Роман Флобера - Владимир Казаков

Развалясь на нижней полке – кроме нас в купе никого не было, – я с дорожным воодушевлением поглощал соленые огурцы и жареную курицу. За окном изредка мелькали поля с черно-рыжими кляксами коров и кариесные заборы водокачек. Иногда вдоль железнодорожного полотна отчего-то выстраивались местные обыватели. Мелькающими удивленными лицами они были похожи на пожилых среднерусских зайцев, впервые в своей жизни увидевших кенгуру.

Вероника тоже валялась на полке, смачно жевала соленый огурец и читала «Робинзона Крузо». Иногда после прочтения пары абзацев она, нахмурив бровки, смотрела в загаженный потолок купе.

– Слушай, Коль, – Вероника положила книгу на стол и обернулась ко мне, – а как же он там, ну, Робинзон, жил на острове без бабы? Сколько лет-то он там проболтался?

– По книжке, двадцать восемь. Тяжко ему, конечно, жилось! – Я вспомнил, что аккурат тот же вопрос дико интересовал меня классе, наверное, в пятом. – Ну, не знаю, животных каких пользовал, мартышек или черепах… А потом, под конец срока, ему еще аборигена Пятницу прислали.

– Но ты же сам мне говорил, Коль, что это страшно и противоестественно, когда мужик мужика! Вон два голубеньких в соседнем купе – это же ужас! А уж бедных зверюшек – это вообще… – У Вероники даже появились зачатки слез на ресницах.

– Ладно, ладно, не переживай. На самом деле Робинзон для удовлетворения своей половой страсти использовал недозрелые плоды кокосовой пальмы. Ну, когда они нежные, зеленые и с ароматным молочком внутри. Отважный мореплаватель делал в них дырочку, ну и так далее. Это был прототип нынешних силиконовых вагин. Когда Робинзона наконец спасли, он представил свое изобретение на родине в Англии, где оно получило признание и необыкновенную популярность среди нарождающейся английской буржуазии. Сразу же скаканул товарооборот между колониями и метрополией. По перевозке кокосов, разумеется. На всех кокосов не хватало. И Робинзон начал экспериментировать с вагинами, используя местное сырье. Получилось. Фабрики по производству искусственных вагин стали возникать повсюду. Британские умельцы производили полюбившийся товар на основе традиционных шотландских волынок. Но этот ширпотреб был в ходу только у грубой черни и простолюдинов. К тому же все это вызывало ожесточенный протест у национально ориентированной шотландской элиты. Единственным плюсом было то, что во время псевдополового акта можно было наигрывать себе какую-нибудь незатейливую мелодию. Это, несомненно, прививало зачатки нравственности и куль туры нарождающемуся пролетариату, закладывало основы знаменитого британского либерального мировоззрения. Об этом много потом писал Диккенс в уничтоженных дневниках. Производство было, конечно, под контролем сэра Робинзона Крузо. Ему королева пожаловала рыцарское звание. Все это вместе и дало невиданный толчок к знаменитой промышленной революции и развитию капитализма в Англии и во всем мире.

Я отвернулся к стенке, чтобы не заржать. Вероника внимательно выслушала меня, облегченно вздохнула и опять взяла книжку.

– Ну, если кокос с дырочкой, это понятно. Это нормально. А то зверюшек, мужиков…

Я лежал и пытался дремать. Вспоминал. Кокосы с дырочками напомнили. Это была зима. Года три назад. Пару дней выдались жуть какими холодными. И ветер. Именно тогда меня угораздило пойти на прогулку с Маринкой. Голиковой, естественно. От холодрыги мы почему-то пошли не в кабак, что было бы совершенно логично, а в кинотеатр «Горизонт». На Комсомольском проспекте.

В естественно полупустом зале, был-то день-деньской, я дрожал, как мышь белая, из любопытства сунувшая нос и хвост в розетку. На меня вообще холод действует антигуманно. Немеют руки, ноги, башка и все остальные причиндалы. Увидев мое беспомощное лицо, растопыренные негнущиеся пальцы, Марина вздохнула, схватила руку и деловито засунула себе под юбку, для убедительности крепко сжав ее бедрами.

Чем меня несколько озадачила. Конечно, я читал о подобных случаях спасения замерзающих чукотских оленеводов, но от Марины я не ожидал такой прыти! Тепло женского влагалища делало свое дело, и вскоре я уже мог спокойно шевелить пальцами. Чем я и активно занялся. Бедра Марины недоуменно заколыхались. Я продолжал активно разминать пальцы, нащупывая через пелену шерстяных колготок наиболее упругие части тела. Вдруг лицо Маринки приняло какое-то восторженное, заячье выражение, и она тихо охнула. И заорала на весь зрительный зал: «Ты с ума сошел!» И резко выдернула мою руку. Казалось, что в тот момент над нами хохочут не только окружающие школьники, но и пираты Карибского моря с экрана.

