Сталин. Схватка у штурвала - Александр Бушков

Вот разве что знаменитые «царицынские баржи», о которых столько писано-говорено…

Когда Сталин руководил обороной Царицына (а также всеми делами гражданского управления), начальником штаба тамошнего военного округа был бывший полковник Носович, присланный на этот пост с мандатом Троцкого. Попутно, параллельно со своими официальными обязанностями, у Носовича была и вторая, совершенно неофициальная должность — он был одним из руководителей готовившего переворот белогвардейского подполья. На этой второй, потаенной, должности Носович, благодаря царившей до приезда Сталина неразберихе и бесконтрольности, увлеченно трудился добрых два месяца.

В конце концов чекисты его арестовали вместе с другими попавшими под подозрение. Узнав о неприятностях своего протеже, Троцкий добился его освобождения. Носовича выпустили: против него не было твердых улик, одни подозрения. Оказавшись на свободе, Носович, не будь дурак, решил более не искушать судьбу и дёрнул к белым.

Остальным не так везло. По приказу Сталина были расстреляны участники заговора — инженер Алексеев, два его сына, много бывших офицеров. Заговор реально существовал — об этом позже писал в своих мемуарах сам Носович. Кроме белых в нем были замешаны эсеры и все три иностранных консула, обретавшихся тогда в Царицыне: французский, американский и сербский.

Алексеев с сыновьями были заговорщиками реальными, как и некоторые из казнённых. Но какое-то их количество было все же ни в чем не замешано и под расстрел пошло по чистому подозрению…

Это и есть та знаменитая «царицынская баржа», о которой упоминается там и сям, как о доказательстве «зверств» Сталина.

Но тут есть свои примечательные нюансы. Даже публикаторы, упоенно предающиеся самой бездоказательной и яростной критике Сталина, никогда и нигде не приводили точную цифру расстрелянных понапрасну. Даже не пытались взять устраивающие их числа «с потолка» — и это во времена перестроечного словоблудия, когда нисколько не заботились ни о логике, ни об убедительности доказательств, сплошь и рядом высосанных из пальца.

Это неспроста. Напрашивается подозрение, что где-то в архивах все же значится точное количество безвинно казненных, оно, надо полагать, невелико, и любители сенсаций знали, что могут оказаться в неловком положении, высасывая цифры из пальца… Другого объяснения решительному нежеланию обойтись без цифр попросту нет.

Что тут скажешь? Конечно, расстрел невиновных никого не красит. Однако нужно, никого не оправдывая, всё же понимать ситуацию. Шла война, вдобавок — гражданская, со своими специфическими правилами и законами. На любой подобной войне, в каком бы уголке света она ни происходила, были, есть и, полагаю, будут подобные безвинные жертвы. Существует некий «военный психоз», толкающий людей на необдуманные поступки вроде скорой расправы. Есть воспоминания, как в Англии во времена второй мировой волокли в каталажку безвинных хозяек домиков на побережье — кому-то бдительному показалось, что бельё на просушку они вывешивают «особым образом», подавая тем самым, дескать, сигналы немецким агентам, наблюдающим в бинокли с подводных лодок. Есть воспоминания, как в Польше во времена сентябрьского разгрома 1939-го толпа набросилась на человека, который… вытряхивал песок из сапог, колотя голенищами по земле. Он, дескать, подавал таким образом сигналы… немецким самолётам. Пока он не снял сапоги, самолетов не было, а как только он начал стучать голенищами по земле, самолеты и налетели. Шпион поганый!

В общем, у войны свои суровые законы. Оправдания им нет, но понимать эту жестокую закономерность необходимо.

Что любопытно, Носович в своих статьях, опубликованных тогда же в белоказачьем журнале «Донская война», дал Сталину не то что объективную, а самую комплиментарную характеристику. Дословно: «Надо отдать справедливость ему, что его энергии может позавидовать любой из администраторов, а способности применяться к делу и обстоятельствам следовало бы поучиться многим».

Это практически совпадает с оценкой Сталина, которую уже в наши дни дал профессор Гарвардского университета Адам Улам, автор капитальной книги «Большевики»: «У него было два ценных качества, необходимых политическому деятелю. Сталин умел учиться и обладал чувством времени. Он был типичным ленинцем, но без тех внутренних противоречий и следов западных социалистических традиций, которые до конца жизни преследовали Ленина».

К сожалению, профессор тут же пишет, что «из всех учеников Ленина только Сталин был фанатиком». Сдается мне, это — не более чем умственные метастазы XX съезда, обосновавшиеся в мозгах не одних лишь наших земляков. Хотя бы потому, что Улам тут противоречит сам себе: фанатик как раз не умеет учиться и не обладает чувством времени. Ярчайший пример — Троцкий, классический фанатик: именно он в 1940 г., за считанные месяцы до смерти, по-прежнему увлеченно повторял устаревшие догмы двадцатых годов о неизбежности мировой революции под предводительством пролетариата, хотя жизнь этим пыльным тезисам решительно противоречила…

Вот об этом и нужно в первую очередь поговорить — о потрясающей, беспримерной, достойной самых хвалебных эпитетов работоспособности Сталина. Не принимая его как личность, политика и идеолога, критикуя его преступления (а они были, смешно отрицать), тем не менее всякий противник просто обязан отдать должное Сталину как великому трудоголику. Быть может, величайшему пахарю всех времен и народов. Нелепо отрицать, что Наполеон был великим полководцем. Столь же нелепо отрицать, что Сталин умел работать, как никто.

Он приходил на пустое место — и в считанные месяцы там, фигурально выражаясь, возникало исправно функционирующее здание, построенное с нуля.

Так было сразу после революции, когда именно Сталина назначили наркомом по делам национальностей.

Другим повезло больше — они, собственно, приходили на готовое. Наркому по военным и морским делам Троцкому было не в пример легче: уже существовали всевозможные генеральные и главные штабы, органы управления армией и флотом, склады с вооружением и амуницией, здания, системы связи, документация, и, главное, огромное количество генералов и офицеров старого времени, которые с ходу, без малейших колебаний, не за страх, а за совесть начинали работать с новой властью (вспомните, что писал генерал Потапов).

Примерно так же обстояло с наркомами иностранных дел и финансов: были сложившиеся структуры со зданиями, архивами, сейфами. Конечно, старый чиновничий аппарат сплошь и рядом от сотрудничества с большевиками уклонялся, но это было уже второстепенным делом, вопросом техники — найти новых сотрудников, способных вскрыть сейфы и разобраться в документации.