Мировая война Z - Макс Брукс

Во-первых, всех спасти нельзя. Слишком велик масштаб эпидемии. Вооруженные силы настолько ослаблены, что не смогут эффективно изолировать угрозу. Кроме того, они Разбросаны по стране и с каждым днем будут слабеть еще больше. Надо сконцентрировать войска, отвести их в специальную «зону безопасности», которую защищают естественные препятствия вроде гор, рек или даже моря. Собранные в этой зоне военные истребят заразу внутри своих границ затем используют оставшиеся ресурсы, чтобы защищаться от дальнейших нападений живых мертвецов. Это первая часть плана, разумная, как любое военное отступление.

Во второй части говорилось об эвакуации гражданских и такое мог придумать только Редекер. По его мнению, в зону безопасности можно было эвакуировать лишь небольшую часть гражданского населения. Людей спасали не только чтобы было кому работать для постепенного восстановления экономики, но и чтобы сохранить легитимность, стабильность правительства, доказать жителям зоны, что руководство «о них заботится».

Была и другая причина для частичной эвакуации, поистине логичная и черная причина, которая, как многие считают, навечно обеспечит Редекеру самый высокий пьедестал в пантеоне ада. Оставшихся предполагалось согнать в специальные изолированные ареалы. Им предстояло служить «человеческой наживкой», отвлекающей живых мертвецов от армии, уходящей в зону безопасности. Редекер утверждал, что этих изолированных незараженных беженцев надо поддерживать, хорошо защищать и даже пополнять их количество, чтобы орды зомби крепко держались на одном месте. Чувствуете гений, чувствуете безумие? Томить людей в заключении, потому что «каждый зомби, осаждающий выживших, это минус один зомби, испытывающий нашу оборону». В тот момент африканский агент поднял на Редекера взгляд, перекрестился и сказал:

«Помоги тебе Бог, приятель». Другой добавил: «Помоги Бог всем нам».

Это был черный, который, как оказалось, возглавлял операцию.

«А теперь повезли его отсюда».

Через несколько минут они летели на вертолете в Кимберли, ту самую подземную базу, где Редекер писал свой «Оранж-84». Его пригласили на заседание президентского комитета по выживанию, где вслух зачитали его доклад. Вы бы слышали, какой поднялся шум. Громче всех кричал министр обороны. Он был зулусом, свирепым человеком, который скорее выйдет драться на улицы, чем станет прятаться в бункере.

Вице-президента больше волновала связь с общественностью. Он и думать не хотел, сколько будет стоить его задница, если новости об этом плане просочатся в народ.

Самому президенту Редекер, похоже, нанес личное оскорбление. Президент схватил за грудки министра безопасности и потребовал ответа, зачем ему, черт возьми, привезли этого безумного военного преступника, адепта апартеида.

Министр промямлил, что не понимает, отчего президент так расстроился, особенно если вспомнить, что он сам приказал найти Редекера.

Президент воздел руки к небу и закричал, что никогда не отдавал такого приказа, и тут из глубины комнаты послышался тихий голос: «Приказ отдал я».

До сих пор этот человек сидел у дальней стены, но теперь встал, сгорбившись и опираясь на трость. Дух его был силен и полон жизни — как всегда. Старейший государственный деятель, отец нашей новой демократии, человек, которому при рождении дали имя Ролихлахла, для многих означавшее просто Смутьян. Когда он поднялся, все остальные сели, за исключением Пола Редекера. Старик пронзил его взглядом, а потом улыбнулся со знаменитым на весь мир прищуром и сказал:

— Моло, мхлобо вам.

«Приветствую тебя, соотечественник». Он медленно подошел к Полу, повернулся к членам южноафриканского Правительства, взял бумаги из рук офицера безопасности и заявил неожиданно громким, молодым голосом:

— Этот план спасет наш народ. Потом указал на Пола и добавил:

— Этот человек спасет наш народ.

Вот тогда и настал тот момент, о котором историки буду, спорить, пока он не сотрется из памяти. Старик обнял белого африканца. Для всех остальных это были всею лишь его фирменные медвежьи объятия, но для Пола Редекера… я знаю, большинство психобиографов до сих пор рисуют этого человека бездушным. Как общепризнанный факт. Под Редекер: ни чувств, ни сострадания, ни сердца. Однако один из самых уважаемых авторов, старый друг и биограф Бико, утверждает, что Редекер на самом деле был глубоко чувствительным человеком, слишком чувствительным для жизни при апартеиде в Южной Африке. Он говорит, что пожизненный джихад Редекера против эмоций был единственным способом оградить свой разум от ненависти и жестокости, с которыми Пол встречался ежедневно. Немногое известно о детстве Редекера. Были у него родители или его воспитывало государство, дружил ли он с кем-нибудь, любил ли его кто-нибудь… Те, кто знал его по работе, не могли припомнить случая, чтобы Редекер с кем-то просто по-человечески общался. Объятие отца нации, подлинные чувства, пронзившие непроницаемую скорлупу…

(Адзания робко улыбается).