– Коля, знаешь, чего я хочу? – Вероника опять оторвалась от книжки.

– Мороженого?

– Нет, я замуж хочу! – Девушка внимательно посмотрела на меня. – Нет, честное слово, очень хочу замуж!

Я для приличия перевернулся к ней:

– Ну, в целом, для девушки это нормальные мысли. Но это так, в целом. Не рановато ли? Брак – это, знаешь ли, такая сложная штука…

Несмотря на крайне серьезный вид, я чувствовал себя полным идиотом. Ну что я могу посоветовать молоденькой девушке, если к своим сорока с гаком годам сам имел о браке довольно смутное представление.

– Да нет, Коленька, ты не понял! Я за тебя хочу замуж!

Я приподнялся с полки. Достал из сумки бутылку вискаря, налил половину чайного стакана с подстаканником и выпил. В этот момент поезд дернул. Я закашлял. Подпрыгнувшая Вероника кинулась ко мне и начала остервенело стучать по спине.

– Хва-атит, хватит! – Я еще раз откашлялся и налил еще немного виски.

Конечно, я читал, что воспитанницы, туда-сюда, влюбляются в своих воспитателей и все такое. Но ко мне, как хотелось думать, эта бодяга, естественно, никак не относится. А тут нате! Я растерялся.

– Ты, это самое, как ее, кончай! Какой я тебе муж! Ты в своем уме! – От волнения я опять плескал виски в стакан. – Выкинь эту дурь из головы! Ты с ума сошла!

– И что, ты меня совсем не любишь? – Вероника села рядом и осторожно погладила меня по голове.

От этого прикосновения я дернулся и запрыгал бабуином по клетке купе.

– Все, этот маразм закончили! Этого мне только еще не хватало! Да ты что, вообще думаешь, о чем говоришь?! – Я ходил туда-сюда между полками. Два шага до двери, два шага назад, к столику.

Мне вдруг захотелось быстренько-быстренько, просто немедленно, исчезнуть из этого вагона, поезда, планеты и очутиться в безвоздушном пространстве где-нибудь в районе колец Сатурна. Почему именно там, я не знал, но был точно уверен, что там наверняка нет ни Вероники, ни невнятной Маринки Голиковой, ни идиотской журналистики, вообще никого нет, даже меня! В этот момент у меня дико заболела голова, и я вернулся на грешную Землю. Вероника смирненько сидела перед столиком и ждала, когда у меня кончится истерика. Я с размаху сел.

– Значит, так. Ты мне этого не говорила, я этого не слышал! И как вообще такая мысль могла втемяшиться в твои куриные мозги!

– А что, разве я уродка какая! Ты мне всегда говорил, что я очень симпатичная и привлекательная! – Вероника кокетливо подергала плечами и грудью. – Говорил?

– Да говорил, говорил, ну это так, как бы тебе сказать, условно-фигурально, что ли… – Я уже совсем начал запутываться.

– Да я же тебя люблю, – тихо сказала Вероника.

О господи! Ну зачем я вляпался в эту дурацкую воспитательную комедь! Кто меня тянул за голову, за ногу, за язык заниматься этой благотворительностью! Ведь какой-нибудь подобной дурью все это обязательно должно было закончиться. И ты знал это! Какое вообще я имел право влезать в чужую жизнь!

– Я же серьезно вполне говорю, думала, ты будешь рад, – как-то подозрительно задумчиво протянула Вероника.

– Так, Вероника, повторяю, чтобы этого детского лепета я больше не слышал!

– Хорошо, давай отложим разговор, – неожиданно рассудительным тоном сказала девушка.

– Не отложим, а прекратим. – Я отвернулся и накрылся одеялом с головой. За перегородками пьяные педики орали песню про ягоду малину.

Под утро, выйдя из купе, я опять увидел голого прапорщика. Он задумчиво, в профиль, стоял в проходе у окна. Впереди у него зорко стоял на страже строго выпрямившийся член, в заднице торчала сигарета и дымилась. В руке он держал еще одну. Незажженную.

– Извините, пожалуйста. У вас прикурить не найдется?

Я протянул зажигалку.

– Спасибо. Вроде подъезжаем.

Я кивнул и пошел собираться.

Какой-то невыспавшийся водила с полчаса крутил баранку в разные стороны, пока мы в рассветной темноте не дотрындыхали до гостиницы. Единственно приличный отель располагался в самом центре города, в дореволюционном здании торговых рядов. Эти приземистые и длинные сооружения с колоннами есть во многих уездных городках. Особенно в тех, которые с претензией на значительность. А Углич, несмотря на очевидную захолустность, на нее претендовал. Сонная белобрысая служительница выдала ключи от единственного двухкомнатного номера и, видимо на автомате, спросила: