Тень прошлого - Андрей Воронин

Выслушав доклад, Званцев велел своим людям ждать – одному в автобусе, а другому где-нибудь поблизости от микрофона, чтобы его, не дай Бог, не унесли какие-нибудь оказавшиеся поблизости юные радиолюбители, а то и просто рыщущие повсюду в поисках стеклотары бомжи. Он нанялся прямо на глазах: теперь вместо преуспевающего, всем довольного бизнесмена в директорском кресле сидел подсохший, суровый и настороженный офицер спецслужбы, занятый подготовкой сложной боевой операции. Казалось, ударь сейчас по нему топором – раздастся звон и посыплются искры. Наплевав на воздержание, он курил сигарету за сигаретой, сквозь зубы отдавая быстрые, короткие приказания. Каким бы простым и незатейливым ни казалось предстоявшее дело, нельзя было оставлять Балашихину ни единой лазейки: обнаружение и использование таких лазеек были частью профессиональной подготовки отставного майора.

Дело было не простым хотя бы потому, что Званцев рвал и метал. Балашихин пытался его кинуть… Наплевать, что он прежде всего хотел кинуть Лопатина – он пытался пробросить ЕГО, Андрея Игоревича Званцева, своего хозяина и благодетеля! Вопрос заключался не только и не столько в уязвленном самолюбии директора «Борея», сколько в том, что Балашихин своей неумной выходкой создавал опасный прецедент: его пример мог оказаться заразительным. О том, что он скопировал кассету, знали, как минимум, двое сотрудников, одним из которых был Гуня. Гуня знал также о том, что Балашихин пытался договориться с Лопатиным, и для него наверняка не составило труда сложить два и два. А уж о том, что знал Гуня, через несколько часов узнавало все агентство.

Это была опасная черта, и от немедленного увольнения его спасало только то обстоятельство, что за пределами офиса он становился нем как рыба. «Все равно от Гуни надо избавляться», – решил Званцев.

Это были лишние мысли, отвлекавшие его от дела, и Званцев решительно выбросил их из головы. Затушив сигарету, он извлек из кармана позвякивающую связку ключей, покопался в ней и, выбрав нужный, открыл им потайной ящик своего изготовленного на заказ стола.

Здесь хранилось то, что Званцев иногда в шутку называл аптечкой неотложной помощи, никогда, впрочем, не уточняя, что конкретно он имеет в виду.

В «аптечке» хранился богатый набор специальных препаратов как органического, так и искусственного происхождения, предоставлявший его владельцу широчайшую гамму возможностей воздействия на человеческий организм.

Здесь было все – от «сыворотки правды» до кураре и цианистого калия. Отдельно от ампул лежали одноразовые шприцы и даже такая экзотическая вещица, как духовая трубка для стрельбы отравленными иглами. Были здесь и сами иглы, аккуратно уложенные в плоскую коробочку – как раз такую, чтобы ее удобно было носить в кармане.

Трубка и коробочка с иглами были любимой игрушкой Званцева, и он испытал мимолетный укол сожаления, откладывая их в сторону: кончики игл были смазаны ядом, который в считанные секунды мог убить гиппопотама.

Любовно перебрав содержимое потайного ящика, Званцев выбрал ампулу с нужным раствором, умело надломил кончик, предварительно подпилив его специальной пилкой, и, держа ампулу на отлете, зубами разорвал прочную полиэтиленовую упаковку с одноразовым шприцем. Наполнив шприц мутноватой жидкостью, он надел на иглу предохранительный колпачок, уложил шприц в специальный футляр, хранившийся тут же, в «аптечке», и спрятал футляр во внутренний карман пиджака.

Он только успел задвинуть ящик и запереть его на ключ, как дверь распахнулась, и, даже не подумав постучаться, ввалился участковый. Такие визиты носили у него название «профилактической работы», случались с завидной регулярностью и означали, как правило, что у лейтенанта Ивантеева опять кончились наличные.

Званцев мысленно заскрипел зубами и закатил глаза, в то же время вскакивая из-за стола, приветливо улыбаясь лейтенанту, протягивая руку для дружеского рукопожатия и совершая массу других аллегорических телодвижений, которые должны были со всей ясностью продемонстрировать его полную готовность всемерно сотрудничать с органами охраны правопорядка. Ему хотелось размазать этот мешок с дерьмом по всем четырем стенам кабинета.

По лицу Ивантеева было видно, что он прекрасно знает об этом, но наслаждается безнаказанностью, по глупости своей не подозревая, что цел он до сих пор только потому, что Званцев старался привлекать к «Борею» как можно меньше внимания так называемых компетентных органов.

«Ах ты, мусор, – подумал Званцев, резко выключая улыбку. – Ну, я тебя…»

Это был старый трюк, и он сработал безотказно – ответная улыбка на подлой кирпично-красной роже лейтенанта тоже погасла. Званцев быстро убрал протянутую руку, и багровая клешня участкового впустую цапнула воздух. "Хулиганю, – подумал Званцев. – Ну и ладно.

