Цейтнот. Том 1 (СИ) - Корнев Павел Николаевич

Подумаешь, бактерии светятся — тоже мне грандиозное достижение! Ну ещё бы Вдовец не пытался ход исследований в нужное русло направить! Смета не резиновая, расход средств какими-то практическими результатами оправдать надо, а не этим вот всем… свечением.

По вторникам у меня были грязевые ванны, из раздевалки я вышел сразу в плавательных трусах и тапочках, а выданные на входе простынку и полотенце набросил на плечо, дабы скрыть растёкшийся по коже синяк. В третьей лаборатории было куда оживлённей, нежели в первой, по коридорам сновали студенты и студентки, кто-то уже вкушал кислородный коктейль и приходил в себя в зонах отдыха, но меня чужие взгляды нисколько не смущали, ещё и припозднился — даже полученный в буфете травяной чай на ходу пить пришлось.

Большую часть процедурной занимал двухметровой глубины бассейн, заполненный бурой жижей — той самой с двенадцатого витка, сбоку от него разместили аппарат для нагнетания дыхательной смеси; здесь же стояла модернизированная силовая установка.

— Время! — поторопил меня лаборант. — Отстаём от графика!

— Счётчик отключи, — напомнил я. — Нечего бумагу тратить.

— И не включал даже! Быстрее!

Я принял резиновую маску и давным-давно отработанным движением натянул её на голову. После взял снабжённый поплавком и обратным клапаном второй шланг, предназначенный для отвода отработанного воздуха, и начал спускаться по ступеням в жидкую грязь. В её толще ритм энергетической пульсации Эпицентра ощущался чуть смазанней и мягче обычного, что самым серьёзным образом повышало эффективность адаптивной техники.

Без всякой спешки я с головой погрузился в подогретую до тридцати градусов жижу, затем то ли подплыл, то ли протолкался к вмурованным в дно бассейна ручкам силовой установки и сосредоточился на оперировании сверхэнергией, да ещё сделал сразу несколько глубоких вдохов подряд. Вместо простого воздуха по шлангу нагнеталась какая-то специальная дыхательная смесь, обладавшая едва уловимым ароматом разогретых на солнце луговых трав, даже закружилась голова, тело наполнилось необычайной лёгкостью.

Ну, поехали!

Когда час спустя я выбрался из бассейна, от этой самой лёгкости не осталось и следа — наоборот, еле поднялся по ступенькам, словно свинцом для балласта нагрузили. В ушах звенело, но обошёлся без посторонней помощи, самостоятельно избавился от дыхательной маски, затем перешёл в соседнюю душевую и долго-долго отмывал под струями горячей воды липкую грязь. Ощущения были не из приятных.

В буфете ближайшей зоны отдыха я получил высоченный бокал с кислородным коктейлем и принялся орудовать ложечкой, мысленно посетовав на то, что тут не подают ничего более существенного. Но тогда ещё грела мысль о скором визите в столовую, а вот когда на выходе из лабораторного корпуса охранник озвучил приказ незамедлительно явиться в двадцать пятый кабинет военной кафедры, удержаться от крепкого словца удалось с превеликим трудом.

Второй день без обеда! Второй!

Ну что за жизнь такая?

Увы, деваться было некуда, потопал на военную кафедру как миленький. В двадцать пятом кабинете принимал студентов капитан Городец, проигнорировать его приглашение было совершенно невозможно. Если разобраться, странно, что меня прямо с занятий не выдернули для беседы о вчерашнем происшествии. Ещё, поди, по голове настучат за то, что сам не позвонил и с докладом не явился, оставил всё на откуп Альберту Павловичу.

А оно мне надо через голову куратора прыгать? В еженедельном отчёте отметить — да. Ну а вот так — прямой запрет нарушать, какой в том прок? Вот какой, а?

Слуга двух господ, да и только!

Но вопреки моим опасениям Георгий Иванович пребывал во вполне себе благодушном расположении духа, более того — и от него самого, и от составившего ему компанию Альберта Павловича явственно попахивало коньяком, чего прежде я за этой парочкой в рабочее время ни разу не замечал.

— Пьёте? — насторожился я.

