ёнгу? – В вопросе Чонхо сквозила презрительная издевка.

– Никому я не правая рука, – заметил со смешком Вьюн. – Я лишь пытаюсь выжить. И если ты не упертый осел, то ты поступишь так же, как и я.

Взгляды мальчиков пересеклись. Вьюн улыбался, и когда он вел его в их притон, и когда отбирал у него последние деньги. Это был один из той породы мальчишек с маленькими глазками, как у головастика, чьи легкомысленные дешевые улыбки всем и вся не вызывали ничего, кроме непонимания и омерзения. Придя к этому выводу, Чонхо пришлось сильно сдерживать себя, чтобы не поддаться невыносимому желанию наградить Вьюна фингалом. Но невозможно было оспаривать и то, что уличный мальчишка напрямую не солгал ему и не намеревался навредить ему. А потому в его словах о необходимости держаться вместе была доля истины.

В следующее мгновение Вьюн вытянул перед собой руку. Не понимая зачем, Чонхо принял рукопожатие и поразил сам себя, пожав протянутую руку несколько раз. Мальчики, словно смутившись, поспешили развести руки.

– Пошли обратно, – сказал Вьюн. – Скоро наши ребята вернутся. В наших рядах есть акробаты, карманники, настоящие попрошайки. Остается надеяться, что за сегодня заработали достаточно хоть на какое-то подобие ужина.

– А что вы обычно едите? – Чонхо не удержался от вопроса, в котором слышалось любопытство вперемешку с предвкушением.

– Если все путем – тушеное мясо или картошку. Несвежую рыбу, все в таком роде.

– От мяса я бы сейчас не отказался. Больше суток вообще ничего не ел, – проговорил Чонхо, и с каждым словом ему становилось еще более стыдно, что он столь откровенно обнажает свою подноготную.

– Я тоже. Но человеку необязательно есть каждый день. Так мне всегда говорила мама, – заметил Вьюн с очередной невымученной улыбкой, которая показалась Чонхо уже не столь отвратительной.

Глава 5

Друг из Шанхая

1918 год

Любой человек верит в свою уникальность и особое предназначение. Без этого сознания жизнь была бы невыносимой. Однако в случае Ким Сонсу эта вера была не просто основанием всех дальнейших построений, но квинтэссенцией всего его естества. Разумеется, ему самому это было совершенно неведомо, поскольку именно люди такого рода наименее склонны уличать себя в самодовольстве. Будучи современным человеком, получившим отличное воспитание, Сонсу установил для себя персональный кодекс чести и был вполне доволен тем, что следование этому своду правил не вызывало у него особых сложностей. Он выступал за независимость и против гражданской оппозиции во