Толстяк - Александер Минковский

Они жили вдвоем с матерью в мезонине приземистого серого дома.

Занавеска разделяла комнату на два — как говорил Май — королевства.

— Нравится тебе мое королевство? — спросил он.

Я огляделся — диванчик, стол и полки с книгами. Майн Рид, Купер, Дефо, несколько томиков Джека Лондона в потрепанных обложках. Я порылся в книгах и достал «Серую волчицу».

— Дашь почитать?

— Конечно. Но я бы советовал тебе прочесть «Мартина Идена», это действительно отличная вещь. Я ее прочел не отрываясь. Не мог бы ты отвернуться на минутку?

Когда я снова поглядел на него, он уже полулежал на диванчике, а правая штанина брюк была аккуратно подвернута.

— Извини, — сказал он. — Деревяшка эта прикреплена ремнями к поясу, но таскать ее целый день очень трудно. Приходится снимать ее, чтобы хоть немного отдохнуть. Тебе не очень неприятно?

— Да что ты! — поспешил возразить я. — Все в порядке.

И тут я невольно глянул на свои ноги — толстые, сильные, загорелые. В классе над ними смеялись, но Май наверняка согласился бы и на такие, лишь бы избавиться от своей деревяшки.

То ли он заметил брошенный мною взгляд, то ли снова угадал мои мысли.

— Мама обещает купить мне протез, как только соберет немного денег. Он сделан из кожи и алюминия и гораздо удобней и легче. Я как-то видел такой, выглядит совсем как настоящая нога… В будущем, — продолжал он после минутного молчания, — освоят выпуск механических протезов. Внешне их не отличишь от настоящей ноги, а внутри будет находиться специальный механизм. С таким протезом можно будет бегать, прыгать, даже на коньках кататься.

Я улыбнулся Маю, захваченный мыслью, которая внезапно пришла мне в голову.

— Да что там протез! — воскликнул я. — Один советский ученый разрабатывает метод приживления конечностей. Я читал об этом в «Пионерской правде». Погибнет, к примеру, кто-нибудь от несчастного случая, а ногу его или руку можно будет приживить другому человеку. Еще несколько лет, и…

— Сказки небось, — прошептал Май, пристально вглядываясь мне в глаза.

— Честное слово! — соврал я, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. — Писали, что эксперименты уже входят в заключительную фазу. А это значит, что такие операции скоро будут делать и в Польше. Медицина делает огромные успехи! — добавил я с энтузиазмом. — Обращаешься в госпиталь, тебя кладут, делают операцию, а через месяц ты выходишь оттуда на двух нормальных ногах.

Май молчал. Мои слова, видимо, произвели на него огромное впечатление. Несколько минут он даже пролежал с закрытыми глазами, при этом на губах у него блуждала какая-то мечтательная улыбка. Потом уселся на диванчике и потянулся к полке за шахматной доской.

— Садись поближе! — сказал он, расставляя фигуры на черных и белых квадратах.

Отец все не возвращался. Так и не дождавшись его, мы сели ужинать вдвоем.

— Завтра пуск газового завода, — сказала мама. — Но где это слыхано, чтобы работать с семи утра и до девяти вечера? Так никаких сил не хватит.

— Папа у нас очень сильный, — заверил я ее с плотно набитым ртом. — Сейчас так многие работают. Приходится подымать родину из руин.

— Что это ты со мной лозунгами разговариваешь! — мама рассмеялась. — Начиная какое-либо дело, человек должен правильно распределить свои силы, а иначе его не надолго хватит.

— Папа отлично знает, что делает, — не сдавался я, пережевывая бутерброд с сыром. — Наверное, так нужно.

Внезапно с улицы до нас донесся какой-то шум. Сначала ничего невозможно было разобрать, а потом послышались какие-то крики. Я выглянул в окно. По улице бежали люди, что-то крича и размахивая руками.

— Война!.. — Мама побледнела как полотно.

Я выбежал на улицу и сразу же увидел полыхающее над пригородом зарево: кровавые отблески на фоне темного звездного неба. Это походило на закат в Коми — только там я видел такую игру красок. Я побежал вместе с толпой, подхваченный ее шумным потоком.

— Завод! — начал я различать отдельные слова. — Пожар!.. Горит газовый завод!..

От страха сердце у меня забилось гулкими тяжелыми ударами. Ведь отец сейчас находится именно там, на территории завода. На завтра был намечен пуск…

Взрыв. Глухой его раскат заставил звонко задребезжать оконные стекла. Зарево потемнело от клубящегося дыма.

Я все бежал. Не представляю, откуда у меня взялись силы, но я не падал и даже не задыхался. Мы пересекли рынок и попали на узкую улочку, в конце которой находился газовый завод. Здесь было почти светло, а иногда глаза даже резало от ослепительных всполохов пламени.

Людской поток здесь замер — дальше уже не пускали. Я заметил, что опираюсь спиной о телеграфный столб. Обхватив его руками и ногами, я начал медленно, сантиметр за сантиметром лезть по нему вверх. Через несколько минут передо мной раскрылась панорама горящего завода.

Пламя охватило два заводских здания, находившихся в непосредственной близости от цистерн с газом. Если оно доберется до них… Я тут же представил себе, что может тогда произойти. Над заводским двором висели черные клубы дыма, снопами взлетали искры, рушились балки этажных перекрытий, со звоном вылетали оконные рамы… Сначала я видел лишь огонь, жадно напирающий со всех сторон. Позднее я разглядел пожарных и целый муравейник людских фигурок, отважно сражающихся с огнем. Шли в ход насосы, багры, тонкие стрелы пожарных лестниц.

— Двух рабочих убило… — доносились до меня голоса снизу. — Пятеро ранены…

— Ведь завтра собирались пускать!

Я не в силах был оторвать глаз от бушующего пламени и людей, бесстрашно противостоящих стихии. Где-то там, среди этих людей, должен быть и мой отец. Жив ли он? А может, лежит раненый?.. Если б я мог броситься туда, влиться в толпу этих бесстрашных людей, разыскать отца — рядом с ним я наверняка не боялся бы ни за себя, ни за него.

— Подайте назад! Расходитесь! — С дальнего конца улочки, со стороны завода двигалась цепь милиционеров. — Расходитесь! В любую минуту может произойти взрыв!

Быстро соскользнув со столба, я подбежал к одному из милиционеров.

— Пропустите меня, пожалуйста… Там мой отец, прошу вас…

— Беги-ка ты, малыш, домой. —