— Есть повод, — усмехнулся в усы капитан Городец и указал на стул: — Садись же и поведай, как дошёл до жизни до такой!

Я выжидающе посмотрел на Альберта Павловича, но поддержки от него не дождался. Впрочем, совсем уж на произвол судьбы куратор меня не бросил и пояснил странное требование коллеги:

— Расскажи, что там у вас вчера стряслось, только во всех подробностях. В общих словах я Георгия Ивановича в курс дела уже ввёл.

Георгий Иванович недвусмысленно фыркнул.

— Ввёл он…

Я вздохнул, опустился на стул и поведал о вчерашнем покушении на священника подробно, но при этом не заостряя внимания на каких-то конкретных деталях. Просто не посчитал нужным, прекрасно отдавая себе отчёт, что уточняющих вопросов в любом случае не избежать. И, разумеется, они воспоследовали.

Когда минут через двадцать Георгий Иванович выдохся и замолчал, Альберт Павлович заметил:

— Лизавета просила передать, что пулю ты мастерски извлёк, но надо учиться швы накладывать.

— Извлёк! — хмыкнул я. — Да она из ладони торчала! Как такое может быть, если он не оператор, а? Или оператор?

— Ни то, ни другое, — покачал головой Альберт Павлович. — Отец Сергий — инициированный недо-оператор. Отнюдь не уникальный случай, просто мало кто из этой публики идёт по пути закалки тела. И предупреждая твой следующий вопрос: огласка сего прискорбного инцидента самым серьёзным образом ударит по отношениям института и церкви.

Я вздохнул.

— А у института и церкви ещё сохранились какие-то отношения? Как соискателей теперь набирать, а?

— На этот год соискатели уже отобраны и поселены в учебном центре на Кордоне, — напомнил Георгий Иванович. — И ты преувеличиваешь влияние церкви. В крайнем случае ограничимся работой с городским населением. И вообще — пусть по этому поводу у ответственных лиц голова болит. Не за этим тебя позвал.

— Да? — озадачился я.

Вместо ответа капитан Городец открыл сейф и достал из него початую бутылку выдержанного коньяка.

У меня по спине холодок так и пробежался.

Это какое такое известие выслушать предстоит, если коньяком отпаивать собираются?

Зараза…

Часть первая. Глава 4/2

— Чисто символически, — сказал Георгий Иванович, разливая алкогольный напиток на сей раз уже по трём рюмкам. — Тут видишь ли какое дело, Пётр: наградной лист на тебя пришёл. Ты у нас теперь, можно сказать, орденоносец.

У меня аж дыхание сбилось, я судорожно сглотнул и спросил:

— Солдатский крест дали? Да неужели?!

— Бери выше! «Знак Почёта»!

Наверное, лицо вытянулось у меня красноречивей некуда, поскольку старшие товарищи, на сговариваясь, рассмеялись. Но рассмеялись по-доброму, не зло.

— А это что вообще? — уточнил я, каким-то запредельным усилием воли беря себя в руки.

Георгий Иванович достал из сейфа красную коробочку, раскрыл её и продемонстрировал лежавший на подложке из красного же бархата золочёный значок в форме стилизованной схемы атома с алыми камушками на месте ядра и электронов. Там же обнаружилась миниатюрная розетка, будто вручали мне полноценный орден, а не какой-то там нагрудный знак.

Но теперь уж разочарования я не выказал и даже проявил объективность, заметив:

— Красивый.

Округлое лицо Альберта Павловича враз приобрело какое-то на редкость ехидное выражение. Ещё и глянул, будто на несмышлёныша какого.

— Пришлось бы изрядно постараться, пытаясь сделать некрасивым сочетание золота и рубинов, — заявил он с усмешкой.

— Вот, Петя! — указал на коллегу Георгий Иванович. — Слушай, что умный человек говорит. Чтоб ты знал, «Знак Почёта» высшая награда ОНКОР, вручаемая по личному распоряжения губернатора особой научной территории. Эта безделушка перед тобой такие двери открыть может, о которых тебе и знать ещё не положено.

И я как-то сразу поверил, проникся торжественностью момента. Вынул увесистый знак, поглядел на его обратную сторону и обнаружил выбитый там номер «37».