Женщина в черном и другие мистические истории - Артур Уолтермайр

Через несколько часов тяжелый взрывной заряд с соседней шахты висел на веревке в мерзкой ловушке с ярко горящим запалом. Пару тревожных минут спустя раздался мощный грохот, облако белого дыма зависло над зеленой вершиной холма и одно из самых опасных мест, которые когда-либо пятнали лицо милой земли, превратилось в безвредную груду пыли и сваленных камней.

Роберт Уильям Чамберс

ПУТЬ К СКОРБИ

Все, что будет: и зло, и добро — пополам —

Предписал нам заранее вечный калам.

Каждый шаг предначертан в небесных скрижалях.

Нету смысла страдать и печалиться нам.[30]

Дикий сокол взмывает за облака,

В дебри леса уходит лось.

А мужчина должен подругу искать —

Исстари так повелось.[31]

Со своей задачей они справлялись из рук вон плохо. Накинули веревку ему на шею и связали запястья лозой «лосиного куста»,[32] но он тут же повалился, извиваясь в опавшей листве, растягивая и перекручивая путы, взрывая землю вокруг себя, как попавший в капкан ягуар.

Вцепившись в веревку окровавленными кулаками, он вырвал ее у них из рук и впился в узлы, распутывая, грызя, раздирая джутовые волокна белоснежными зубами.

Дважды Тулли бил его крюком для смолы.[33] Удары падали на тело тяжело, как камни.

Задыхаясь, измазавшись в плесени и гнилых листьях, с окровавленными руками и лицом, он сидел на земле, глядя на окруживших его мужчин.

— Пристрели его! — рявкнул Тулли, смахивая пот с загорелого лба. Тяжело дышавший Бейтс сел на корягу и вытащил из заднего кармана револьвер. Сидевший на земле человек наблюдал за ним. В углах его рта появилась пена.

— Отыдьте, — прохрипел Бейтс, но его голос и руки дрожали. — Кент, — с запинкой добавил он, — не лучше ли быть повешенным?

Человек на земле яростно зыркнул на него.

— Тебе ж придется помереть, Кент, — заторопился Бейтс. — Все так говорят. Вот, спроси Левшу Сойера, спроси Дайса или Рыжего. Его же надо вздернуть за это, так, Тулли? Кент, бога ради, ребятам придется тебя вздернуть!

Пленник вздрогнул, но его светлые глаза не двигались.

В следующий момент Тулли снова прыгнул на него. В воздух взлетели листья, из урагана которых доносился хруст, рычание и тяжелое дыхание противников, молотивших друг друга в яростной схватке. Дайс и Рыжий бросились к катавшимся по земле сцепившимся телам. Левша Сойер снова поймал конец веревки, но ее волокна разошлись, и он потерял равновесие. «Он давит меня!» — закричал Тулли, а Дайс, шатаясь, выбрался из потасовки, стеная над сломанным запястьем.

— Стреляй! — заорал Левша Сойер, оттаскивая Тулли в сторону. — Пристрели его, Бейтс! Стреляй же, бога ради!

— Отыдьте! — выдохнул Бейтс, подымаясь с поваленного ствола.

Толпа отшатнулась влево и вправо, и тут же грохнул выстрел, потом еще и еще один. И тут из дыма вынырнула высокая фигура, направо и налево нанося удары, звучавшие резко, как щелчки кнута.

— Он удирает! Стреляй же! — раздались крики.

Тяжелые башмаки застучали под пологом леса. Ошеломленный и ослабевший, Бейтс отвернулся.

— Стреляй! — пронзительно вопил Тулли, но Бейтса тошнило. Его побледневшее лицо сморщилось, глаза закрылись, дымящийся револьвер упал на землю. Но это длилось недолго, и уже через мгновение он бросился вслед за остальными, неуклюже продираясь через заросли ивы и болиголова.

Он слышал, как далеко впереди, точно молодой лось в ноябре, с треском ломится через подлесок Кент, и догадывался, что тот направляется к берегу. Остальные тоже поняли это. Вот уже серый отблеск моря прочертил линию поперек кромки леса, а мягкий шорох прибоя по камням мягко вплелся в лесную тишину.

— У него там каноэ! — рявкнул Тулли. — Он уже залазит!

Он и впрямь уже влез, встал на колени на носу лодки, держа в руках весло. Восходящее солнце красной молнией сверкнуло на отполированной лопасти, и каноэ, разбрызгивая воду, вспрыгнуло на гребень волны, зависло, соскользнуло на глубину, поплыло боком, а затем понеслось вперед, вибрируя и вихляя.

Тулли вбежал в прибой, вода ударила его в обнаженную, покрытую потом грудь. Бейтс сел на истертый черный камень и безразлично поглядел вслед беглецу.

