Последний койот - Майкл Коннелли

Признаться, поначалу его несколько удивило обилие публикаций, связанных с Арно Конклином в то время, когда он только еще готовился занять место окружного прокурора. Однако, когда он начал просматривать эти статьи, выяснилось, что в основном они были посвящены тем или иным процессам, на которых Конклин выступал в качестве представителя обвинения. Было очевидно, что звезда будущего окружного прокурора взошла в результате как его профессиональной деятельности, так и публичных выступлений, которые становились общеизвестными благодаря прессе.

Статьи были разложены в хронологическом порядке, и первая из них освещала успех обвинения на процессе 1953 года по делу некоей молодой женщины, отравившей своих родителей и спрятавшей их тела в гараже. Месяцем позже трупы обнаружила полиция, приехавшая в этот дом по настоятельному требованию соседей, жаловавшихся на дурной запах. Пространные выдержки из выступлений Конклина приводились в нескольких статьях, посвященных этому делу. В одной из них Конклин характеризовался как «наш великолепный заместитель окружного прокурора». Защита утверждала, что обвиняемая по причине душевной болезни не могла отвечать за свои поступки. Но тогдашнее общество, судя по количеству статей, опубликованных на эту тему, было чрезвычайно озабочено и напугано этим трагическим происшествием, поэтому присяжные совещались всего полчаса и вынесли обвиняемой смертный приговор. В результате Конклин заработал репутацию борца за справедливость и защитника граждан. В одном из газетных номеров была опубликована его фотография, сделанная сразу после вынесения присяжными вердикта. Данное ранее в газете описание подходило ему как нельзя лучше. Он и впрямь был великолепен: аккуратно подстрижен, чисто выбрит и одет в новый, с иголочки, костюм-тройку. Кроме того, он был строен, высок и обладал резкими, но правильными и приятными чертами. Такие лица относят к стопроцентно американскому типу, и многие киноактеры, приводя свою внешность в соответствие с данным стандартом, платят огромные деньги пластическим хирургам. Так что Арно с полным на то основанием мог считаться звездой, пусть даже и в масштабах окружной прокуратуры.

Потом шли статьи о других процессах, связанных с делами об убийстве. Все их Конклин выиграл. Что интересно, он всегда требовал смертного приговора, и присяжные всякий раз с ним соглашались. Просматривая эти статьи, Босх мимоходом отметил, что в конце пятидесятых Конклин поднялся до должности старшего заместителя окружного прокурора, а в пятьдесят девятом стал его помощником, что считалось одной из самых ответственных должностей в этом офисе. Столь быстрое продвижение по служебной лестнице иначе, как взлетом, не назовешь.

Далее следовал отчет о пресс-конференции, на которой окружной прокурор Чарлз Сток объявил о назначении Конклина главой специальной комиссии, которая должна была заниматься исследованием социальных язв и расследованием преступлений антиобщественного характера, способных подорвать нравственные устои человеческого сообщества, обитающего в округе Лос-Анджелес.

«Я всегда обращался к Арно Конклину, когда нам предстояло разрешить трудную проблему, — сказал окружной прокурор. — И я обращаюсь к нему и на этот раз. Люди округа Лос-Анджелес хотят жить в здоровом обществе, и они, клянусь Богом, его получат. В этой связи я настоятельно рекомендую тем субъектам, которым мы отныне объявляем войну, покинуть эти края. Округ Сан-Франциско вас примет, округ Сан-Диего — тоже, но округ Лос-Анджелес от вас отказывается!»

В течение последующих двух лет в газете «Таймс» под набранными крупным шрифтом заголовками были опубликованы несколько сенсационных статей. Они рассказывали о разгроме силами правопорядка тайных игорных домов, притонов наркоманов, публичных домов и сети уличной проституции. Конклин работал с особой оперативной группой, состоявшей из сорока полицейских, «одолженных» в различных подразделениях ПУЛА. Главным объектом нападок «коммандос Конклина», как газетчики окрестили особую группу, стал Голливуд, хотя тяжкая длань закона гнала и давила плохих парней во всем графстве. На пространстве от Лонг-Бич до безводных пустынь все те безнравственные типы, которые делали деньги на человеческих грехах и слабостях, стали искать спасения в бегстве. Так по крайней мере писали в газетных статьях. Босх, однако, не сомневался, что заправилы индустрии порока, за которыми, как принято было считать, охотились «коммандос Конклина», продолжали свою престижную деятельность, а под пресс закона попадали лишь мелкие сошки, которых было легко заменить.

