«Кодекс Плохиша» - Михаил Квакин

На уроках никто особенно не бесился, в основном, играли в крестики-нолики и морской бой. Тихо так было, спокойно. Двоек она не ставила, так как считала, что нельзя заставить учиться того, кто не хочет. Поэтому когда кто-нибудь нагло заявлял, что не выучил урок, она ставила тройку, выражаясь в таком духе: «Вам, молодой человек, должно быть стыдно!»

Знала бы она, что следующим уроком был русский, на котором училка любила ставить колы, которые исправить не оставляла никакой возможности: даже если получишь пятерку, средний балл все равно равнялся тройке. А пятерку по русскому языку получить могли всего лишь один-два человека, которые, по выражению одного из учеников, пускали стружку, как буратины, и прогибались, как автомобильные рессоры.

Схватываешь ситуацию? Тройка по литературе являлась совершенно халявной отметкой, поэтому никакого дискомфорта, что «должно быть стыдно», никто не испытывал. А уж если хорошо прогнуться, то пятерки можно было получать с такой же периодичностью, как и удары в различные части тела во время посещения буфета.

Одним словом, до поры до времени все было в порядке. Потом учительница начала бычиться. Заметив, что большинству до фени и «Война и мир», и Лев Николаевич Толстой с его Ясной Поляной, она начала требовать, чтобы все прочитали этот злополучный роман.

Как бы не так! Многие даже оглавление дочитать до конца не могли, а уж что говорить про два толстенных тома, прочитав которые, можно было навсегда двинуться разумом и стать совсем, как училка, т. е. мечтать о том, чтобы нырнуть в болото за лилией или, как Андрей Болконский, получить по роже на школьном дворе, упасть в пыль и подумать: «Черт, а какое прекрасное сегодня небо! А я и не знал!» А в это время тебя будут добивать ногами, как последнего лоха, на корню уничтожив весь авторитет, который завоевывался жестокими битвами на переменах и после школы.

В общем, роман никто не открывал. На следующем уроке училка потребовала, чтобы ей рассказали про бал, на котором отметился Пьер Безухов. Естественно, никто и понятия не имел, как его туда занесло, а один бывалый ученик, который проходил «Войну и мир» уже второй год, вообще отозвался весьма нелестно о всех пятистах персонажах, присутствующих в труде великого классика, за что получил двойку.

Это была первая двойка за все время обучения литературе у вышеозначенной учительницы, и всем, кроме второгодника Сидора, это было безразлично. Но вот Сидор расстроился, так как литература являлась единственным предметом, по которому у него выходила прочная тройка. На следующей неделе перед началом урока он намазал мелом угол шкафчика, на который присаживалась училка.

Когда начался урок, она вошла в класс, вежливо поздоровалась, села за стол, отметила присутствующих, сказала что-то еще и встала, чтобы побродить по классу, рассказывая про Аустерлиц. Бродила она минуты три, а потом присела на шкафчик.

В этот момент весь класс заржал, как стадо лошадей Пржевальского. Училка сначала подумала, что смех вызван какой-нибудь посторонней причиной, и всматривалась во все углы класса в ее поисках. Потом до нее дошло, что смеются над ней. Она уже соскочила со шкафчика и, обернувшись, обнаружила на нем бледное пятно мела. Предположив, что на ее шерстяной юбке осталась большая часть мела, она покраснела, закрыла руками лицо и убежала.

Стало совсем не смешно. Вместо героя Сидор оказался отморозком, которого, кстати, не наказали, так как учительница его простила(!). С тех пор месть в отношении «добрых» и «халявных» преподавателей применялась очень редко, только в исключительных случаях.

Совершенно другое дело – училка по химии, которая, к тому же, была классным руководителем. Настоящая мымра! К несчастью, меня угораздило попасть к ней в немилость за несколько совершенно бозобидных поступков. Не отличаясь большими знаниями химии, один раз во время лабораторной работы, на которой мы высушивали соленую воду, я отпросился в туалет. Она отпустила, и я ушел, не погасив спиртовку. Вода испарилась, и из чашки начали во все стороны вылетать горячие кристаллы соли. Кому-то попало на кожу, а это очень больно, не зря солью стреляют из ружья.

Почти сразу же после этой оплошности случилась и другая. Сначала я нечаянно разлил по столу какую-то гадость. Чтобы определить, что это такое, капнул в нее лакмус. Лужа превратилась из прозрачной в ярко красную. Моя небрежность в обращении с ядовитыми веществами была сразу же обнаружена, а я наказан.

