Сердечная подруга - Татьяна де Росней

Мсье Морини было лет тридцать. Одет он был в зеленую вязаную кофту без воротника и узкие джинсы. Он проводил меня в свой кабинет, где стрекотал компьютер, и со всей присущей случаю серьезностью спросил, чем может помочь. За стеной плакал грудной ребенок. Стараясь не вдаваться в подробности, я объяснил ему причину прихода. Он попросил показать письма и быстро их прочел. Лицо его оставалось невозмутимым. Закончив чтение, он посмотрел на меня с интересом.

– Эти письма… как бы это сказать… очень интимные…

Иностранец, он чуть заметно растягивал слова. Я ограничился кивком, поскольку заранее решил ничего больше ему не рассказывать. Он снова пробежал взглядом переписку. Ребенок в соседней комнате заплакал громче.

– Это не совсем обычная для меня работа, – сказал мсье Морини. – Но я берусь.

Я спросил, сколько стоят его услуги. Ответ меня полностью устроил. Оказалось, что перевод будет готов к завтрашнему утру.

На следующий день дверь мне открыла женщина. Из глубины квартиры доносился голос Федерико Морини, он разговаривал по телефону.

Она представилась: мадам Морини. И протянула мне конверт. Я отдал деньги, которые принес ее супругу. Когда я, поблагодарив, собрался уходить, она сказала негромко:

– Эти письма прекрасны.

И, тут же устыдившись своего порыва, принялась извиняться.

– Простите, я не должна была их читать…

– Ничего страшного. До свидания, мадам Морини.

На улице я заглянул в конверт и увидел несколько листков напечатанного на пишущей машинке текста, который мне так хотелось прочесть. С трудом сдерживая нетерпение, я поспешил домой, на улицу Шарантон.

Это письмо – маленькой девочке, странной и страстной, нежной и неистовой, гордой и послушной; ясноглазой Констанции, которая отдается и уходит, как морской прилив, той, в чьих волосах играют лучи солнца, в чьих глазах отражается вся глубина и голубизна неба.

Я в два раза старше тебя, и я словно твой ребенок. Я питаюсь тобой. Ты – мой эликсир, моя суть, и я превратился в каннибала. Я никогда не смогу тобой насытиться. Такого голода, который снедает меня теперь, я прежде не знал. Он проник в мое сердце в один миг, словно удар кинжала. Он волнует меня, ранит, терзает, как болезнь. Он проник в мою иммунную систему. Мои антитела сдались на его милость, как несчастные и ни на что не годные солдаты. Я болен тобой, Констанция. И недуг мой зовется любовью. А ведь я думал, что уже давно вышел из возраста, когда люди ему подвержены.

Я пьянею, когда ты рядом, я хочу упиваться твоим запахом, задыхаться в твоих длинных волосах, наслаждаться в тебе – в твоих губах, в твоих объятиях, в твоем лоне, слышать, как ты кричишь, стонешь, плачешь от удовольствия, до того самого момента, как сам я сойду с ума от блаженства и любви. Я вдруг становлюсь двадцатилетним, юным, сильным, непобедимым. Я вдруг снова оживаю, как застывший от зимнего холода лес воскресает под теплыми лучами солнца. Моя жизнь вдруг становится прекрасной, потому что ты пришла и наполнила ее собой.

Я приду сегодня вечером, как мы условились, в тайное место, где ты меня ждешь. И наконец-то обрету покой.

Порви это письмо на тысячу клочков. Обещай, что ты это сделаешь!

Констанция не выполнила своего обещания. Следующее письмо было датировано 17 ноября 1995 года.

Констанция!

Ты права, в жизни я часто занимался любовью. Я начал рано. И мне понравилось. Я познал много женщин. Ты не ревнуешь, и меня это удивляет. Я всегда считал, что все влюбленные женщины ревнуют своего избранника. Наверное, я ошибался. Мое прошлое кажется тебе захватывающе интересным. Ты засыпаешь меня вопросами, и мне временами неловко на них отвечать, но ты настаиваешь на своем.

Ты – невероятное существо! Смесь зрелости и инфантильности, здравомыслия и чувствительности, страсти и холодности. Все это очаровывает меня и в то же время обескураживает.

Ты – как творение нашего дорогого Уччелло, одновременно сложна и проста. Временами я все о тебе знаю, я обладаю твоим телом и разумом, я читаю тебя словно открытую книгу, но в следующее мгновение ты ускользаешь, отдаляешься, становишься непроницаемой, почти холодной. Так ты защищаешь себя?

