Последний койот - Майкл Коннелли

Сунув руку в карман висевшего на стуле пиджака, он достал свою телефонную книжку, отправился на кухню, где у него стоял аппарат, и набрал домашний номер заместителя окружного прокурора Роджера Гоффа.

Гофф был старинным приятелем Босха, разделявшим его страсть к тенор-саксофону. Они провели много дней в судах, сидя бок о бок во время процессов, и много вечеров в джаз-барах, слушая музыку на высоких табуретах рядом со стойкой. Гофф был опытным прокурорским работником, протрубившим в офисе окружного прокурора почти тридцать лет. Он был свободен от политических пристрастий, просто любил свое дело и никогда от него не уставал, чем и отличался от других работников прокуратуры. На памяти Гоффа в офисе окружного прокурора сменились сотни заместителей прокурора. Он пересидел их всех. Теперь, посещая уголовные суды, он встречался с заместителями прокурора и адвокатами, которые были моложе его на двадцать лет. Но в своем деле Гофф по-прежнему был дока и, что более важно, сохранил прежнюю страсть в голосе, когда, выступая перед присяжными, призывал Божий и людской гнев на головы тех, кто сидел на скамье подсудимых. Извечная тяга к справедливости и упорство в достижении цели сделали его своего рода легендарной личностью в имеющих отношение к юриспруденции кругах. Помимо всего прочего, это был один из немногих прокурорских работников, к которым Босх испытывал безграничное уважение и доверие.

— Роджер? Это Гарри Босх.

— Привет, старый разбойник. Как поживаешь?

— Отлично. Чем занимаешься?

— Смотрю ящик, как все. А ты?

— Ничем. То есть размышляю. Скажи, ты помнишь Глорию Джеффрис?

— Гло… Черт! Конечно, помню! И сейчас попробую выстроить воспоминания в логическом порядке. Ага! Это та самая дамочка, у которой муж попал в автомобильную катастрофу и обездвижел, верно? — Он вспоминал обстоятельства этого дела так, словно читал один из своих служебных блокнотов в желтой обложке. — Она устала о нем заботиться. Поэтому в одно прекрасное утро, когда он лежал в своей постели и спал, села ему на лицо и не вставала, пока муж не перестал дышать. Она считала, что это сойдет за естественную смерть, но один въедливый детектив по имени Гарри Босх сразу заподозрил неладное и нашел свидетельницу, которой Глория все рассказала. Этот решающий довод помог Босху притянуть дамочку к суду, во время которого свидетельница поведала присяжным, что обвиняемая, по ее же словам, прикончив таким образом мужа, испытала первый в своей жизни оргазм с этим человеком. Ну, что ты после этого скажешь о моей памяти?

— Только одно: она у тебя по-прежнему великолепна.

— Но какого черта ты вспомнил об этой бабе?

— А такого, что сейчас она находится в тюрьме и, между прочим, готовится к досрочному освобождению. Я вот все думал, написал ты туда письмо или нет?

— Как, уже готовится? Вот дьявольщина! Когда же это было — три, четыре года назад?

— Почти пять. Я слышал, что через несколько месяцев она предстанет перед комиссией по досрочному освобождению. Я хочу написать в комиссию письмо, но было бы хорошо, получи они соответствующее письмо и от прокурора.

— Не беспокойся. У меня на такой случай заготовлена в компьютере стандартная форма. Все, что нужно сделать, — это изменить имя, статью уголовного кодекса и вставить пару-тройку конкретных деталей пострашнее. Основу письма составляет сообщение, что данное преступление слишком отвратительно и ужасно, чтобы комиссия могла рассматривать возможность освобождения преступника в указанное время. Очень убедительное письмо, доложу я тебе. Завтра же и отправлю.

— Очень хорошо. Спасибо.

— Знаешь, на месте тюремной администрации я запретил бы давать этим маньячкам Библию. Они, пока сидят, становятся такими религиозными, что чуть ли не на каждом шагу цитируют Священное Писание. Ты, кстати сказать, бывал когда-нибудь на слушаниях комиссии по досрочному освобождению?

— Пару раз.

— Между прочим, там можно с большой для себя пользой провести денек, если есть свободное время и мысли о самоубийстве тебя не одолевают. Как-то раз я просидел там полдня в ожидании, когда начнут рассматривать дело о досрочном освобождении одной из моих… хм… подопечных, которая убивала, копируя Чарли Мэнсона. Когда рассматриваются такие крупные дела, окружная прокуратура предпочитает посылать не письма, а своего человечка. Ну так вот, пока я там сидел, комиссия успела рассмотреть с десяток похожих дел. И все эти бабы цитировали Послание к коринфянам, Апокалипсис, Евангелие от Матфея, святого Павла, Иону — стихи с третьего по шестнадцатый — дескать, Иона то, Иона сё… И ты знаешь, это срабатывает! Старые пердуны, заседающие в комиссии, покупаются на все это дерьмо. Кроме того, старичкам нравится разглядывать этих телок, которые, заламывая руки, взывают к их состраданию. У них, по-моему, от этого даже встает… Ох, что-то я разболтался не по делу. Но ты, Гарри, сам виноват — вызвал меня на этот разговор…

— Извини, если что не так.