Но это все еще ерунда. Один раз я не поделил с товарищем тетрадь, завязалась небольшая потасовка, в результате которой упала спиртовка. Спирт моментально разлился и запылал. Пожар, конечно, потушили, но я потерял последнюю возможность восстановить с училкой нормальные отношения.

По химии меня занесли в касту неприкасаемых, и мне ничего не оставалось, как сидеть на задней парте и мечтать о том, чтобы кто-нибудь дал списать. Неприкасаемых было несколько человек, и все едины в мнении, что училка по химии – это даже не человек, а нечто звероподобное. Присвоили ей погоняйло «Плюша». Показалось мало. Переделали под нее похабный анекдот. Все равно чувство мести осталось неудовлетворенным. Делать нечего, пришлось оставить все, как есть, до удобного случая.

А случай вскоре подвернулся. Купил Пельмень в буфете пирожок с рисом. Пирожок оказался несвежим, а начинка какая-то вонючая. Стоит он в кабинете английского перед открытым окном и ждет, когда кто-нибудь пройдет мимо, чтобы кинуть в него пирожком.

Вдруг заворачивает на задний двор Плюша. Она регулярно совершала проверочные рейды в поисках различного хулиганья, которое на заднем дворе взрывало самодельные петарды, училось курить и играло в азартные игры на деньги. Но сегодня она появилась явно кстати. Стоило ей поравняться с окнами кабинета английского, с высоты второго этажа на голову ей приземлился пирожок. Вытряхивая из прически рис, она подняла голову, чтобы запеленговать злодея. Ее попытки не увенчались успехом: четыре этажа, несколько кабинетов, в общем, искать иголку в стоге сена бесполезно. Она помчалась в учительскую, где долго возмущалась. На уроке английского был задан вопрос «Кто?», но все промолчали и Пельменю удалось избежать возмездия.

Однако вскоре после этого произошло чрезвычайное происшествие, в результате которого преподавательская карьера Плюши неожиданно прервалась. Она была плохо знакома со школьной жизнью и всюду мечтала навести порядок. Однажды ее понесло в буфет. Там перед дверью висела табличка, которая гласила, что во время первой перемены питаются ученики 1–2 классов, во время второй – 3–4, во время третьей – 5–6, во время четвертой – 7–8, во время пятой – все остальные.

Вышеозначенную табличку повесил какой-то идиот, который не предусмотрел тот факт, что жрать хочется всегда. В буфет ломились на любой перемене, как в троллейбус в час пик. Заветный коржик доставался сильнейшему. Никаких очередей, просто куча тел, борющихся за право быть обслуженными буфетчицей.

И вот Плюша, проскучав весь урок (а у нее было окно), решила перед началом перемены спуститься в столовую и пропускать исключительно учащихся тех классов, которые были обозначены в табличке.

Прозвенел звонок. Несколько человек из прибывших в первую очередь были пропущены Плюшей в буфет, как обладающие соответствующим социальным статусом. Остальные в ответ на отказ быть пропущенными толпились около двери. Вскоре толпа выросла до невероятных размеров, человек 50–60 (!), задние ряды давили на передние, а те, в свою очередь, упирались в Плюшу, которая торчала в двери, как затычка.

Да не подрассчитала она свои силы! В один прекрасный момент пальцы соскользнули с дверного блока, она упала. Столпотворение чем-то напоминало очередь за билетами на футбол, по Плюше пробежалась вся толпа, после чего она не смогла подняться вообще. Позвали врача из медпункта, он позвал еще кого-то, в общем, унесли ее на носилках. Потом выяснилось, что у нее несколько переломов и ушиб мозга. Синяки не в счет.

Вот так закончилась карьера преподавателя химии с нежным погоняйлом «Плюша». Желание мести было окончательно погашено риторической фразой: «Это ее Бог наказал!»

Конечно, все это немного жестоко по отношению к ней, но не ты такой, а жизнь такая…

Но, кроме Плюши, встречался мне еще один тип: звали его Александр Витальевич. Вел он физику. Преотвратный был тип: молодой, самовлюбленный! Уж как он нас доводил! А потом мы его! Но наша месть была намного интереснее.

А дело было так. У нас был выпускной бал. На него пришли все учителя. Все были счастливы: мы – потому, что закончили наконец эту проклятую школу; они – потому, что наконец выпустили нас. Так вот, подошли мы всем классом к физику и прямо в лоб ему высказали все, что мы думаем о нем самом, о его методах обучения и воспитания. Он, бедный аж в лице переменился. Даже не стал оправдываться. А спустя какое-то время я узнал, что он уволился из школы.