Ад закрыт. Все ушли на фронт - Андрей Буровский

– Быстро! Пошли!

Вот так, почти не приходя в себя, стискивая пистолет, Петя отправился в новый дальний путь. Франсуа вел сначала коридором, потом спустились в подвал, долго бежали по склизкому темному проходу. Подъем, поворот, снова спуск. Длинный кривой коридор, какие-то бочки, поворот. Дверь, поворот, снова подъем… На поверхность вышли уже совсем в другом квартале. По дороге Франсуа все же отнял у Пети пистолет, спрятал в карман. Шли по улице; не сбавляя темпа, Селье объяснял: Приорат нанес ответный удар, квартира Профессора захвачена, вход в портал перекрыт. Теперь за ними гонится еще и полиция, надо уходить любой ценой.

Вошли в аптеку, сразу прошли внутрь, в комнату, пропитанную вяжущим, тревожным ароматом лекарств. Франсуа звонил, Вальтер и двое незнакомых Пете людей с военной выправкой молча стояли вокруг. Кто-то в белом халате кинул Пете куртку и рубашку вместо пропитанных кровью, сунул в руку что-то коричневое, почти зловонное в мензурке. Петя выпил, один из незнакомцев сунул ему еще фляжку с остро пахнувшим вкусным коньяком.

Из квартиры опять шли переходами, вышли в совершенно незнакомой щелеобразной улице с типичными для Франции узкими высокими домами. По улице протиснулось такси, за рулем сидел Вовка-казак. Новое виляние по незнакомым улицам, вход в помещение – оказалось, в зоомагазин. Там, среди говорящих на незнакомом языке, чужих людей, пришлось просидеть несколько часов.

Восстанавливалось жесткое, четкое понимание происходящего. Действовали и уже появившийся опыт, и коньяк, действовало незнакомое лекарство. Пете казалось, что какая-то часть души схвачена вековым льдом. Не надо думать о Жаннете, о всем несбывшемся: просто для того, чтобы не кричать и не заплакать.

Даже хорошо, что не было времени переживать: надо было выбираться из Парижа, надо было срочно уходить в Германию. И вообще продолжать воевать.

– Что будем делать, Петер? Портал недоступен, а нам надо срочно в Германию.

– Профессор убит?

– Его захватили как заложника. Ты же видел, нас не хотели убивать, нас брали живыми. И взяли бы, не будь у тебя Голоса. Знаешь, кто нас выдал? Второй слуга… пожилой такой, тихий и скромный.

– Этот человек не будет жить.

– Не будет. Я сам его найду хоть на дне моря. Но, как думаешь, что делать сейчас?

– Вальтер, давай двигать к границе? Через нее придется перелететь.

– С левитацией у меня не очень… Да и у тебя тоже. Представляешь, какой расход энергии?

– Представляю… А что, есть другой выход?

– До границы еще надо добраться.

– Франсуа говорит, что будут нам и документы, и машина.

Уже в темноте пришел Франсуа. Документы – военный билет Иностранного легиона для Вальтера, отпускное свидетельство. Для Пети – нансеновский паспорт. Со смутными чувствами взял Петя светло-коричневый документ на свое настоящее имя: «Петр Лопухин». Имя прописано по-французски, на этом международном языке[1]. Скверная фотография. Нечеткая фиолетовая печать. Марки об уплате каких-то непонятных ему сборов.

Бумаги вряд ли выдержали бы вдумчивую проверку, но уже было что показать полицейскому патрулю. Ехали на машине Франсуа Селье, в свете фар замелькали домики из неотесанного серо-рыжего камня, окруженные садиками. Здесь, в пригородах Парижа, жили намного свободнее, чем в центре. Большой каменный дом в два этажа не особо выделялся из всех прочих. Дом как дом, несколько комнат, в которых можно повернуться, не задевая стен собственными боками.

– Несколько часов сна вам необходимо, ребята.

Странно, но Петя больше запомнил аптеку, чем дом Селье и комнату, в которой он провалился в сон, как в темный омут. Провалился – и тут же почувствовал, что его дергают за ногу – вставай!

Свой путь в Германию Петя начал на залитом кровью Жаннеты полу кафе «Арлекин». А продолжил его ранним-ранним, жемчужно-серым утром, при еще не поднявшемся солнце. Бедный парень не привык вставать в такую рань, его промораживало. А Франция уже поднималась! Шли разносчик молока и почтальон, где-то проехала машина, в холодном неподвижном воздухе далеко разносилась певучая местная речь.

Сосед Франсуа, благообразный пожилой месье, оперся на каменный забор, вежливо помахал им вслед рукой. Петя заметил, что давно не встречал человека с такой располагающей внешностью.

