Сонька. Продолжение легенды - Виктор Мережко

Сонька и Михелина тем временем неслись по лестницам к потайной комнате. Дом быстро оживал голосами и наполнялся светом, во дворе и в соседних домах всполошились собаки.

Князь был совершенно невменяем. Он пытался понять, куда скрылись злоумышленницы, метался из коридора в коридор, из комнаты в комнату, с этажа на этаж, взывая:

— Задержать злоумышленников!.. Свет!.. Свет во все комнаты!.. Их двое!.. Задержите их!.. Никанор, ты где, сволочь! Звони в полицию!

В потайной комнате — со стула на стеклянную крышу — первой вскарабкалась Михелина, помогла забраться матери, и когда та, наклонившись, уже закрывала за собой раму, вдруг увидела лицо Брянского.

Он стоял на стуле и упирался руками в стекло, стараясь открыть окно.

Воровка распласталась на раме всем телом, однако Брянский напирал снизу с такой силой, что удержаться, не скатившись, шансов почти не было.

Сонька увидела руки Брянского, тянущиеся к ее лицу, резко приподняла раму и тут же опустила ее на его кисть.

Александр завопил от боли и рухнул вниз.

Воровка бросилась к лестнице и стала быстро спускаться вниз.

Внизу ее нетерпеливо ждала Михелина.

В доме полыхал свет, кричали сторожа и слуги, лаяли собаки, пронзительно резал ночную тишину полицейский свисток.

Мать и дочка бросились к забору.

Михелина пронырнула под ним сразу. Сонька подняла голову и увидела князя, неумело, торопливо спускающегося по лестнице.

Она распласталась на земле, подползла к выемке под забором и, к удивлению, легко и просто вынырнула на другой стороне. Дочка схватила ее за руку, и они понеслись к повозкам, где их ждали воры.

Князь спрыгнул с лестницы, больно подвернул ногу, хромая побежал к забору и даже сделал попытку подлезть под ним. Понял бессмысленность затеи, бросился вокруг дома, размахивая руками и крича.

Воры запрыгнули в повозки, извозчики ударили по застоявшимся лошадям, и они помчали по узкой булыжной улочке.

Во дворе, перекрывая собачий лай, на полную силу загрохотал двигатель автомобиля.

Повозки воров выскочили на Фонтанку, перемахнули через мост, и тут злоумышленники увидели, что за ними, оглушая окрестность свистками и выстрелами, несется повозка с полицейскими.

Кучера ударили по лошадям, они взяли сильнее прежнего, и полицейские стали отставать.

Когда почти домчались до Невского, до слуха вдруг донесся автомобильный грохот. Воры оглянулись. Обогнав полицейскую повозку, вперед вырвался князь на своем черном автомобиле.

Скорость его была намного выше лошадиной, расстояние между повозками и машиной быстро сокращалось.

Князь, пригнувшись к рулю, выжимал из машины всю ее мощь. Волосы его были растрепаны, взгляд безумен.

Повозки проскочили Инженерный замок, Марсово поле, вынеслись на Мойку — Брянский не отставал. Более того, он все приближался.

И тогда воры проделали свой коронный номер.

Они отпустили повозку с Сонькой и Михелиной вперед, сами стали отставать, постепенно подпуская к себе автомобиль.

Князь не убавлял скорость, он видел, что догоняет злоумышленников, из глотки его вырвались возгласы триумфа.

Он настиг повозку, он уже поравнялся с нею, он видел лица сидящих внутри воров, грозил им кулаком. И в этот момент кучер резко и сильно дернул вожжи, лошади от неожиданности встали на дыбы, с ржанием ринулись вбок, на полном скаку подсекая автомобиль.

Брянский от испуга вывернул руль, машину понесло прямо на чугунный парапет.

Раздался неимоверной силы грохот, «Отелло» пробил ограду и, пролетев десяток метров по воздуху, рухнул в Мойку.

Повозка неслась дальше, догоняя вторую.

— Лишь бы не утоп, — сказал Артур.

— Завтра из газет узнаем, — усмехнулся Улюкай.

Остановились повозки в дальней стороне Васильевского острова, недалеко от залива.

Кабан, ехавший с Сонькой и Михелиной, помог женщинам выйти. К ним подошли Артур и Улюкай.

— Бриллианта у меня нет, — сказала Сонька. — Остался в доме.

— Как в доме? — удивилась дочка. — Почему?

— Выпал из рук.

— Получается, мы бежали с пустыми руками? — уточнил Улюкай.

— Получается так.

— А что ты скажешь Мамаю? — поинтересовался Артур.

— Скажу, как было.

— Вряд ли он поймет тебя, — заметил Кабан.

— Попробую объяснить… — усмехнулась Сонька и задумчиво произнесла: — Камень, несущий власть и смерть.

