Тень прошлого - Андрей Воронин

Впервые в жизни проникнув в чужое жилище без ведома хозяев, Василек волновался, но далеко не так сильно, как этого можно было ожидать от другого человека на его месте.

Тому было много причин, но главными среди них были, во-первых, блаженная уверенность в том, что с ним лично ничего по-настоящему плохого произойти не может, а во-вторых, святая вера в то, что в случае чего Званцев не выдаст.

И, кроме того, он ведь ничего не крал, – ничего, что принадлежало бы супругам Лопатиным, так что волноваться, по мнению Василька, было нечего.

Он волновался бы гораздо больше, если бы мог видеть сквозь стены.

Обладай он такой способностью, он сумел бы разглядеть мадам Лопатину, которая в этот момент входила в подъезд в сопровождении своего отпрыска. Мадам Лопатина весила сто двадцать три килограмма, насаженных на крепкий, ширококостный скелет работящей российской крестьянки, волей судьбы занесенной в большой город.

Она была одета в поношенный спортивный костюм фирмы «Адидас» и начавшие расползаться по швам белые кроссовки, на голове – в бейсбольную шапочку красного цвета. В одной руке она держала пустое пластмассовое ведро из-под рассады, в другой – лопату с аккуратно обернутым полиэтиленом штыком. Настроена мадам была весьма решительно, поскольку вот уже почти сутки терзалась дурными предчувствиями по поводу оставшегося в городе супруга, которого, как и всех мужиков, считала безмозглым кобелем (хотя и скрытым до поры до времени).

Поспешавший за ней по пятам отпрыск не терзался никакими предчувствиями. Он был до смерти доволен, потому что дачу не переваривал еще сильнее Лопатина-старшего. На плече у него висела сумка с пустым термосом и остатками взятых на два дня продуктов, а на белобрысой разбойничьей физиономии блуждала довольная ухмылка, уступавшая место угрюмой сосредоточенности всякий раз, когда ему казалось, что мать готова обернуться.

Заметив его, дворовая компания разразилась было приветственными воплями, но мадам Лопатина развернула свою орудийную башню, и вся эта банда двоечников и хулиганов, портившая ее сына, моментально улетучилась. Испытывая мрачное удовлетворение от очередной победы, мадам Лопатина величественно проследовала в подъезд. Отпрыск, Юрий свет Константинович, оглянулся на приятелей, скорчил унылую рожу и нырнул следом.

– Мам, – канючил он, поднимаясь по ступенькам, – ну, ма-а-ам…

Мадам Лопатина не ответила. Она была сосредоточена на предстоявшем разговоре с мужем, ни минуты не сомневаясь в том, что тема для разговора найдется. Сам Лопатин не раз признавался, что с ее чутьем и умением вести допрос работать бы ей не кассиршей в культторге, а, как минимум, в ФСБ, а еще лучше – в гестапо. Гестапо или не гестапо, а дерьмо из своего благоверного она собиралась выбивать по всем правилам и хотела, чтобы сын присутствовал при этом процессе. Она никогда не упускала случая продемонстрировать Лопатину-младшему, какое ничтожество его отец, не подозревая при этом, что сын, полностью соглашаясь с ней в этом вопросе, придерживается о ней самой точно такого же мнения.

Поднявшись на свой этаж, жена следователя прокуратуры Лопатина уверенно повернула ручку двери своей квартиры. У ее мужа была отвратительная привычка никогда не запирать за собой дверь, словно здесь была не Москва, а какие-нибудь Малые Зачухи. Дверь, как и следовало ожидать, послушно распахнулась настежь, и гневному взору мадам Лопатиной предстал прилично одетый молодой человек в черных перчатках и с черным пластиковым пакетом под мышкой, застывший в дверях ванной в нелепой позе бегуна, собравшегося рвануть сразу во все стороны.

Мозг мадам Лопатиной в экстренных ситуациях работал со скоростью, далеко превышающей быстродействие самых современных компьютеров. Незнакомец выглядел как вор, застигнутый на месте преступления, а следовательно, таковым и являлся. Удивляться, куда подевался супруг, выстраивать логические цепочки, а тем более пугаться было некогда: вор мог оправиться от неожиданности и, чего доброго, выхватить оружие.

Мадам Лопатина нанесла колющий удар обернутой полиэтиленом лопатой, по-прежнему держа ее одной рукой. Лопата – не самое удобное оружие, а прихожая двухкомнатной хрущевки не настолько просторна, чтобы как следует размахнуться даже карандашом, и потому вместо сокрушительного удара опешивший Василек получил лишь чувствительный тычок. Он успел увернуться, но налетел при этом на косяк двери совмещенного санузла. Лезвие лопаты ударило его по руке, соскользнуло и вышибло у него из-под локтя пакет. По полу прихожей веером рассыпались серовато-зеленые бумажки. Мадам Лопатина даже не сразу поняла в пылу сражения, что это такое, но тут у нее за спиной, как вышедший на тропу войны индеец, завопил отпрыск.

