Царевич - Сергей Арсеньев

— Сегодня из Швейцарии письмо мне с верным товарищем передали.

— Что-то важное?

— Да. Хочешь взглянуть?

— Если Вы не против.

— Вот, смотри. Написано по-немецки. Перевести?

— Не нужно. Я понимаю немецкий.

Так. И что тут? Письмо не слишком большое. Отчего-то бумага рыбой воняет. Нелегально переправляли, должно быть. Группа товарищей. Германское командование согласилось. Через Швецию далеко и долго. Кайзер лично дал указание пропустить прямо сквозь линию фронта. Личные гарантии безопасности до русских позиций от кайзера. А, понял. Кто-то едет в Россию из Швейцарии и этого кого-то немцы пропускают через свои позиции. И кто это? Ага, вот список пассажиров спецвагона. Кто?!!

— Феликс Эдмундович, они собираются ехать сюда, к нам?

— Да, Алёша. Думаю, они уже едут. Не забывай, письмо ещё нужно было доставить мне.

— Вот эти люди? Все они? — показываю я последнюю страницу письма со списком.

— Да, эти люди. И я хотел бы попросить помощи.

— Какой, Феликс Эдмундович?

— Мне нужен мандат с подписями регентов, предписывающий оказывать предъявителю его всяческую помощь и содействие. И литерный поезд. Их нужно встретить прямо на линии фронта.

— Полностью согласен с Вами, Феликс Эдмундович. Встретить необходимо. Это крайне важно. Я бы даже сказал, архиважно, — Дзержинский как-то странно посмотрел на меня. — Что? Я что-то не так сказал?

— Да нет. Просто ты мне сейчас напомнил одного человека.

— Феликс Эдмундович, умоляю, забросьте все свои дела. Займитесь этим прибывающим вагоном. Это — невероятно важно. Пошлите своих лучших людей. В крайнем случае, поезжайте даже сами. Но, умоляю, не потеряйте их. А мандат Вам будет. И поезд. Хотите, я Фёдору Артуровичу позвоню, он поможет ещё.

— Спасибо, этого не нужно. Достаточно мандата. Я уж как-нибудь силами ЧК справлюсь.

— Ну, Вам виднее.

— И хорошо бы мандат побыстрее. Я боюсь опоздать.

— Не сомневайтесь, Феликс Эдмундович. Специально на такой случай у меня есть чистый бланк, подписанный обоими регентами. Сейчас всё будет.

— Они так доверяют тебе?

— Доверяют. Но сначала я им должен позвонить и спросить разрешения. И лишь потом могу использовать бланк. Минуточку… Центральная?.. Император на проводе. Связь с Лаврой, пожалуйста. Пусть найдут там регента Штюрмера. Срочно!

А пока Бориса Владимировича ищут, я держу возле своего уха телефонную трубку, а взгляд мой вновь падает на последнюю страницу того воняющего рыбой письма, что принёс мне Дзержинский. Там неровным почерком написаны имена всех тех, кто едет к нам из Швейцарии. Фамилии людей указаны с немецкой педантичностью в алфавитном порядке.

И в конце списка, одним из последних, написано столь поразившее меня имя: "Ульянов, Владимир Ильич". Он едет сюда! Ленин! Мы спасены!!

Глава 17

(Алексей)

* * *

— …Лёха, да задолбал ты со своим гундением! Фамилия ему не нравится, видите ли!

— Петя! Ну как можно человека с такой фамилией назначать комиссаром особого корпуса?

— А чем плоха эта фамилия, а? Ну, чем плоха? А Рабиновича можно назначить? А Шмайкерзона какого-нибудь? Можно? А этот чем тебе не нравится?

— Петя! Ну, он же…

— Это не он! Сколько раз ещё повторять тебе, что это не он?! Даже если товарищ Булгаков писал свою книгу по реальным фактам, всё равно это не он!

— Петя!

— Что "Петя"? А командующий восточно-иранским фронтом кавалер ордена Ленина генерал-лейтенант Власов, как тебе, а? И это я ещё про Гитлера не вспомнил. История меняется, пойми же! Одни и те же люди в разных условиях ведут себя совершенно по-разному! И этот тоже, я уверен. Тем более что фамилия — это наверняка совпадение. Наш — реальный человек, а Булгаков своего придумал.

— Всё равно он не нравится мне. Может, попросить заменить?

— Лёха, не дури. Его Дзержинский рекомендовал. Менять комиссара из-за придумок пока ещё не существующего писателя — явный бред. Лучше скажи, что на обед заказать? Только, чур без молока!

— Петя! Я люблю молоко!

— А я — нет.

— Какой ты… нехороший партнёр. Я молоко хочу, Петь. Ну, пожалуйста.

