Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

Они ушли, ломясь через лес, словно были неуклюжими косолапыми медведями. Вёльва продолжала мешать варево. Десять кругов справа налево и десять слева направо, семь по оси червоточин и три против. Она дёрнула палкой, поднимая со дна муть, и постучала по стенкам. Когда варево стало непроглядно чёрным, вёльва бросила в котёл оставленный мальчишкой меч. Тьма с шипением накинулась на него, покрыла ржавчиной и разбила в пыль. Вёльва потянулась за вышивкой.

— По нетореной тропе пройти, надо же! — усмехнулась она. — Какая глупая девчонка.

Вёльва потрогала ткань чувствительными, как глаза, пальцами и вдруг передёрнула плечами, словно прозрела и наяву увидела огненного зверя на фоне непроглядной ночи. Взгляд живых синих глаз пронзал насквозь, будто в них запечатлелась вся сила и мудрость Небесного повелителя.

Успокоившись, вёльва снова принялась помешивать варево.

— Что же это за девчонка такая. По нетореной тропе пройти. Да на которую только боги отваживались ступать, один единственный бог. На погибель ты явилась или на спасенье? — задумчиво бормотала старуха, вглядываясь слепыми глазами в круги, что шли по вареву вслед за палкой. Вёльва глотнула паров и, сомкнув глаза, заговорила не своим голосом: — Сказано было на заре времён: когда настанет час неверия, междоусобиц и великих бедствий, явится в древней крови пророк. Сам возжелает пройти по тропе нетореной, чтобы пробудить почившего бога. Через пламя и снег, кровь и тьму пройдёт его путь, от неверия к прозрению и свету. Он сам станет светом, что растопит ледяное сердце и укажет путь из мрака. Лишь испустит пророк последний дух, как пробудится огненный зверь. На спасение. Или на погибель.

Вёльва вздрогнула и выронила вышивку.

— Неужто и правда конец?

Будто отвечая, ухнула белая неясыть. Расправила огромные крылья, ринулась с ветки и опрокинула котёл. Тьма выплеснулась на землю, затушив огонь. С шипением выпустила щупальца. Вёльва ослепла по-настоящему. Оглохла, не чувствовала запаха. Ощущала только липкий ужас от приближающейся смерти. Отступила на шаг, запнулась об сук и упала. Тьма с ликованием набросилась на неё, пронзая и разрывая на ошмётки, пока не поглотила, как браслет, как меч, как судьбы детей до этого.

Неясыть наблюдала с ветки. Ухнула, и тьма убралась восвояси, вдоволь насладившись кровавым пиршеством. Птица подхватила с земли вышивку и принялась остервенело драть её когтями. На лоскуты. Чтобы ничего не осталось! Но синие глаза продолжали смотреть с выжигающей пристальностью. Поняв всю тщету, неясыть выпустила добычу и, горестно ухнув, помчалась за Северной звездой.

Мутило всю дорогу до дома, но уже на подступах к замку пустоту в душе заполнила решимость. Я знала, что делать дальше. Знала, чего хочу и как этого достигнуть. Нянюшка проводила меня до спальни и, поцеловав на прощание в лоб, ушла. Я подождала, пока стихли шаги в коридоре, накинула на плечи шаль и направилась к Вейасу через тайный ход, которым много раз пользовалась в детстве, чтобы сбежать на ночную прогулку. Странно будет всё это бросить, но чтобы что-то получить, надо чем-то пожертвовать. По-другому не выйдет.

Я толкнула дверь. Вейас никогда не запирался, поэтому о его шашнях со служанками знал весь замок. Но сейчас, хвала богам, брат был один, сладко посапывал, как маленький, подложив руки под щёку. Пришлось хорошенько его пихнуть.

— Чего тебе, мелочь? — пробормотал он, щуря глаза. — От дурацкого варева до сих пор живот крутит. Рвотный корень там был, что ли? Если бы не твоя блажь, ни за что бы на болото не попёрся. А теперь вот мучаюсь.

— Нужно было нянюшку уважить. Ты же видел, она ради нас обручальный браслет отдала. К тому же это не рвотный корень, а наша судьба. Я знаю, я чувствую, — я облизнула пересохшие губы, безотрывно глядя ему в глаза. Пожалуйста, согласись на ещё одну мою блажь!

— Опять ты с этими глупостями! — спросонья брат был просто несносен. — Нету ни высшего замысла, ни богов, ни даже судьбы. Враки это для таких доверчивых трусих, как вы с нянюшкой.

— Зато ты у нас храбрец из храбрецов, — усмехнулась я, поймав его на его же удочку. — Помнишь, ты предлагал сбежать вместе? Если ты говорил всерьёз, я согласна. Поехали в Хельхейм. Прямо сейчас, пока папа хандрит, а весь остальной замок спит и некому нас остановить. Мы добудем клыки вэса и, быть может, даже увидим саркофаг Безликого. Ты докажешь, что способен пройти испытание сам. Мне не придётся выходить замуж за подлеца, а папе отвечать за моё непослушание перед орденом.

— Я был серьёзен, как никогда, — Вей подался вперёд. Глаза оживлённо блестели. Даже если он и врал тогда, то никогда не сознается. Только щурился Вейас так, будто вот-вот пойдёт на попятную. — Но… ты правда веришь, что у меня получится?

— Я буду твоим талисманом, как раньше была папиным. Вместе мы покорим мир. Так напророчила вёльва.

Вейас задумчиво качнул головой.

— Нет, мне нужно что-то повесомее, чем пророчество безумной карги. Давай пообещаем друг другу, что всегда будем вместе, я защищать, а ты ограждать меня от глупостей и вдохновлять на подвиги, — Вейас протянул мне руку с выставленным вперёд мизинцем, совсем как в детстве. На устах играла уязвимо-искренняя улыбка, такая, какую он никогда никому не показывал, только мне.

— Обещаю, — я переплела с ним пальцы и улыбнулась в ответ.

— Собирай вещи. Я подготовлю остальное. Помни, за нами пошлют погоню, поэтому путешествовать придётся налегке, — Вейас подскочил с кровати и принялся опустошать ящики с собственными вещами. Не думала, что уговорить его будет так просто. Он так воодушевился, будто только ждал моего согласия. Брат расценил моё промедление по-своему и заверил: — Не беспокойся — папа брал меня на охоту. Я знаю, без чего не обойтись.

Он вынул из шкафа один из своих дорожных костюмов и отдал мне, заговорщически подмигнув.

— Встречаемся на обычном месте через час.

Больше я не сомневалась — Вей не подведёт. Я побежала к себе. В спальне первым делом распалила камин и обернулась на сложенные сундуки. Ничего из этого хлама мне больше не нужно. Я взяла лишь несколько смен белья и плащ потеплее. Черкнула короткую записку, объясняя, что папа к моему побегу не причастен, а всему виной вероломство навязанного орденом жениха. Девушки иногда сбегали перед свадьбой. Теперь это будет не предательством, а обычной бабьей дурью. Папу не тронут — это главное.

Напоследок я достала из сундука вышивку с гербом и мамино подвенечное платье и, не раздумывая, швырнула в огонь. Пламя с жадностью набросилось на ткань, пожирая остатки моей прошлой жизни. Теперь последнее: большими ножницами для ткани я обрезала косы под самый корень. Они тоже полетели в камин.