— Да ладно… Ну, что нового в мире? Давненько не видел тебя в суде. Есть у тебя что-нибудь по моему профилю?

Босх ждал именно этого вопроса, чтобы ненавязчиво перевести разговор на Арно Конклина.

— Да так, ничего особенного… Кстати, хочу тебя спросить: ты знал Арно Конклина?

— Арно Конклина? Конечно. Между прочим, это он взял меня на работу в прокурорский офис. Но почему ты спрашиваешь?

— Спросил и спросил. Без всякой задней мысли. Я, видишь ли, просматривал старые папки, чтобы освободить место в шкафу, и наткнулся на стопку древних газет, где этому человеку посвящено несколько статей. Я прочитал их и подумал, что речь там идет о тех временах, когда ты начинал работать в офисе окружного прокурора.

— Что ж, Арно по крайней мере старался быть хорошим парнем. Хотя, на мой вкус, в нем наблюдался избыток идеализма и пафоса. Тем не менее в общем и целом он был человеком достойным. Особенно если учесть его попытки усидеть на двух стульях и быть одновременно и законником, и политиком.

Гофф рассмеялся над собственной шуткой, но Босх хранил молчание. Гофф говорил о Конклине в прошедшем времени. Босх почувствовал сдавившее грудь разочарование и понял, как все-таки велико в нем желание отомстить.

— Он что, умер?

Босх прикрыл глаза и дал себе мысленную установку успокоиться. Ему не хотелось, чтобы Гофф подметил в его голосе чрезмерную заинтересованность.

— Нет, что ты, жив. Возможно, я неудачно выразился, но я говорил о том времени, когда знал его и считал хорошим парнем.

— Он где-нибудь сейчас практикует?

— Ну нет. Он уже старик и давно отошел от дел. Раз в год его вкатывают в большой зал, где происходит ежегодный банкет, который устраивает городская прокуратура. Там он лично вручает приз имени Арно Конклина.

— Это еще что такое?

— Кусок полированного дерева с латунной табличкой, который выдается лучшему административному прокурору года, то есть фактически представителю исполнительной власти. Можешь в такое поверить? Этот парень каждый год вручает награду так называемому прокурору, который и в суде-то никогда не бывает. Обычно премия достается главе какого-нибудь подразделения. Уж и не знаю, как организаторы торжества определяют, кто из них лучший. Возможно, тот, кто дальше всех засунул свой нос в задницу окружного прокурора.

Босх рассмеялся. В общем, смеяться было особенно не над чем, просто он испытал большое облегчение при мысли о том, что Конклин жив.

— Ничего смешного, Босх. Напротив, все очень грустно. Административный прокурор, подумать только! Да это же оксюморон, соединение несоединимого — прямо как Эндрю-сценарист или ирландец-трезвенник… Впрочем, меня, кажется, опять понесло. И опять ты, Босх, тому причиной. Зачем вызвал меня на этот разговор?

Босх знал, что Эндрю делит апартаменты с Гоффом, но никогда его не видел.

— Извини, Роджер. Кстати, что ты имел в виду, когда сказал, что «его вкатывают»?

— Ты об Арно? Но его и в самом деле вкатывают в зал, потому что он передвигается в инвалидной коляске. Именно это я и имел в виду. Я же говорил тебе, что он уже старик. Последнее, что я о нем слышал, — это то, что он живет в городском доме социального призрения. Наверняка заведение экстра-класса. Вроде того, что находится в парке Ла-Брю. Я давно уже собираюсь выбрать время и его навестить. Как-никак это он взял меня на работу в офис окружного прокурора. Кто знает, вдруг мне удастся отговорить его выдавать этот нелепый приз?

— Забавный тип… Кстати, я слышал, что его правой рукой всегда был Гордон Миттель.

— Да, Миттель, что называется, цепным псом охранял его дверь. Он руководил его избирательными кампаниями. Между прочим, именно с этих избирательных кампаний и началось восхождение Миттеля. Я рад, что он ушел из криминального права в политику. Это был совершенно беспринципный юрист, который, отстаивая свою точку зрения в суде, мог пойти даже на должностное преступление. Так, во всяком случае, о нем говорили.