— Что? — повернулся к ней Улюкай.

— Это я не тебе.

Неожиданно из ближнего переулка вынеслась черная пролетка, запряженная сильными, ухоженными, черного окраса лошадьми, и решительно понеслась в сторону воровской компании.

— Мамай, — предупредительно бросил Артур.

Карета подкатила к ворам, кучер спешно соскочил, помог выйти Мамаю.

Верховный вор, не обратив внимания на остальных воров, неспешно подошел к Соньке, улыбнулся ей и дочке.

— С завершением дела, — и протянул руку. — Где бриллиант? Давай…

— Бриллиант остался в доме князя, — не сразу ответила воровка.

— Шутишь, Соня?

— Правду говорю. Выронила, когда убегала.

Мамай не сводил с нее тяжелого взгляда, повторил:

— Думаю, ты все-таки шутишь.

— Нет, Мамай. Поэтому винюсь перед тобой.

Была длинная пауза.

— И у кого же он теперь? — спросил Верховный. — Неужели заныкала?

— Думаю, теперь ты шутишь, Мамай.

— Не шучу, а спрашиваю. Если заныкала, он добра тебе не принесет.

Губы воровки побелели.

— У своих не ворую!.. А если так обо мне подумал, то больше нам говорить не о чем!

Она резко взяла дочку за руку, намереваясь уйти. Верховный придержал ее.

— Прости, Соня… Но как-то не верится, что Сонька может выпустить добычу из рук.

— Значит, старею… — усмехнулась Сонька. — Но ошибку свою постараюсь исправить.

— Опять пойдешь в дом?

— А что остается?.. Просьбу Мамая все равно надо исполнить. К тому же и честь задета. — Посмотрела на Михелину. — Верно, дочка?

— Задета, — согласилась та. — Сама не поверила, когда мама сказала.

Мамай помолчал, поднял на воровок глаза.

— Хорошо, буду ждать. И надеяться… — Он повернулся и грузно зашагал к своей пролетке. Оглянулся, с ухмылкой предупредил: — Но учти, товарищи все время будут рядом с вами.

— Вроде как не доверяешь? — спросила Сонька.

— Доверяю, Соня. Иначе разговор был бы совсем другой. Пусть воры стерегут вас от всякой ненужной беды.

Сонька направилась с Михелиной к своей повозке. Мамай также в сопровождении воров двинулся к экипажу, забрался внутрь, и кучер легонько ударил по крутым спинам лошадей. Те лихо рванули с места.

По пустым и гулким улицам холодного раннего города в разные стороны стремительно разъезжались экипажи — Сонькин и мамаевский эскорт.

Впереди на небе медленно светлели тяжелые тучи.

Директор оперетты принял следователя Гришина чопорно и настороженно. Показал на кресло, сам сел напротив, закинув ногу на ногу.

— Желаете что-либо выпить? — поинтересовался.

— На работе не пью, — отшутился следователь.

— А если чай, кофе?

— Благодарю. Возможно, позже. Сейчас к делу.

Гаврила Емельянович напрягся еще больше, для успокоения дотянулся до сигары, зажег ее. Пустил густой дым, поинтересовался:

— Чем обязан, господин следователь?

— Лично вам — ничем?

— Значит, вопрос к моему театру?

— В какой-то степени, — уклончиво ответил Гришин, с мягкой улыбкой посмотрел на директора. — Будем считать, что наш разговор носит исключительно конфиденциальный характер.

— Вы меня пугаете, — хохотнул Гаврила Емельянович. — Итак?..

— Итак… — повторил гость. — Что вы скажете о госпоже Бессмертной.

Директор сглотнул сухость во рту, развел руками.

— Прима… гордость… любимица… Что еще я могу сказать?

— Круг знакомых, друзей… возможных любовников вам известен?

— Сударь, ну что вы, ей-богу?! — Директор попытался скрыть смущение. — По-вашему, здесь сыскное бюро?

— Здесь театр, — снова улыбнулся следователь. — Но директор, как я понимаю, не только обеспечивает труппу работой, но еще и несет определенную ответственность за своих артистов. Или я не прав?

— Безусловно, вы правы. Но все имеет свои рамки. — Он зажег погасшую сигару, снова пустил дым. — Если можно, господин следователь, конкретнее.

Тот помолчал, подумал, согласно кивнул.

— Ну, хорошо. Вам известна родословная госпожи Бессмертной.

— Опять же, в какой-то степени. Вы имеете в виду отца, мать?

— Да, — подтвердил Гришин. — Но прежде всего мать.

— По моим данным — девушка сирота. Родителей своих не знает.

— А вам известно, кто ее родители?

— Кажется, я ответил.

Следователь помолчал, пристально глядя на директора.