Эффект искажения - Диана Удовиченко

— … Операция прошла удачно. Кстати, это наша семейная клиника. Я открыл ее десять лет назад, и здесь работают лучшие врачи города. Но за эти годы многое изменилось. Я занялся политикой. Сейчас клиникой управляет моя жена. Вы скоро с нею познакомитесь. Я еще не сообщил ей о случившемся с Денисом. Даже не знаю, как об этом сказать. Анастасия — разумная женщина, но только не тогда, когда речь идет о ее ребенке…

Голос профессора обволакивал, звучал плавно и успокаивающе. Вдруг Рэм Петрович подался вперед, требовательно заглянул ей в глаза и жестко произнес:

— Вы видели того, кто это сделал?

— Нет, — вздрогнув от неожиданности, ответила Даша, — на нем был капюшон, и я не разглядела лица.

Еще несколько мгновений профессор продолжал сверлить ее взглядом, будто пытался по глазам определить правдивость ответа. Потом устало потер ладонями лицо, вздохнул:

— Простите, Дашенька. Сорвался. Дениса ранили "заточкой". Знаете, что это такое? Оружие бандитов. Тот человек воткнул ему в левый бок шило и обломал рукоять, оставив кусок металла в ране.

— Как это? — поразилась девушка.

— Очевидно, она была заранее подпилена. Денису несказанно повезло: ударь убийца сантиметром выше, и спасти его было бы невозможно. Понимаете, я не последний человек в городе, и у меня немало врагов. Возможно, кто-то решил таким образом со мной поквитаться. Конечно, я разберусь в этом, но мне требуется время. Поэтому прошу вас: не говорите никому о случившемся. И не будем впутывать сюда милицию.

Девушку несколько задели эти слова: что же получается, репутация ему важнее, чем единственный сын? Но Рэм Петрович пояснил:

— Прежде всего я забочусь о безопасности Дениса. Поверьте, Даша: так будет лучше.

Голос его звучал столь убедительно, что Даша согласилась, пообещав никому ничего не рассказывать.

— А теперь езжайте домой, Дашенька. Время позднее, Денис все равно еще долго будет приходить в себя, а вам надо отдохнуть, — сказал профессор. — Я отправлю с вами водителя.

Девушка взглянула на часы и удивилась: десять часов. Теперь время летело стремительным потоком, и она не заметила, как наступил вечер.

Сидя в машине, Даша вспоминала разговор с отцом Дениса. Ей было немного совестно, как будто она слукавила, обманула профессора. Но девушка отдавала себе отчет: лучше промолчать, чем высказаться необдуманно, тем самым рискуя подставить под удар невиновного. Ведь она и правда не видела лица преступника. Она снова и снова прокручивала в памяти момент нападения, пыталась припомнить все детали: стремительные и одновременно плавные движения убийцы, его рост, телосложение, поворот головы… Этот человек был очень похож на новичка, Ивана Таркова.

Длинной стрелой тянется через Владивосток главная дорога, по обеим сторонам которой ровными рядами стоят дорогие магазины, уютные кафе и ресторанчики, отреставрированные здания постройки начала прошлого века. Это деловой центр города, улица Светланская. Но свернув в арку одного из нарядных домов, можно открыть для себя другой центр Владивостока, его изнанку. Сергею это всегда напоминало переход в другой мир. Здесь время застыло, и ничего никогда не меняется. Здесь начинается Миллионка, с ее обшарпанными приземистыми домами из коричневого и серого кирпича, деревянными гнилыми лестницами, последними коммуналками и странной, неповторимой атмосферой старости.

Когда-то тут был китайский квартал — крошечные квартирки-соты, разделенные тонкими перегородками. Опиекурильни, публичные дома, лавки скупщиков краденого и подпольные игорные заведения. Не каждый рисковал заходить сюда после наступления темноты — можно было и не вернуться. В тридцать седьмом китайцев выселили, а Миллионка осталась. И существует до сих пор. Трехэтажные дома, опоясанные наружными галереями с проржавевшими коваными перилами, двухэтажные — с разнокалиберными балкончиками и деревянными надстройками на крышах. Соединяющие все это переулки-переходы, узкие, как тропинки, то ныряющие вниз, то вдруг выводящие на крышу следующего дома. Лестнички, карнизы, неожиданные тупики — все это образует настоящий лабиринт, в котором, кажется, заблудилось само время…

Здесь до сих пор живут люди. На галереях полощется под ветром белье, скрипят, грозя развалиться под ногами обитателей, старые лестницы. Теперь на Миллионке, рядом с доживающими свой век стариками, селится богема. В дряхлых домишках устраивают мастерские молодые художники, открывают студии фотографы. А еще тут почему-то очень много кошек — наверное, им нравятся укромные уголки старого квартала. Они шныряют по бесконечным закоулкам, греются на солнце и орут по весне на полуразрушенных крышах, чувствуя себя полноправными хозяевами этого странного мирка.