К чертям, надоело. Пора поставить этого клоуна на место."

– Что, Петрович, – с нарочитой грубостью спросил он, усаживаясь на место, – опять бабки вышли? На что ж ты их тратишь-то?

На той части головы участкового, которая не была скрыта фуражкой, медленно проступило выражение тупого изумления: к такому обращению он не привык, по крайней мере здесь. Званцев между делом вспомнил вычитанное где-то утверждение: люди, которые не уважают себя сами, требуют повышенного уважения от окружающих. «Хрен тебе, а не уважение, мусорюга», – подумал он и, не скрываясь, посмотрел на часы. Было без чего-то пять – времени на то, чтобы «умыть» эту обезьяну, хватало с избытком.

– Времени у меня сегодня в обрез, – заявил он. – Сам понимаешь, я – не ты, мне бабки зарабатывать приходится, потому как просить меня мама с папой не научили.

И на себя зарабатывать, и на тебя, дармоеда. Поэтому – вот, держи.

Не глядя, он открыл дверцу сейфа, вынул оттуда пачку стодолларовых купюр, разорвал банковскую обертку и, подцепив одну бумажку, бросил ее на стол перед участковым, который стоял столбом, молча хватая воздух разинутым ртом и явно собираясь заорать.

– Не надо благодарить, – опередил его Званцев. – Забирай и отчаливай.

– Ах ты.., ах ты, бандитская рожа! – собравшись с мыслями, выдавил из себя участковый. – Ах ты,., кооператор херов!

– Кто?! – Званцев расхохотался. – Ну, братец, ну, развеселил! Ну ты и ископаемое! Год-то какой на дворе, ты хоть знаешь? В общем, или бери деньги, или вали отсюда писать рапорт: так, мол, и так, гражданин Званцев обозвал меня бараном и дармоедом и послал на хер, откуда и пишу… До пенсии доработать хочешь? – спросил он, снова переходя на серьезный тон. – Тогда хватай деньги и уноси ноги, иначе завтра же пойдешь работу искать.

Я ясно излагаю?

– Это мы еще посмотрим, кто яснее изложит, – проворчал Ивантеев, но деньги со стола исчезли: честно говоря, Званцев даже не успел заметить, когда и как это произошло. Во дает, подумал он с невольным восхищением.

Просто не день, а сплошной праздник…

– Оскорбление при исполнении… – продолжал бубнить участковый.

– Да брось ты дурака валять, Петрович, – миролюбиво сказал Званцев. – Ну какое у тебя тут исполнение?

Не срамись ты, честное слово… Ну говорю же: некогда мне с тобой, иди ты от греха… Баксы ведь небось в чулок складываешь, на иномарку копишь? А ты не подумал, что я мог номера купюр переписать?

Ивантеев заметно вздрогнул: выстрел угодил точно в цель, да Званцев в этом и не сомневался, поскольку во все времена предпочитал точное знание самым гениальным догадкам.

– Так я же что, – забормотал участковый. – Я ж ничего. Для порядка только, потому что, сами понимаете…

А так я ничего…

– То-то и оно, – со вздохом сказал ему Званцев, – что ты – ничего. А ничего – это, брат, пустое место.

Ну все, ступай, ступай, некогда.

Он демонстративно уставился в лежавшие на столе бумаги и не поднимал головы до тех пор, пока за лейтенантом не закрылась дверь. Он ожидал, что Ивантеев хотя бы хлопнет дверью на прощание, но та закрылась тихо, и даже защелка, казалось, чмокнула приглушенно, чуть ли не шепотом. "А ведь он мне это припомнит, – подумал Званцев. – Во всяком случае, попытается. Ну и черт с ним! Чтобы следить за тем, как исполняются законы, и уж тем более чтобы использовать эти законы в своих интересах, их, законы эти самые, надо, как минимум, знать.

Ну просто прелесть что за день! Все у меня сегодня получается!"

Он снова посмотрел на часы и встал. Пора было отправляться на прогулку по парку, подышать свежим воздухом и полюбоваться живописным прудом с беседкой на берегу.

Глава 7

На исходе этого длинного субботнего дня майор в отставке Балашихин вошел в парк, со всех сторон зажатый .серыми бетонными массивами микрорайонов и напоминавший от этого горную котловину, поросшую смешанным лесом. Парк и был когда-то лесом, кусок которого каким-то образом пощадили архитекторы из ГлавАПУ и разудалые московские строители. Теперь, впрочем, о прошлом здесь мало что напоминало. Бывший перелесок был основательно вытоптан и прорежен, вдоль и поперек расчерчен асфальтовыми дорожками и утыкан скрипучими качелями, вокруг которых, как слепни вокруг лошади, роилась детвора, оглашавшая окрестности своими дикими воплями. Собранные в кучу, эти цветы жизни сильно напоминали Балашихину племя свирепых пигмеев-людоедов, и он в который раз поздравил себя с тем, что в свое время счастливо избежал брачных уз.