То, что случилось с нами и длится уже год, – сумасшедшее счастье. Но настанет день, когда придется принять решение. Ты должна вернуться в Париж, где тебя ждет другая работа. Я не представляю этот город без тебя.

Я слаб. Собственная трусость огорчает меня. До тебя мои связи – после женитьбы их было немного – были скоротечными, без будущего. Легкие, поверхностные, иногда утомительные. Я контролировал ситуацию. Теперь же мне хочется отдаться на волю рока, стать жертвой урагана, который пренебрег мной. Но у меня двое детей и жена. Она должна узнать, что я живу двойной жизнью. И этот день страшит меня больше, чем день моей смерти.

Любовь, которую ты даешь мне по каплям, с перерывами, – подарок. Временами я чувствую себя виноватым за то, что мне приходится скрывать ее, как нечто постыдное. Иногда, расставшись с тобой, напитанный твоим ароматом, твоим теплом, я с трудом становлюсь собой прежним, которого знают мои близкие и друзья. Я страдаю от этого раздвоения, оно дается мне с огромным трудом. Рядом с тобой я снова становлюсь молодым и стремительным. И вот приходится обуздывать этот порыв на полном подъеме, укрощать себя, калечить.

Мне трудно говорить тебе все это. Поэтому я пишу, зная, что это все равно рискованно, что слова, написанные на бумаге, живут долго. Умоляю, сожги все мои письма, как я сжигаю твои, пусть и скрепя сердце.

Я – твой, моя любовь, единственная любовь всей моей жизни.

Третье письмо было написано за несколько месяцев до смерти Констанции.

Любовь моя!

Я пишу тебе из тьмы, глубже которой нет. Я не могу свыкнуться с твоим отсутствием. Но ты так решила, и я уважаю твой выбор. И все же для меня это невыносимо.

И тогда я заставляю себя вспомнить о нашем большом проекте, об этой таинственной картине, которая тебя покорила, о том немногом, что до сих пор связывает меня с тобой. Я работаю над воплощением наших планов с упорством, которого, как ты знаешь, мне не занимать.

Ты не покинула мою жизнь, потому что дала мне частичку себя. Когда грусть переполняет сердце, когда разлука становится непереносимой, я говорю себе, что у меня осталось это несравненное сокровище, самый прекрасный подарок, которым ты могла меня одарить.

И я благодарю тебя снова и снова, я жду тебя. Знай, что я всегда буду ждать тебя, Констанция, пусть даже и в следующей жизни.

Теперь в моей жизни было две женщины.

Одна – брюнетка, которая продолжала на меня дуться, вторая – блондинка, которая дала мне сердце.

Жозефина была неумолима. Целую неделю я звонил ей, писал письма, посылал цветы, но она не удостоила меня ответом. Однажды вечером трубку подняла Валентина и сказала, что «мама больше не хочет с вами разговаривать».

В этой жизни без Жозефины, одинокой и банальной, как раньше, я чувствовал себя растерянным, и мне было грустно. Она же продолжала посылать меня к черту. Отвратительный характер! И вот однажды я решил для себя: хватит. Тем хуже для нее. Рассерженный упрямством брюнетки, я стал думать о блондинке.

Однажды вечером, лежа в постели, я в очередной раз перечитывал письма. Последнее послание Лорендо таило в себе несколько загадок. «Таинственная картина», «большой проект», «несравненное сокровище»… Что все это значит? Можно было бы, конечно, поговорить с Гаранс, расспросить ее как следует. Но это было рискованно. Знала ли она, что Лоренцо и ее сестра были любовниками?

Ключ к тайне находился в руках Лоренцо Валомбра. Он один мог ответить на мои вопросы. И нас разделяло огромное расстояние. Может, лучше мне забыть всю эту историю? Ведь она все равно принадлежит прошлому. Забыть, отнести письма на место, сконцентрироваться на настоящем, на моем будущем – вот цель, которую я определил для себя.

Легче сказать, чем сделать! Мысли мои часто возвращались к Лоренцо. Я находил это странным – думать о представителе своего же пола. Это было для меня в новинку. И все же выбросить из головы мысли о нем оказалось невозможно. Он стал мне сниться, превратился в навязчивую идею. Возлюбленный Констанции. Тот, кого выбрало ее сердце. Тот, кого это женское сердце до сих пор помнило и любило. Иногда ночью, когда я пребывал в состоянии полудремы, Лоренцо являлся ко мне, словно злой гений, и проникал в мои сны. И тогда я сердито шептал в темноту: «Констанция, хватит! Он мне надоел! Скажи, пусть уйдет!» Подчиняясь приказу любимой, Валомбра исчезал во тьме, чтобы я мог спокойно спать до утра. До следующего появления…