И все же, все же… Сергей никому не рекомендовал бы заходить ночью на кривые улочки Миллионки.

Эта девочка на свою беду зашла. А скорее всего, ее привезли, чтобы убить вот здесь, в узком проулке между двумя глухими стенами домов… Сергей приехал сюда утром, едва рассвело. Сам ни за что не отыскал бы нужный угол в хитросплетении переходов, поэтому взял с собой Вовку. Друг поворчал для приличия, но к месту преступления провел. В проулке милиция уже прошерстила каждый квадратный сантиметр, глупо было бы надеяться после них найти что-нибудь важное. Но Сергей все равно стоял и смотрел на мерзлую землю, и представлял себе лежащую на ней девушку.

— Что ты хочешь увидеть? — в который уже раз спросил Вовка.

Сергей неопределенно помотал головой:

— Володь, что там вообще, по этой девчонке?

— Оссеяну Марика, восемнадцать лет. Ушла в клуб и не вернулась.

— Какой клуб?

— "DSB". Девочка была готкой, пошла с друзьями на вечеринку готик-металл. Несмотря на дурацкий прикид, она из небедной семьи, да и родители со связями. Тревогу подняли с самого утра. А вечером ее нашли художники граффити. Они тут неподалеку стену размалевывали, провозились дотемна, потом посидели у друга в студии, попили пивка. Стали выбираться, ну и наткнулись…

— Получается…

— Ни хрена, факофф, не получается! — злобно рявкнул Вовка. — То есть, хрень как раз и получается. Пока мы с бомжом воевали, девчонка была еще жива.

Сергей ничуть не удивился: он с самого начала не верил, что старик — убийца.

— Как со свидетелями?

— Такая же, факофф, безнадега, как и в прошлый раз. Никто ничего не помнит, а в клубном компе очень вовремя жесткий диск загнулся. Такие дела, — Вовка набычился и с горечью признался: — Начальство рвет и мечет, весь отдел на ковер таскали. Журналюги панику разводят, а сверху давят. Говорят, из Москвы уже звонили, вдули по первое число. Приказано бросить все силы на раскрытие преступления. Как будто у нас этих сил немерено!

— А художников проверили?

— Проверили. У всех как назло алиби. В Уссурийске они все были в ту ночь. И есть, кому подтвердить. И местные, факофф, конечно ничего не слышали и не видели. Окна-то сюда не выходят! — Вовка досадливо пнул обшарпанную стену.

— Опять ни одной зацепки…

— Есть одна, — оживился друг. — На пальце у девчонки огромная серебряная печатка. Череп, такой… с зубами. Видать, она сопротивлялась, дралась. И преступника поранила. На кольце осталась кровь и фрагменты кожи. Хотя бы будет, по чему идентифицировать, если поймаем урода.

Девушка сопротивлялась маньяку. И выражение лица… вот что не давало Сергею покоя. У Алисы лицо было умиротворенное, улыбающееся. А у этой девчонки — искаженное ужасом.

— Пора мне, Серега, — сказал друг. — Сейчас на летучке люлей получу, и вперед, к новым свершениям, факофф.

Вдвоем они выбрались из трущоб на Светланскую. Но Вовка наотрез отказался от предложения Сергея подвезти:

— Мне еще зайти кое-куда нужно, в магазин забежать, и все такое…

Сергей кивнул. Друг не хотел, чтобы их видели вместе. Наверное, Свириденко уже провела с ним предупредительную беседу.

Вовка торопливо попрощался и быстро ушел. Сергей постоял немного возле "Субарика" — садиться в машину не хотелось. Его тянуло назад, на улочки Миллионки, как будто там осталось что-то важное, чего он не заметил, но обязательно должен найти. Он не стал бороться с собой, и вернулся к месту преступления.

В который раз осмотревшись, удивился шуткам подсознания: ничего странного или необычного. Проулок как проулок — холодный, грязный и пустой. Мерзлая лысая земля без единой травинки, зато покрытая давним, слипшимся в единый слой мусором, растрескавшийся, некогда рыжий, а сейчас черный то ли от старости, то ли от копоти давнего пожара, кирпич стен. Сергей задрал голову, всмотрелся в ветхие деревянные надстройки на крышах домов и огибающие их ржавые водосточные трубы. И там ничего не увидел. Прошагал из конца в конец проулка, развернулся, пошел обратно. Остановился на середине. Ничего и никого. Кроме черной кошки, которая, совершенно не боясь человека, медленно и вальяжно прогуливалась вдоль стены дома. Немного понаблюдав за нею, Сергей отвернулся. "Пора идти, — подумал он, — нет здесь ничего".