Лодка уже уменьшилась до серо-серебристого пятнышка, поэтому когда вернулся Рыжий, бегавший в лагерь за ружьем, попасть в нее было не легче, чем в голову гагары в сумерках. Так что он, будучи бережливым от природы, выстрелил лишь раз и удовлетворился тем, что сберег остальные патроны. Было еще видно, как каноэ направляется в открытое море. Где-то за горизонтом лежала отмель — цепочка голых, как черепа, камней, почерневших и скользких у основания, где их облизывали волны, и белых от птичьего помета сверху.

— Он плывет в сторону Пути к Скорби, — прошептал Бейтс Дайсу.

Тот, всхлипывая и баюкая свое сломанное запястье, повернул бледное лицо к морю.

Последний камень, выдававшийся далеко в океан, назывался Путь к Скорби — расщепленная остроконечная скала, отполированная водой. В дне пути от него, если бы кто-то осмелился направить свою лодку еще дальше в открытое море, лежал лесистый остров, на картах этого унылого берега обозначавшийся как «Скорбь».

За все время, что человек жил здесь, лишь двое отправлялись к Пути к Скорби и оттуда на остров. Первый был спятившим от рома траппером, который выжил и вернулся обратно. Второй — мальчишка-студент; его разбитую лодку нашли потом в море, а днем позже искалеченное тело вынесло в бухту.

Так что когда Бейтс прошептал Дайсу, а Дайс окликнул остальных, все знали, что Кент и его каноэ протянут недолго. В мрачном молчании они направились обратно в лес, довольные тем, что беглец получит свое, когда дьявол доберется до него.

Левша вскользь упомянул о воздаянии за грехи. Рыжий, со свойственной ему рачительностью, предложил, как справедливо поделить имущество Кента.

Вернувшись в лагерь, они высыпали пожитки Кента на одеяло.

Рыжий составил список: револьвер, два крюка для смолы, меховая шапка, никелированные часы, трубка, новая колода карт, сумка для смолы, сорок фунтов еловой смолы и сковорода. Потом он перемешал карты, выудил джокера и безразлично выбросил его в костер. Остальные карты он раздал по кругу.

Когда все вещи их погибшего товарища тоже были распределены жребием, — чтобы ни у кого не было возможности сжульничать, — кто-то вспомнил о Тулли.

— Он на береге, следит за лодкой, — сипло объяснил Бейтс.

Он поднялся и подошел к предмету на земле, укрытому одеялом, и хотел было приподнять покрывало, но, поколебавшись, отошел. Это было тело брата Тулли, которого Кент застрелил этой ночью.

— Надо б дождаться, когда Тулли придет, — неловко промолвил Рыжий. Бейтс и Кент были давними приятелями. Часом позже Тулли вернулся в лагерь.

Он ни с кем не перемолвился ни словом в тот день, а на следующее утро Бейтс нашел его копающим яму на берегу.

— Эй, Тулли! Никто, кажись, не в настроении завтракать.

— Ага, — буркнул Тулли. — Тащи лопату.

— Прикопаешь его здесь?

— Ага.

— Чтобы он слышал волны?

— Ага.

— Классное местечко.

— Ага.

— А куда головой?

— Так, чтобы он мог видеть эту клятую лодку! — яростно выкрикнул Тулли.

— Но… он жеж не может видеть, — неуверенно предположил Бейтс. — Он жеж помер, а?

— Он разроет песок, когда каноэ приплывет назад! А оно приплывет! И Бад Кент будет сидеть в нем — живой или мертвый. Тащи лопату!

В глазах Бейтса появился суеверный страх. Он колебался.

— Но мертвые жеж не могут видеть. Правда жеж?

Тулли обернулся к нему с искаженным лицом:

— Брехун! — проревел он. — Мой брат может видеть, живой он или помер. И он увидит, как Бада Кента вздернут! Он встанет из могилы, чтобы увидеть это, Билл Бейтс, это я говорю тебе! Я говорю тебе! Как бы глубоко его ни прикопали, он разроет весь этот песок, он позовет меня, когда вернется каноэ! И я его услышу, я буду здесь. И мы увидим, как вздернут Бада Кента!

На закате они похоронили брата Тулли лицом к морю.

Целый день накатываются волны на Путь к Скорби. Белые на верхушках и почерневшие у основания остроконечные потрескавшиеся скалы клонятся в стороны, как фарватерные буйки. На отполированных вершинах селятся морские птицы — с белоснежным оперением и блестящими глазами, они строят гнезда, чистят перья, хлопают крыльями и щелкают оранжевыми клювами, а над ними носится и кружится мелкая водная пыль.

Когда поднялось солнце, нарисовав на волнах косые малиновые полосы, птицы сбились вместе и расселись пушистыми рядами, погрузившись в дремоту. По обожженному лучами заливу неслышно прокатилась ленивая опаловая волна; чайка сонно потянулась крыльями.