Вот что запомнилось, так это день пути к границе. Наверное, как раз потому, что не надо было ничего делать: ни бежать, ни стрелять, ни скрываться. Строго говоря, Петя даже не ехал – его везли. Он не готовил еду – его кормили в придорожных кафе. А по обеим сторонам шоссе раскрывалась нереальная, как переводная картинка, сказочно красивая земля. Рощи с огромными дуплистыми деревьями сменялись ухоженными полями и садами с побеленными стволиками яблонь; мелькали чистенькие городки с маленькими домиками за невысокими заборами. Франция была вся именно такая: маленькая и аккуратная. В садиках знакомые деревья, березы и рябины, росли вместе с южными, незнакомыми растениями с блестящими глянцевыми листьями.

Солнце садилось, когда Франсуа выключил перегревшийся мотор.

– Дальше нам не стоит ехать на машине. Граница в пяти километрах, тут пограничная зона… Ребята, вам в этот лес. Дождитесь полной темноты, и – на ту сторону… Честно говоря, мне никогда и в голову не приходило, что я буду помогать кому-то перебраться через германскую границу… С немцами я воевал.

Франсуа Селье по-французски шутил. Вальтер сделался по-немецки сосредоточен. А Петя по-русски обнял соратника, расцеловал в обе щеки.

– Франсуа… Господь воздаст вам за все, что вы делаете… Если не свидимся, знайте: я вас никогда не забуду. Но я обязательно хочу с вами свидеться, как можно скорее, и вместе довоевать.

Старый офицер даже растрогался.

– Пьер, у меня нет ничего, что сошло бы за сувенир… Разве что вот!

Коробок спичек – в два раза меньше, чем в России, с французской надписью.

– У меня тем более нет ничего… На мне трусы – и то ваши.

Франсуа засмеялся. И обнялись, и опустился спичечный коробок в тот же карман, где лежали невзрачные камушки из южной пещеры Руффиньяк. И все, и уже пора идти, и скользит по крепкой местной глине сапог, и замелькали вокруг первые деревья леса, дубы и липы.

Петя обернулся. Франсуа так и стоял, облокотившись о дымящийся капот машины, смотрел вслед. Увидел, что парни обернулись, и его фигурка последний раз подняла руку. Петя его так и запомнил: фигурка в пламени заката, у машины, на влажной после дождя сельской дороге.

А лес стоял темный, вечерний. Какая-то птица надсадно тетенькала в листве. Изломанный полет летучей мыши прочертил воздух над головой.

Глава 8

Холодное лето в Берлине

В эту ночь рядовой Мишель Мерсье патрулировал свой участок границы и решил, что у него галлюцинации: около двенадцати часов ночи Мерсье услышал с неба человеческие голоса. Он уже почти приготовился поверить бабушке, с которой семьдесят лет назад беседовал ангел, но этот ангел говорил не с Мишелем, и вообще голос его звучал довольно странно… Похоже, говорил не один ангел, а по крайней мере двое. Вскоре над темным массивом леса, над кронами дубов и каштанов выплыли две фигуры. Мишель никогда не видел ангелов, но представлял их совершенно иначе, и вообще это были явно люди. Два человека неторопливо выплыли из-за леса, так и плыли по небу, прямо над часовым. Летели в развевающихся куртках, беседуя между собой.

Мишель, родом из Лотарингии, неплохо понимал по-немецки, ему был понятен разговор этих летучих людей. Как раз над самой головой Мишеля один из летящих спрашивал у другого:

– Может, все-таки поднимемся повыше?

– Не стоит, там ветер еще сильнее, – ответил второй летящий. – Там мы смертельно замерзнем.

– Надо было взять куртки потеплее, – уточнил первый и задумчиво добавил:

– А интересно – если я сейчас плюну непосредственно на границу – будет ли это означать оскорбление суверенитета и флага?

– Вот и не плюйся, это очень неопрятная привычка, – назидательно заметил второй.

И с этими словами, совсем неподобающими ангелам, двое пролетели дальше, оставляя патрульного в полуобморочном состоянии. Постепенно летящие удалялись в глубь Германии; какое-то время он еще слышал голоса, но уже не мог разобрать слов.

Рядовой Мерсье долго тряс головой, опасаясь, что сходит с ума. Он побоялся даже отхлебнуть из фляжки коньяку, чтобы не смешивать его с красным вином, которым угощался на ужин. Утром он, после больших сомнений, все же подошел к капитану медицинской службы Филиппу Сент-Винсенту и спросил: «Что означает, если человек при исполнении служебных обязанностей вдруг видит летающих людей?» Капитан воровато оглянулся. Убедившись, что они одни, военный врач заверил рядового:

– Ты, главное, не вздумай рассказывать никому. А то, понимаешь, тут такое бывает… летают… Не болтай, все равно тебе никто не поверит.