— Наверное, это все слишком сентиментально. Мы знаем только, что Редекер был бессердечным чудовищем, а объятия старика никак его не взволновали. Но я могу вам сказать, что тогда Пола Редекера видели в последний раз. Даже сейчас никто точно не знает, что с ним случилось на самом деле. Именно тогда в игру вступил я, в те полные хаоса недели, когда по всей стране воплощался план Редекера. Мне пришлось изрядно попотеть, и это еще мягко сказано, но как только я убедил всех, что работал с Полом много лет и, самое важное, понимаю его ход мыслей лучше кого-либо, как могли мне отказать? Я работал во время отступления, потом в месяцы консолидации, и так до самого конца войны. По крайней мере мои старания оценили, иначе за что мне предоставили такие роскошные апартаменты? (Улыбается). Пол Редекер, ангел и демон. Кто-то его ненавидит, кто-то боготворит. Лично мне его жалко. Если он еще существует, где-то там, я искренне надеюсь, что он обрел покой.

(На прощанье я пожимаю своему собеседнику руку, и меня отвозят обратно к парому. Охрана не дремлет. Высокий африканец снова меня фотографирует. «Излишняя осторожность не повредит, — говорит он, протягивая мне ручку. — Многие хотели бы отправить его в ад». Я расписываюсь рядом со своим именем под заголовком Психиатрического учреждения на острове Роббен. ИМЯ ПАЦИЕНТА, КОТОРОГО ВЫ НАВЕЩАЕТЕ: ПОЛ РЕДЕКЕР).

Филипп Адлер хоть и не католик, но присоединился к толпам посетителей военного убежища Папы. «Моя жена родом из Баварии, — объясняет он в баре нашего отеля. — Ей надо совершить паломничество в Собор Святого Патрика». Он в первый раз выехал за пределы Германии после окончания войны. Мы познакомились случайно. Он не возражает против моего диктофона.

— Гамбург был сильно заражен. Они ковыляли по улицам, вываливались из Новоэльбского туннеля. Мы пытались заблокировать его машинами, но мертвяки протискивались в любую щель, будто проклятые жирные черви. Беженцев тоже хватало. Они приезжали даже из Саксонии, надеясь уйти по морю. Все корабли давно ушли, в порту царил бардак. Больше тысячи человек застряло на «Рейнолдс Алюминиумверк», и примерно в три раза больше — на терминале «Еврокай». Ни еды, ни чистой воды, просто ждали, пока их спасут. Снаружи рвались мертвяки, и еще не знаю сколько зараженных сидело внутри.

Порт заполонили трупы, но трупы, которые все еще двигались. Мы оттеснили их туда водяными пушками для разгона демонстрантов; сэкономили боеприпасы и чуть почистили улицы. Мысль была хорошая, пока не упало давление в водозаборных кранах. Мы потеряли командира двумя днями раньше… дурацкий случай. Один из наших пристрелил зомби, который уже почти на него забрался. Пуля прошла через голову, выбив частичку зараженного мозга прямо на плечо полковника. Дикость, правда? Перед смертью он передал мне командование сектором. Моим первым долгом было отправить его к праотцам.

Я организовал командный пост в отеле «Ренессанс». Хорошая дислокация, большая зона обстрела и достаточно места для нашего подразделения и нескольких сот беженцев. Мои люди, те, кто не был занят на баррикадах, пытались занять похожие здания. Когда дороги заблокированы, а поезда не ходят, лучше всего изолировать как можно больше гражданских. Помощь была близко, вопрос — когда она поспеет.

Я собирался организовать команду для поиска оружия — у нас кончались боеприпасы — когда поступил приказ отступать. Ничего необычного. Наше подразделение отступало с самых первых дней Паники. Только одна деталь — пункт сбора. Они использовали координаты картографической сетки, в первый раз за все время с начала заварушки. До тех пор нам просто передавали название гражданских пунктов по открытому каналу, чтобы беженцы знали, куда подтягиваться. Теперь это была закодированная передача по карте, которую мы не использовали с конца холодной войны. Мне пришлось трижды подтвердить координаты. Нас посылали в Шафштедт, к северу от канала между Северным и Балтийским морями. Все равно что в гребаную Данию!