Лекции по общей психологии - Алексей Леонтьев

Вопрос о пластичности поведения животных относится к одному из самых запутанных вопросов зоопсихологии. В последнее десятилетие этот вопрос стал постепенно проясняться. Прежде всего, надо четко различать пластичность самого процесса поведения, с одной стороны, и, с другой стороны, возможность изменения биологического смысла воздействия. Биологическим смыслом воздействия мы будем называть отношение этого воздействия к удовлетворению какой-либо из биологических потребностей животного. Биологический смысл тех или иных воздействий не является постоянным для животного, а, наоборот, изменяется и развивается в процессе его деятельности в зависимости от объективных связей соответствующих свойств среды.

Необходимо показать, что ход процесса приспособления и ход процесса изменения основного смысла сигнального воздействия того признака объекта, на который направлена активность животного, протекает совершенно различным образом. Для того, чтобы проиллюстрировать несовпадение этих двух процессов, рассмотрим опыты замечательного голландского исследователя Бойтендайка по изучению навыков у жаб. Напомним, что жаба относится к классу земноводных, или амфибий. Это симпатичное животное, незаконно пользующееся каким-то отрицательным отношением к себе у многих людей, ведет наземный образ жизни и развивает особенно бурную активность в сумеречных условиях. Жаба не отличается хорошим зрением, но всегда удивительно точно реагирует на любой движущийся предмет, напоминающий мотылька, ночную бабочку, то есть какое-то небольшое летающее насекомое. Бойтендайк и воспользовался особенностью этих хищных амфибий реагировать на любой движущийся объект, напоминающий насекомое. Для этого он проделал то, что в детстве проделывали некоторые из моих сверстников. Мы брали не очень длинный конский волос, выдернутый из лацкана папиного пиджака, и приделывали к нему папиросную бумажку, перегнутую таким образом, чтобы ее края напоминали крылышки насекомого. Если начать покручивать конский волос, то почти все будут принимать папиросную бумажку за порхающего мотылька. Такого рода эксперименты нередко устраивали со своим соседом по парте мои однокашники. Разумеется, эти фокусы вызывали оживление в классе и доставляли немало хлопот учителям. Вот такого рода развлечение устроил жабе Бойтендайк. Жаба упорно и яростно преследует мнимого мотылька до тех пор, пока ей не удается прицельно прыгнуть и схватить «лже-мотылька» челюстями. Тут жабу постигает разочарование, и она после двух или трех проб становится равнодушной к мнимому мотыльку, то есть не предпринимает никаких дальнейших попыток его схватить. Это происходит потому, что воздействие «мотылек» утрачивает свой сигнальный биологический смысл. Однако, если поместить между жабой и «мотыльком» зеркальное стекло (жаба зрительно не замечает зеркальной перегородки), то жаба, пытаясь схватить «мотылька», ударяется головной частью о стекло и, естественно, не может овладеть своей добычей из-за стеклянной перегородки. Оказывается, что в таких условиях попытки схватить бумажку продолжаются довольно долго и лишь затем постепенно прекращаются. Следовательно, жаба продолжает стремиться к «мотыльку» и, несмотря на постоянные неудачи, «не умнеет», то есть не делает никакого вывода из этого индивидуально приобретаемого опыта.

В чем же дело? В первом случае изменение биологического смысла воздействия происходит чрезвычайно быстро и энергично. Достаточно двух-трех проб – и жаба утрачивает интерес к «мотыльку». Принципиально иное наблюдается во втором случае, когда жаба лишена возможности вступить в контакт с тем предметом, на который направлена ее активность. Она проявляет удивительную настойчивость, устойчивость поведения, то есть изменения поведения жабы во втором случае протекают в совершенно другом режиме.

Правда, как предположил один исследователь, жаба столь «настойчива» в опыте с перегородкой потому, что перегородка имеет нейтральное воздействие. Он предположил, что если преграда будет иметь резко отрицательное воздействие, то жаба быстро прекратит свои попытки. Чтобы проверить это предположение, этот исследователь отгородил добычу колючим забором. Однако, несмотря на усиление момента «наказания» в виде колючей преграды, попытки жабы добраться до добычи продолжались до тех пор, пока кожа ее верхней челюсти не была серьезно изранена.

