Артефакты древних могильников (СИ) - Раиса Николаева

— Отродья, сноб — такими эпитетами не награждают политических противников, скорее, речь идет о чем-то личном, — вслух начал рассуждать Ранхгарт. — Ты не знаешь, у твоего отца не было романа с этой Миранэль?

— Не знаю. Я ничего об отце не знаю. Какая-то завеса молчания, словно его никогда не было, — с горечью ответила Ализе.

— Может, мне старших о нем порасспрашивать? Хотя не хотелось бы, чтобы кто-то узнал, что меня это интересует. Ладно, потом подумаю, — беспечно добавил он, и вновь с интересом спросил: — И что было дальше?

— Дальше Советник засмеялся мерзким, злорадным смехом, а отсмеявшись, спросил: «Если Миранэль осталась неудовлетворенной, что ты собираешься делать тогда со своей молодой женушкой? Ты же знаешь наших эльфиечек, в этом возрасте они словно сходят с ума, эмоции через край, буйство чувств через край. Но кроме буйства чувств на них еще накатывает и буйство плоти».

— Что?! — заорал Ранхгарт. — Ты хоть понимаешь, что Лаэдель сказал Даххарсту?

— Что? — голос Ализе задрожал.

Ранхгарт с мукой во взгляде смотрел на девушку, не зная, как объяснить, что все происшедшее с ней в первую брачную ночь спровоцировано именно этими словами!

— Больше они ничего не говорили?

— Говорили, — в голосе Ализе зазвучало отвращение, но она твердо продолжила: — Лаэдель снова вернулся к этому отвратительному разговору и ехидно сказал: «Помнишь, когда эльфеечки вырывались из-под родительского контроля, что они творили? Представь, что над Ализе вообще никакого контроля не было. Как она проводила эти полгода? Тебя не смущает это обстоятельство?» А Даххарст спокойно и совершенно равнодушно ответил: «Ничуть, я даже этому в какой-то степени рад. Ей будет, с чем сравнить». Я точно услышала самодовольство в его голосе, мне стало так больно, так плохо. Неужели Даххарст обо мне такого мнения? — в голосе Ализе вновь зазвучали слезы. — Потом Даххарст сказал: «К тому же я терпеть не могу возиться с криворукими, неумелыми, неопытными девицами. Значит, первая брачная ночь не принесет мне разочарования!» Ранхгарт, как он мог так говорить обо мне? Если он меня ничуть не уважал, я даже не говорю «любил», зачем он на мне женился?

— Подожди, Ализе, не плач, — начал успокаивать девушку Ранхгарт. — Давай посмотрим на эту ситуацию с другой стороны.

— С какой еще?

— Допустим, просто представим на секунду, что Даххарст любит тебя и хочет быть с тобой.

— Он не любит и не любил меня!

— Подожди, давай сначала рассмотрим произошедшее, приняв это предположение. Он любит и хочет как можно быстрее забрать тебя к себе. И он узнает, что у кого-то на тебя совсем другие планы. Понимаешь, в этой ситуации, если он хоть на секунду покажет свои истинные чувства к тебе, считай, он пропал. Тебя будут использовать в качестве шантажа, чтобы оказывать на него давление.

— Каким же образом? — поразилась Ализе, не предполагавшая, что может быть и такая точка зрения.

— Да любым! Ему могут угрожать, что убьют тебя или выкрадут, например. Мало ли способов? Но Даххарст, столько лет живущий в нашей империи среди подобных интриг, понял это раньше всех. Он не показывает, что ты ему дорога, не показывает на словах, а ты смотри не по словам, а по поступкам.

Глава 29

— Я и смотрела, — тихо возразила Ализе.

— Подожди, подожди, — остановил ее Ранхгарт, вспоминая, подробности рассказа. — Тебя, в первую очередь, испугало то, что Даххарст разорвал твое платье вместо того, чтобы расстегивать пуговку за пуговкой? — Ализе кивнула головой. — Ну тут все совсем просто! — засмеялся темный. — Представь, ты — Даххарст, и в твоих жилах течет не ледяное месиво, как у ваших мужчин, а бурлит раскаленная лава. Ты месяц уже облизываешься на свою невесту, мечтая увидеть ее в своих объятиях, предвкушая все наслаждения, которые тебя будут ждать при этом. Тебе ясно намекнули, что новоиспеченная жена весьма искушена в любовных ласках, и обычные нежные, ласковые, трепетные поцелуи ее не устроят. Ты с большим трудом ожидаешь окончания свадебного пиршества, едва сдерживаешься, чтобы при малейшей возможности не впиться в жену поцелуем. И тут твоя жена под видом того, что устала, просит позволить ей уединиться в своих покоях. Не знаю, как Даххарст, но я бы точно решил, что ты пылаешь такой же страстью и ищешь предлог, чтобы быстрее оказаться в моих объятиях, поскольку и сам этого страстно хочу.

— То…то есть он мог решить, что я специально притворилась уставшей, чтобы заманить его в свою комнату? — потрясенно прошептала Ализе.

— Не только он, все гости, наверняка, так тоже подумали, — авторитетно подтвердил Ранхгарт.

— Но это совсем не так! Я не собиралась его заманивать! Я едва держалась на ногах! Я боялась его! — в ужасе от того, что о ней так подумали, почти в истерике выкрикивала Ализе. Немного успокоившись, спросила: — А зачем он изорвал мое платье?

Ранхгарт смущенно засмеялся:

— Понимаешь, Ализе, с этим раздиранием одежды не все так просто. Этот способ изъятия женщины из платья, на самом деле, очень сложен. Разорвать платье одним рывком, учитывая шнуровку и плотный корсаж, очень-очень трудно. Я сам тренировался этому почти полгода, — смущенно добавил он.

— Но зачем? — пораженно спросила Ализе.

— Ты что? — теперь уже удивился Ранхгарт. — На определенный тип женщин этот трюк действует безотказно. Представляешь, одним движением разорвать полностью платье! Да они обычно от такого зрелища просто в восторге, конечно, с учетом того, что у них появится еще одно или несколько платьев, лучших, чем уничтоженное. Даххарст, скорее всего, хотел произвести на тебя неизгладимое впечатление.

Ализе судорожно глотнула и ничего не ответила. Было ощущение, что мир, который она знала и видела, вывернули перед ней наизнанку.

— Теперь поговорим об укусе, — тяжело вздохнул Ранхгарт, понимая, что эта часть рассказа Ализе самая непонятная. — Перед тем, как Даххарст тебя укусил, он ничего не говорил тебе?

— Говорил, — тихо подтвердила Ализе. — Говорил, что съест меня.

— Съест?! — поразился Ранхгарт. — Как это — съест? Ты ничего не перепутала?

Ализе закрыла лицо руками и зарыдала, но Ранхгарт почему-то почувствовал, что в этот раз она плачет не над своей несчастливой долей, что-то в ее плаче было не так.

— Ализе, — подозрительно спросил темный, — а ты мне все рассказала? — в ответ она только крепче прижала руки к лицу и заплакала еще горестнее. — Говори! — потребовал он, нисколько не испытывая жалости к всхлипывающей девушке.