– Баксы!!! – выкрикнул Юрий Константинович и, с трудом протиснувшись между дверным косяком и бронированной кормой своей мамаши, бросился к деньгам.

Мадам Лопатина сделала отчаянную попытку ухватить своего не в меру сообразительного ребенка за шиворот, но в свободной от лопаты руке у нее по-прежнему было зажато пустое ведро. Ведро огрело Лопатина-младшего по загривку, и он с коротким воплем свалился на поя, накрыв деньги животом. Мадам Лопатина, не рассчитывавшая на такой поворот событий, тоже потеряла равновесие и тяжело упала на одно колено, выронив орудия труда.

Василек, успевший более или менее прийти в себя и сообразить, что деньги пропали, а на очереди стоит свобода, изо всех сил оттолкнул грузную женщину с дороги и, перепрыгнув через перегородившую прихожую ее заднюю часть, устремился к выходу. Приземлился он неудачно – прямо на ведро, которое, смачно хрустнув, вывернулось из-под ног и отлетело, к счастью, не вперед, а назад, так что Василек, в свою очередь, вместо того, чтобы опрокинуться на спину, полетел вперед и с размаха впечатался лбом в дверной косяк. Перед глазами у него вспыхнуло северное сияние небывалой красоты, но любоваться им было некогда: с неожиданным для ее грузного тела проворством мадам Лопатина развернулась, стоя на одном колене, и цапнула Василька за рубашку. Василек рванулся, с треском и хрустом теряя пуговицы, и пробкой вылетел на лестничную площадку, все еще ничего не видя из-за реявших перед глазами белых звездочек. Слетая вниз по лестнице, он почувствовал, как что-то со стуком ударило его по затылку и, отскочив, с грохотом запрыгало следом по ступенькам. «Ведро, – сообразил Василек. – Хорошо, что не лопата.» Добежав до первого этажа, он заметил, что за ним никто не гонится, и остановился, чтобы привести себя в порядок. Пуговиц на рубашке не осталось ни одной, узел галстука уехал куда-то под левое ухо, а на лбу наливалась соком здоровенная, болезненная на ощупь гуля, пачкавшая пальцы красным.

Василек торопливо затолкал в брюки выбившийся подол рубашки, снял и спрятал в карман перчатки, поправил галстук, прикрыв им все, что можно было прикрыть, пригладил волосы и доверху застегнул пиджак. После этого его внезапно разобрал дикий, ни с чем не сравнимый хохот.

Он корчился под лестницей, сотрясаясь от истерического смеха и холодно думая в то же время, что ничего смешного в его положении нет: он провалил дело, потерял деньги и вообще чуть было не оказался повязанным какой-то бабой. Тут ему пришло в голову, что баба в данный момент, возможно, вызывает по телефону милицию, и смех как рукой сняло. Василек опрометью бросился на улицу, и только добежав до своего «опеля» и запустив двигатель, сообразил, что милиции ему следует опасаться в последнюю очередь. Редкий человек, не задумываясь, позвонит по 02, увидев такую кучу денег. Сначала он их, как минимум, пересчитает, потом подумает, не присвоить ли, и только по том, если он полный идиот, начнет звонить, надеясь, что родные органы защитят его (и чужие баксы в придачу).

Мадам Лопатина, стоя у окна, проводила убегавшего Василька долгим задумчивым взглядом, прикидывая, не сплавить ли ему на макушку цветочный горшок, который потяжелее, но, по здравом размышлении, решила пока что отказаться от активных боевых действий. На глаз она определила рассыпавшуюся по полу прихожей сумму как близкую к сотне тысяч долларов и не собиралась пока что привлекать постороннее внимание такими эксцентричными выходками, как швыряние цветочных горшков из окон. Когда сгорбленная, словно в ожидании выстрела, спина взломщика скрылась за углом ближайшего дома, мадам Лопатина перевела взгляд на своего отпрыска, который, притихнув, стоял рядом, не предпринимая попыток исчезнуть: железная рука мадам Лопатиной крепко держала его за шиворот.

– Так, – сказала мадам Лопатина, – выворачивай карманы.

– Ну, мам… – завел было отпрыск, но, поняв, что деваться некуда, покорно вывернул карманы и задрал футболку. Ни в карманах, ни за пазухой денег не было – они оказались в трусах. Сумма, изъятая мадам Лопатиной у своего отпрыска, составила около семисот долларов.