Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

Селяне и мещане привечали нас с таким же радушием, как и купцы: отдавали лучшие куски со стола, уступали тёплое место у печи, растапливали баню. Хотя с купанием тоже выходила незадача: все удивлялись, почему мы с братом отказываемся мыться вместе и хлестать друг друга берёзовыми вениками — у простолюдинов, оказывается, был такой жуткий ритуал парения в бане. Один раз мы всё же уступили под натиском неудобных расспросов, а потом каждому пришлось долго ждать в душном предбаннике с завязанными полотенцем глазами, пока второй раздевался и остервенело стирал с себя въевшуюся до самых костей дорожную пыль. Мой гадкий братец к тому же подглядывал и гнусно хихикал. Из-за него я неуклюже поскользнулась на мокрых досках и чуть было не разбила голову об каменку. После этого я зареклась ходить в баню вместе с Вейасом, наплевав, что мою маскировку могут раскрыть.

Взгляды продолжали меня мучить. Особенно взгляды детей, которым приходилось мёрзнуть и голодать из-за нас. Порой мне хотелось отдать им свою миску постной похлёбки с краюхой хлеба и уйти ночевать в лесу вместе с диким зверьём и демонами, лишь бы не ощущать вину за свою «избранность».

Я даже поссорилась с Вейасом из-за этого. Тогда мы остановились в особенно бедной деревушке, которой в прошлом году сильно досталось из-за нашествий. Жителей тут было совсем немного, половина домов пустовала, а вторая стояла покосившимися, покрытыми копотью развалюхами, из которых испуганно выглядывали тощие измождённые лица. Кормили скудно: пустым бульоном и водянистой кашей из полевых растений. Спать постелили на жёстких лавках у отсыревшей и покрытой плесенью стены. А детей — двух шестилетних девчонок и совсем крохотного мальчонку — выгоняли спать в сарае.

Девочки, понурив головы, поплелись за порог, а мальчонка разрыдался, упал на пол и принялся колотить руками об доски, крича, что в сарае живёт страшный бабай, который всех съест. Как ни старалась мать его утихомирить, ничего не выходило. Отец не выдержал и замахнулся, чтобы ударить его... Я не смогла на это смотреть. Схватила меч, который Вей позаимствовал для меня из папиного арсенала, и сказала, что сама заночую в сарае. Подкараулю этого бабая и отсеку ему голову, чтобы не смел больше есть маленьких детей.

Мальчонка успокоился, а вот родители уставились на меня с испугом и хором принялись извиняться, что у них нечем отплатить за помощь. Я удивлённо глянула на брата. Тот укоризненно качал головой. Мол, сама кашу заварила, сама и расхлёбывай. Но я и подумать не могла, что взрослые люди воспримут мои слова всерьёз. Пришлось заночевать в сарае на гнилой соломе, в которой громко копошились мыши. Зато дети вернулись в дом, а вскоре ко мне присоединился злой, как стая саблезубых демонов, Вейас. Видно, побоялся одну бросить и костерил последними словами полночи, пока нас обоих не сморил сон. Наутро мы проснулись продрогшие и основательно простывшие. Шмыгая носом, Вейас не преминул напомнить о бабьей дури и ушёл в дом. А я ещё долго бродила по окрестностям, пока не нашла гладкую морёную корягу на берегу заросшего ракитами озерца. Обстрогала сучья ножом и отнесла детям. Сказала, что это рога демона-бабая. Мы с братом подкараулили его ночью в сарае и обезглавили. Больше бояться нечего.

Дети, толкаясь и вырывая друг у друга трофей, разглядывали его с неподдельным восхищением. А вот взрослые подозрительно напряглись. Мать сбивчиво благодарила и извинялась за доставленные хлопоты и скудный приём. Отец куда-то убежал и отсутствовал, пока мы доедали постную похлёбку. Вернулся, когда мы уже поседлали лошадей и собирались ехать дальше. Стал извиняться пуще прежнего, поблагодарил за избавление от демона-супостата и всучил мне тощий кошель. Мол, всё, что удалось занять у соседей, вы уж не серчайте, нет у нас, убогих, больше ничего. Так стыдно сделалось, захотелось объяснить, что я всё придумала, чтобы дети не боялись. Но Вейас сунул кошель за пазуху, запрыгнул в седло и помчал по дороге, поднимая столб пыли. И я за ним, боясь отстать.

После этого мы крепко повздорили. Вейас уверял, что простолюдины бы не приняли деньги обратно — так уж у них заведено, но мне всё равно было гадко. Я чувствовала себя… мошенницей, воровкой. И постоянно вспоминала лицо того мальчика. Туго им теперь до первого урожая придётся. Совсем голодно. Из-за меня.

Север не терпел немощи. Высокие дома из круглых необтёсанных брёвен выделялись ярко коричневым цветом на фоне посеревших от времени хозяйственных пристроек в просторных, огороженных массивными заборами дворах. Жили здесь большими семьями в несколько поколений, и хозяйство тоже содержали большое, чтобы всех согреть, прокормить и защитить. На рыночных площадях вдоль крытых рядов деревянных прилавков — в тайге строительного леса всегда хватало — собиралось великое множество чужеземных купцов, выменивавших по весне муку и крупы на северные диковинки: поделки из костей и клыков медведей, соболий и песцовый мех, чудные статуэтки из ольхи, сосны и морёного дуба. Они славились по всему Мидгарду неповторимым своеобразием. Не голодали и рудокопы: в невысоких горах добывалось железо и уголь.

Разбойники и захватчики сюда захаживать боялись: не выдерживали лютых морозов, частых нападений демонов и суровости самих северян. Здесь выживали только сильнейшие из сильных, самые отчаянные и терпеливые. Они уж точно не собирались легко отдавать добытое потом и кровью. Как собака, что будет подыхать, но продолжит отбиваться от стаи волков, защищая свою косточку.

Это произошло на подходе к Докулайской равнине, куда моего брата собирались отправить за шкурой белого варга, в небольшом селе близ городка Гульборг. Ночевать случилось в доме зажиточного селянина. Мы как раз с аппетитом обгладывали копчёные телячьи рёбрышки и запивали сладким золотистым сбитнем, когда в сени забежала молодая жена кого-то из младших сыновей хозяина. Невысокая, пухлая, с широкими бёдрами и крепкими руками. Запыхалась, дрожала и прятала глаза.

— В курятнике перья и кровь! Три лучших наседки пропало, — горестно причитала она, боясь, видно, что старшая хозяйка заругает.

Но улыбчивая пожилая женщина лишь повела плечами и тяжело вздохнула:

— Опять хоря нелёгкая принесла. Придётся Полкашу на входе сажать, только он лаем, небось, всех наседок распугает — совсем без яиц останемся.

Вейас перестал жевать и хитро прищурился. Стало не по себе. Вскоре нам предстоял длинный переход по безлюдному краю. Надо было запасти еду, сменить загнанных и отощавших лошадей, но денег, как выяснилось, из дома мы взяли до ничтожного мало. Их уже почти не осталось. Теперь вечера мы коротали в размышлениях, где взять ещё. Не побираться же, в самом деле. Мы всё-таки дети милорда Веломри, рыцаря славного ордена Стражей… хоть и беглые.