Последняя статья в подборке, посвященной Конклину, датировалась 1 февраля 1962 года. Там говорилось о его намерении баллотироваться на пост окружного прокурора в ходе предстоящей избирательной кампании, а также решимости и впредь бороться с пороками, подрывающими устои общества. Босх отметил, что значительная часть проникновенной речи, с которой Конклин обратился к избирателям со ступеней старого здания суда, основывалась на хорошо известных постулатах полицейской философии, каковые Конклин или его секретарь, писавший для него тексты выступлений, пытались представить как новые и совершенно оригинальные мысли.

Люди иногда меня спрашивают: «Какого черта ты так суетишься, Арно? Ведь преступления такого рода обычно не связаны с человеческими жертвами. Что плохого, если человек хочет сделать ставку на тотализаторе или переспать с женщиной за деньги? Где здесь, спрашивается, пострадавшая сторона?» Что ж, друзья, я отвечу вам на этот вопрос, скажу, кого следует считать пострадавшей стороной. Итак, пострадавшая сторона — это мы с вами. Общество в целом. Позволяя такого рода деятельности процветать или просто глядя на это сквозь пальцы, мы тем самым ослабляем себя, ослабляем общество.

Я расскажу вам, как смотрю на такие вещи. Так называемые «мелкие преступления» по отдельности подобны разбитому окну в покинутом доме. Небольшая, казалось бы, проблема, верно? Нет, неверно. Если никто не вставит разбитое стекло, в скором времени наши дети будут считать, что всем на это наплевать, а значит, так и надо. И тогда они сами начнут бросать камни в окна и разобьют еще несколько стекол. Потом на этой улице может случайно оказаться грабитель. Он увидит этот дом, подумает, что людям, живущим здесь, нет дела до чужой собственности, и начнет грабить другие дома, пока их владельцы на работе.

Теперь представьте себе, что на этой улице появляется еще один преступник, начинающий угонять припаркованные здесь машины. И так продолжается день за днем. И вот уже жители поглядывают на своих соседей со скрытой враждебностью. Они говорят себе: всем на все наплевать, с какой стати мне беспокоиться? Потом жители перестают подстригать газоны перед домами и уже не велят детям, шатающимся без дела, чтобы те побросали сигареты и шли в школу. Это, мои друзья, называется медленным разложением. И такое происходит в нашей великой стране повсеместно. Разложение проникает в наши ряды незаметно — как сорняки на огороды. Ну так вот: когда я стану окружным прокурором, я буду выдергивать подобные сорняки с корнем.

Статья заканчивалась сообщением о том, что Конклин выбрал одного молодого «смутьяна» из прокурорского офиса в качестве менеджера своей избирательной кампании. Конклин сказал, что Гордон Миттель увольняется из офиса окружного прокурора и сразу после этого начинает на него работать. Босх еще раз прочитал статью и впился взглядом в слова, значение которых ускользнуло от него во время первого чтения. Они находились во втором абзаце.

Хорошо известный общественности и избалованный вниманием прессы Конклин впервые за свою карьеру будет баллотироваться на столь значительный пост. Этот 35-летний холостяк, проживающий в Хэнкок-парк, сказал, что давно уже планировал принять участие в выборах и в этой связи заручился поддержкой ушедшего в отставку окружного прокурора Джона Чарлза Стока, который также присутствовал на пресс-конференции.

Босх открыл свой блокнот на странице, где были выписаны в столбик имена возможных фигурантов дела об убийстве его матери, и рядом с именем Конклина написал: «Хэнкок-парк». В общем-то эта информация не представляла особой важности, но, с другой стороны, хотя бы в малой степени подтверждала рассказ Кэтрин Регистер. Впрочем, и такой малости было достаточно, чтобы Босх вдохновился. Он почувствовал, что наконец-то добился хоть какого-то результата в своих поисках.

— Чертов лицемер, — пробормотал он себе под нос, обводя кружком имя Конклина. И продолжал чертить круги вокруг его имени, размышляя, что делать дальше.

Итак, Марджери Лоув в последний вечер своей жизни отправилась на вечеринку в Хэнкок-парк. Если верить Кэтрин Регистер, она должна была увидеться там с Конклином. После ее смерти Конклин позвонил детективам, которые расследовали ее убийство, и договорился с ними о встрече. Однако никаких записей об этой встрече не осталось. Босх знал, что этих фактов недостаточно для каких-либо выводов, но уже сами по себе они подтвердили подозрение, зародившееся у него, когда он просматривал папку с материалами дела. Что-то здесь было не так, не вписывалось в определенные рамки. Чем дольше он об этом думал, тем больше укреплялся в мысли, что чуждым, инородным элементом в этой схеме был Конклин.