— Тогда чтобы я этого бреда не слышал больше! Без вины человека охаивает только по одной его фамилии. Алёш, нехорошо.

— Ладно, мир. Не буду впредь. Действительно, может человек-то и хороший…

* * *

Вот. Так и стал товарищ Швондер комиссаром особого корпуса. И не смейтесь! Ничего смешного тут нет. Нормальный человек он. Я видел его, приходил он ко мне представляться прежде, чем убыть на задание. Самого Дзержинского в Москве нет сейчас, тот вчера в Могилёв уехал, в Ставку. Руководить операцией по встрече Ленина. Правда, о действительной причине поездки Дзержинского в Ставку знают очень немногие. Так-то считается, что он просто в составе делегации от Московского правительства туда поехал. Как старший группы от Моссовета.

Мы с Петей считаем, что сейчас основная задача — удержать фронт от сползания в хаос. Если завтра фронт рухнет — Катастрофа неизбежна. А эти идиоты из Питера продолжают раскачивать лодку. Вчера в Москву доставили очередной манифест Временного правительства. Он уже лично меня касается. В Петрограде официально объявлено, что покушение на моего папу сделано по приказу преступной клики, обманом захватившей власть в Москве. Главные злодеи — Штюрмер, Дзержинский и… патриарх Тихон! Да, Тихона тоже пытаются вывалять в грязи. Они даже до того договорились, что утверждают, будто бы и я сам знал о готовящемся преступлении, но не сделал ничего, чтобы предотвратить его.

Боже мой, как бы тут гражданская война пошла не в виде "красные против белых", а в виде "Москва против Петрограда". Петроградский гарнизон почти в полном составе перешёл на сторону Временного правительства. Часть Балтийского флота — тоже. В Кронштадте арестованы все высшие офицеры, и власть перешла к самопровозглашённому Совету солдатских и матросских депутатов, который также признал Временное правительство.

Дело уже даже и к расколу церкви идёт. Снятый Тихоном бывший митрополит Петроградский и Ладожский Питирим, открыто отказался подчиняться, а самого патриарха обвинил в организации покушения на государя и объявил Тихону анафему. За что в ответ немедленно получил от патриарха встречную анафему.

В Москве, правда, насколько мне видно из Кремля, власть патриарха сомнению не подвергается. Ему ещё и тот случай с покушением на меня помог дополнительно укрепить веру в городе. В типографиях Московской епархии огромным тиражом аж в пятьсот тысяч экземпляров выпустили листовки с описанием "Чуда на Лобном месте".

Это со мной чудо случилось. И хоть я сам был в самом центре событий, но даже и мне иногда кажется, что это, возможно, есть истинное Чудо. А Петя не верит. Говорит, совпадение то было. Но слишком уж оно невероятное, совпадение это. Судите сами.

После моей коронации в Успенском соборе, меня, под звон колоколов, вывели на улицу, а затем, в окружении высшего духовенства, я вышел на Красную площадь и прошёл к Лобному месту, где, как предполагалось, должен был лично принимать присягу. И вот там-то всё и произошло. Конечно, меня охраняли. Солдаты Кремлёвского гарнизона держали проход, а полиция оцепила само Лобное место. Но всё равно это не помешало некоей скорбной на голову террористке выстрелить в меня.

Пуля мне в грудь попала, я не удержался на ногах и упал. Слышу многоголосый рёв толпы. Вот кто-то первым истошно заорал: "Царя убили!!!". Ор подхватывают другие голоса, слышны выстрелы. Надо мной взволнованно склонился патриарх. Какой-то монах бросился на колени рядом с моим телом и пытается расстегнуть платье Большого наряда. Что сделать достаточно не просто.

А мне не больно. Ну, почти не больно. Я ощупал свою грудь, догадался, что произошло, а затем встал на ноги. Площадь ревёт. Оцепление с трудом сдерживает толпу. В то, что я не убит и даже не ранен поверили далеко не сразу. Так что процедура принятия присяги растянулась в тот раз больше, чем да два часа.

Церковные типографии работали всю ночь. И с рассветом по городу начали распространять листовки с описанием Чуда. Москвичи же валом двинулись к церквям, молиться о моём "здравии". А чего о нём молиться? Я себя отлично чувствовал. Пуля ведь мне в грудь попала. Прямо в центр огромного и старинного, времён ещё Алексея Михайловича, креста из чистого золота. Он у меня на цепи, поверх платья висел. Тяжёлый. Грамм шестьсот, должно быть, весил. Так что я лишь синяком отделался, а крест получил заметную вмятину в том месте, куда пуля попала. Вот об этом в церковных листовках и было написано.