Следовательно, изменение механизма самого поведения, то есть тех связей, с помощью которых поведение осуществляется, по-прежнему протекало в медленном режиме. Таким образом, налицо существование двух несовпадающих видов связей. Одни связи – это смысловые связи типа «вид пищи – пища». Они возникают и изменяются совсем иначе, чем те связи, которые возникают у животного, например, в процессе образования навыка обхода преграды, стоящей на его пути (связь «преграда – обходное движение»). Связи первого рода образуются, как показывают исследования, описанные выше, весьма быстро, «с ходу», и столь же быстро разрушаются; для этого достаточно одного-двух сочетаний. Связи второго рода возникают и угасают, наоборот, постепенно.

Биологическое значение различия в режиме образования того и другого рода связей совершенно понятно, если принять во внимание условия жизни вида. Бойтендайк, комментируя опыты типа описанных выше опытов с жабой, утверждает, что в жизни иначе и не может быть. Кстати, Бойтендайк относится к числу тех зоопсихологов, которые умеют обращаться с лабораторными фактами, то есть следуют принципу: «Делайте ваши наблюдения жизни вида в естественных условиях и извлекайте из этих условий вопросы, которые нужно рассмотреть в ситуации лабораторного эксперимента. Лабораторный эксперимент, в свою очередь, нужно провести так, чтобы затем проверить его результаты в естественных условиях обитания животных». Если применить этот принцип к экспериментам Бойтендайка по изучению навыков у жаб, то становится ясно, что различия в режимах поведения в первой и второй ситуациях биологически оправданы. Представьте себе такой случай: жаба быстро отказывается от неудачных попыток овладеть «мотыльком». В естественных условиях такой «отказ» привел бы к тому, что жаба не сумела бы овладеть предметом своей потребности. «Настойчивость» в преследовании добычи биологически целесообразна именно потому, что многократное повторение попыток в естественных условиях может помочь ей завладеть пищей; другое дело, когда во время своей вечерней охоты жаба, например, схватывает ядовитого муравья. В этом случае быстрое, чрезвычайное образование смысловой связи типа «вид пищи – пища» предохранит жабу от поглощения других ядовитых насекомых.

Таким образом, за общим представлением о пластичности поведения скрывается двоякий порядок изменчивости: изменчивость биологического смысла воздействия и приноравливание поведения к тем условиям, в которых находится предмет потребности животного. Положение о двояком порядке изменчивости поведения является действительным не только для ранних этапов биологической эволюции, а сохраняет свою силу на всех этапах развития животного мира. У всех животных наблюдаются разные режимы изменчивости поведения, а именно режим изменения сигнального значения того, на что направлена активность животного, то есть предмета деятельности, и изменение деятельности, зависящее от тех условий, в которых дан этот предмет потребности.

Что же мы находим на ранних этапах биологической эволюции не только со стороны деятельности животного, но и со стороны психического отражения действительности? Чем дальше мы продвигаемся по лестнице биологической эволюции, тем очевиднее, что движение животного управляется психическим отражением воздействующих свойств действительности. Так, когда мы рассматриваем ощущение, то в него обязательно включено в качестве ориентирующего движения животного некоторое сенсорное образование, то есть данное в чувственной форме отражение отдельных сукцессивных или симультанных воздействий действительности. Деятельность на ранних этапах эволюции регулируется и побуждается отражением ряда отдельных свойств; восприятие действительности никогда, следовательно, не является восприятием целостных вещей. Усложнение деятельности в пределах этого общего типа происходит в двух главных направлениях. Одно из них наиболее ярко выражено по линии эволюции, ведущей от червей к насекомым и паукообразным. Когда мы анализируем эту линию развития, то подчеркиваем сукцессивный характер воздействий, управляющих поведением животных и формирующих у них сенсорный облик внешнего мира. Поведение, отвечающее на сукцессивные, то есть последовательные воздействия, и протекающее в форме отдельных последовательных актов, резко выражено, например, у паукообразных. Эта линия усложнения деятельности не прогрессивна и не ведет к дальнейшим качественным ее изменениям.