Не на продажу! - Владимир Волев

Осознав это, ты начинаешь ощущать себя марионеткой, вместо ниток к твоим рукам и ногам тянутся провода, несущие в себе сигналы, заменяющие собой импульсы твоего мозга. Ты больше не контролируешь себя, становясь безмолвной машиной в подчинении у техники. Г. передернуло. От таких мыслей ему захотелось выкурить пачку сигарет и выпить литр водки. Причем единовременно. Чтобы эта смесь осела в его организме, вызвав маленькую ядерную войну. Он вскочил с дивана и закричал:

— Надо что-то менять! Ну что, задроты, раскачаем этот городок? Леха, у тебя есть водка?

Все опешили от такой бурной реакции на их размышления, а Леха, который оказался хозяином этого убежища и, к слову сказать, именно тем моим знакомым, про которого я рассказал, но почему-то не представил, притащил водки. Даже невнятной закуски наскрести получилось — и вскоре, под пьяные выкрики, эта тайная вечеря продолжилась. Кости были перемыты буквально всем: и продажным политикам, допустившим такое безобразие, и чиновникам, разворовавшим страну, и даже какой-то Люське, которую Г. в жизни никогда не видел, но критиковал наравне со всеми. Вообще в комнате чувствовалось какое-то неясное единение, и под конец вечера, а точнее уже глубокой ночи, было решено устанавливать агрегат всё же завтра, но установить его непременно.

Разговор перетекал во множество ипостасей. Сначала Г. все воспринимали как враждебный объект, пытались обходить стороной и не обращаться почем зря. Но он был так открыт и непосредственен, что народ вскоре к нему привык, а потом все просто напились и начали брататься. Он уже и не помнил тот момент, когда решил остаться здесь — то ли это было до того, как опрокинули телевизор и расколотили лампу, то ли после. Потом они всей толпой ходили по частному сектору и пели песни, как во времена юности. На лице Г. бродила улыбка, природу которой понять он не мог. На обратном пути они не смогли открыть калитку и, не мудрствуя лукаво, выломали ее внутрь. Попав в дом, все просто упали на те места, куда можно было прилечь, и захрапели.

Разбудили меня самолеты. Чертовы самолеты, теперь они везде. Хотя больше подойдет слово «всегда». Да, самолеты теперь всегда. Дело в том, что недалеко от нашего городишки был построен, точнее, не построен, а вновь введен в эксплуатацию старый военный аэропорт времен СССР. Просто денег на новый выделили, да и зачем строить, если можно использовать уже имеющийся, а деньги подобру-поздорову поделить. Так и вышло, что наш город получил в защиту целый эскадрон самолетов, или как это у них там называется в авиации. Теперь каждые несколько часов ты мог лицезреть самолеты в воздухе, а самое главное — слышать их, улетающих ввысь. Причем не важно — хочешь ты их слышать или не хочешь, летать они будут, куда бы ты ни спрятался… Сами знаете, какая слышимость в наших российских домах. В общем, этот поступок властей запустил целую плеяду событий.

Все резко стали против. Целый город. На бортах автомобилей начали появляться наклейки, гласящие о том, что мы против. Люди носили значки и майки с этим лозунгом. Причем уже стало не важно, против чего, собственно, мы. Этот дух захватил целиком и полностью — стоило властям пойти на уступки по одному вопросу, как народ тут же становился на новые баррикады.

Аэродром, ясное дело, убрать или перенести отказались, поскольку деньги-то уже растрачены, но всем было уже не до этого. Может, даже и забыли, по какому поводу спорили изначально. И всё равно, что эта иллюзия борьбы совершенно бесполезна в наших условиях, главное — это дух. Дух, который объединил всех под единой эгидой протеста, сплотил людей, не знавших, за что схватиться, чтобы встать плечом к плечу. Может, именно это мне и нужно искать?

* * *

Голова была похожа на огромный гонг, в который с перерывом в несколько минут ударяли колотушкой. Несмотря на то, что на него свалилось и так много напастей, это было еще не всё. Когда Г. подошел к раковине и побрызгал на лицо, раздался звонок.

«Кто это? — пронеслось в мозгу. «Директор», — гласила надпись на экране. — Ух, ну ни хрена ж себе». — Г. немного помедлил, но кнопку ответа нажать всё же пришлось. Это, кстати, еще один из секретов работы в современности: что бы с тобой ни случилось и в какое бы говно ты не вляпался, да и в каком бы состоянии ни был, руководству нужно отвечать всегда. Запомни, всегда. Немного приободрившись, Г. ответил:

— Да. — Голос получился каким-то сипловатым, больше похожим на рык кастрированного тигра.

— Как дела? Не хочешь съездить поиграть в бильярд?

Вообще-то отказывать начальству не принято, но сейчас Г. посмотрел на себя в зеркало — и то, что он там увидел, привело его в ужас.

— Я бы с удовольствием, Владимир Владленович, но немного приболел. Боюсь вас заразить, так сказать.

— А, ну ладно, тогда лечись. Пока. — С этими словами директор повесил трубку, а Г. упал прямо на холодный пол ванны и протяжно застонал. Сказать, что ему сейчас было плохо, — это не сказать ничего. Плохо было со всех сторон: голова протяжно трещала, тело ломило, а внутри и вовсе разразилась ядерная война. Ко всему прочему, состояние дополнила абсолютная апатия, грозящая перерасти в полное безразличие ко всему вокруг.

Он, медленно перебирая ногами, пополз к столу, на котором были остатки вчерашнего пиршества и уже местами заляпанная карта, напоминавшая сейчас план захвата мира. На столе стояла недопитая водка и куча огрызков, обрывков и всего остального, что так часто остается после гостей. Это всё не годилось, человек, который подполз к столу, не выдержал бы натиска водки на свой организм, да и еда как-то не лезла внутрь. Тут нужно было пиво, только этот напиток мог ему сейчас помочь, но где его раздобыть?

Хозяин этого временного пристанища безбожно дрых, распространяя вокруг нелицеприятные запахи перегара. Г. отправился на кухню, он предполагал, что человек, готовившийся к столь значимой «тусовке», должен был запастись пивом, они даже ходили в ночь покупать еще несколько литров, так как считали, что банкет должен продолжаться. Тем не менее беглый осмотр холодильника ничего полезного не дал, кроме ужасного затхлого запаха, так присущего старой советской технике. Холодильник, кстати, носил гордое советское имя — «Бирюса».

Поморщившись, но всё еще лелея какие-то надежды, я залез в морозилку. Да, это было оно. Как же можно было забыть, что мы положили пиво в морозилку? Чертовы расхлябаи! Конечно же, оно представляло